Итальянские маршруты Андрея Тарковского - Лев Александрович Наумов

оживает, производит огромное впечатление.

Именно увидев фильм на небольшом телевизоре в съёмной квартире, Тарковский высказался по поводу колористического решения. Он хотел, чтобы насыщенность цвета становилась всё меньше после того, как герои увидели сообщение о войне… по телевизору. Как рифмуются эти два бытовых прибора, расположенные на расстоянии в полторы тысячи километров! Нюквист предлагал увеличить контраст снов. Тарковский подчёркивал, что не должно быть «математически правильного соотношения между тенями и светом», но нужно «такое состояние… потрясающее совершенно… Здесь не должно быть сепии никакой». Цветность убавили. Для этого потребовалась довольно необычная обработка плёнки. Денег на сложный химический процесс «выбеливания» вновь не нашлось, опять выручили японцы.

Супруга Тарковского в просмотре участия не принимала, однако в этот день навестить пациента заехал Шварценберг. В своей книге[1080] Александер-Гарретт приводит странный эпизод: «Совершенно неожиданно он [Леон] отвёл меня в сторону и сказал, что в доме постоянно до поздней ночи люди, застолья, водка, шум, базар. (Из кухни в самом деле доносились чьи-то приподнятые, оживленные голоса.) Заметив моё смущение, ведь я посторонний человек, он с нескрываемой галльской горячностью сказал: „Андрею нужен покой, а здесь его нет! Пожалуйста, увезите Андрея отсюда!“ Андрей с постели грустно подтвердил: „Увези меня отсюда…“ Я спросила, почему он сам не настоит на том, чтобы жена Андрея создала тишину и покой и прекратила базар, ведь он же врач, на что он только махнул рукой: пробовал!» Это не единственный подобный эпизод, описанный в упомянутой книге.

Работа Тарковского с Михалом продолжилась и на следующий день. Лёжа на кровати, режиссёр изменил некоторые диалоги, а также нашёл, где сократить фильм ещё на две с половиной минуты.

В квартире бывало множество гостей. Многократно приходили Кшиштоф Занусси с супругой, Робер Брессон, Мстислав Ростропович, Пио Де Берти, Кристиана Бертончини, Андрей Яблонский и многие другие. Сюда будет присылать письма Тарковскому Акира Куросава. Являлись и те, кто хотел запечатлеть режиссёра — Крис Маркер, Эббо Демант и, разумеется, Михал Лещиловский. На Claude Terrasse, 42 состоялось множество очень значимых встреч, что тем более удивительно, если принять во внимание, как мало времени Андрей провёл здесь.

26 января Тарковский в онкологическом институте, расположенном в северном пригороде Парижа Сарселе по адресу avenue Charles Péguy, 1. Есть надежда, Шварценберг настаивает, что всё идёт хорошо. Однако нет определённости: режиссёр пишет в дневнике, что если сможет снимать следующий фильм, нужно решить, будет это «Гамлет», «Святой Антоний» или «Голгофа» («Евангелие по Штайнеру»). На следующий день он добавил в список для размышления и четвёртую картину — по откровениям святого Иоанна на Патмосе, резюмируя решительно: «Никаких „Гофманиан“»!

Упомянутую «войну», развернувшуюся между Францией и Италией, последние стремительно проигрывали. 31 января Тарковский отметил в «Мартирологе», что никто и никогда не относился к нему так прекрасно и гостеприимно, как французы. В очередной раз возникают сомнения в справедливости этого утверждения. Он будто забыл все те тернии и пуды соли, съеденные с итальянцами, сделавшими для него возможной эту жизнь в пути, о которой режиссёр то ли сожалел, то ли мечтал. Но, действительно, в описываемый период, например, Тонино Гуэрра в дневнике не упоминается. И более упомянут не будет. Друзья достаточно правдоподобно изобразили ссору. С другой стороны, факт остаётся фактом: министр иностранных дел Франции заявил, что они готовы дать Тарковским гражданство немедленно, без малейших проволочек. Словно чиновники куда-то опаздывали…

Ситуацию понимали и итальянцы, потому в Париж спешно приехал Де Берти, готовый к работе над «Святым Антонием», а также имеющий к режиссёру несколько предложений быстрого заработка на сценариях. Пио тоже понимал, что без участия Франции уже не обойтись, и в качестве продюсера планировал привлечь сестру жены Франсуа Миттерана, которая работала в индустрии.

Впрочем, Де Берти искренне хотел помочь, потому сказал, что заплатит Тарковскому за любую заявку на фильм, снимать ничего не придётся. Андрей высоко оценил такой жест. Возможно, именно потому, невзирая на все прошлые накладки и нынешнее обилие предложений, он рассматривал именно «RAI» как основного партнёра по работе, например, над «Святым Антонием».

8 февраля режиссёр записал набросок «липового» фильма для Де Берти: «Некто любит совсем юную девушку. Чтобы добиться её любви и чтобы сделать её заведомо счастливой, он реализует „предсказанное“ ей и тем самым заставляет, вернее, организует счастье на двоих. Она узнает об этом (о тайне „алых парусов“) и, оскорбленная, разрушает эфемерный замок их счастья. Ибо он лишил её права осуществить свободу воли. Как бы детектив, но не материальный, но на уровне высоких чувств». Вскоре эта затея начала изрядно нравиться Тарковскому и, быть может, при иных обстоятельствах, приняла бы форму кинокартины. Однако состояние здоровья не позволит даже написать заявку в срок.

1 февраля режиссёру сделали операцию, удалив доступную часть опухоли, а также установили микроинфузионную помпу для более эффективного обезболивания. 3-го он вернулся из больницы в парижскую квартиру, чувствуя себя прескверно. Вскоре начали появляться ощущения онемения, озноба, сильные мигрени. Шварценберг говорил, что это не столько «нормально», сколько неизбежно. В ежедневных коротких дневниковых записях этого периода сквозит ощущение, будто Тарковский осознавал положение обречённого. По крайней мере, он отдавал себе отчёт, что передовое[1081] лечение в парижской клинике не приводит к исцелению. На что же было рассчитывать? Только на новейшие открытия в медицине, и режиссёр принялся следить за тем, что происходит в мире исследований, а также расспрашивал Шварценберга, когда тот приезжал с международных конференций. Вдобавок, Ростропович охотно рассказывал о прорывах, сделанных американскими докторами.

Примечательно, что интерес Тарковского к нетрадиционному врачеванию временно притих. Андрей иногда разговаривал по телефону с Софией Сёдерхольм, но не с экстрасенсами и «ведьмами», которые находились в зоне его доступа. Тем не менее София и Юри Лина всё-таки передавали ему какие-то лекарства. Также он принимал нечто на основе берёзы и мальвы.

Французский комитет по воссоединению семьи режиссёра не прекратил своего существования, а занялся сбором средств в пользу Тарковских, организовав ретроспективу работ мастера вместе с парижской синематекой. На том же поприще они устроят и благотворительный концерт, который состоится 12 марта. Участие в нём примет Ростропович, а его супруга Галина Вишневская, хоть и даст согласие, но всё же не приедет. Кто же знал тогда, что более они с режиссёром не увидятся, и следующий её визит будет на его похороны… На концерте соберётся весь цвет парижского общества, включая Робера Брессона.

15 февраля в очередной раз приходил Крис Маркер и принёс Тарковскому наушники — подарок от Анатоля Домана. «Что он хочет от меня?» — спрашивает в дневнике Андрей,