Воспоминания о прошлом Земли. Трилогия - Лю Цысинь

половом акте тела двух партнеров сливались в одно, а затем это общее тело разделялось на три-пять новых. Это и были потомки первой пары – «ребятня», как называл их Тяньмин. Новые индивиды наследовали часть родительской памяти и «рождались» уже относительно взрослыми личностями. В этом и заключалось их отличие от земных детей. У трисоляриан, по сути, не было детства. И земные, и трисолярианские ученые считали, что этими биологическими особенностями обусловливались коренные культурные и общественные различия между двумя цивилизациями.

Чэн Синь опять испугалась. Она поняла, что Тяньмин не сдался, что наступил решающий момент. Надо что-то сделать, проявив при этом предельную осторожность.

Она с улыбкой сказала:

– Раз ни о чем другом говорить не разрешается, то, может быть, нам можно вспомнить эти истории? Они же наши личные, больше никого не касаются.

– Какие именно – мои или твои?

Чэн Синь не колебалась ни секунды. Она дивилась, как быстро ей удалось раскусить намек Тяньмина.

– А перескажи-ка мои! Верни меня в детство.

– Хорошо. Давай не будем разговаривать ни о чем другом. Только сказки. Твои сказки.

Тяньмин развел руками и поднял глаза вверх, очевидно, обращаясь к тем, кто следил за их свиданием. Смысл его жестов и слов был понятен: «Вы ведь не возражаете, правда? Тема-то совершенно невинная!» После чего сказал Чэн Синь:

– У нас около часу. Какую же сказку тебе напомнить? Хм… Может, «Новый художник короля»?

И он принялся рассказывать. Голос его звучал мягко и проникновенно, как у сказителя, нараспев читающего древнюю поэму. Чэн Синь изо всех сил старалась запомнить каждое слово, но постепенно волшебная история увлекла ее. Время текло, Тяньмин говорил и говорил… Он рассказал три сказки, связанные общим сюжетом: «Новый художник короля», «Море обжор» и «Принц Глубокая Вода». Когда последняя история подошла к концу, софон включил обратный отсчет времени. У них оставалась всего одна минута.

Пришла пора расставаться.

Чэн Синь очнулась от чудесного забытья, в которое погрузили ее волшебные сказки. Что-то поразило ее в самое сердце, и оно едва не разрывалось от боли.

– Вселенная велика, но жизнь еще больше, – проговорила она. – Мы встретимся снова.

Только произнеся это, она сообразила, что почти в точности повторила прощальные слова Томоко.

– Тогда давай условимся о месте встречи – где-нибудь не на Земле, где-нибудь в Млечном Пути.

Чэн Синь даже думать не надо было.

– Как насчет звезды, которую ты мне подарил? Нашей звезды?

– Хорошо. У нашей звезды!

Они смотрели друг на друга сквозь световые годы, и тут отсчет дошел до нуля. Картинка пропала, превратилась в «снег». А затем поверхность развернувшегося софона снова стала зеркальной.

Зеленый огонек погас. Не светился ни один из трех индикаторов. Чэн Синь осознавала, что стоит на пороге смерти. Где-то в нескольких световых годах отсюда на корабле Первого Трисолярианского флота запись их с Тяньмином беседы подвергалась тщательному анализу. Красный свет смерти мог зажечься в любое мгновение, минуя желтый сигнал.

В выпуклой поверхности развернутого софона отражались Чэн Синь и ее маленький кораблик. Обращенная к софону прозрачная полусфера шлюпки походила на крышечку изысканного медальона, под которой лежала картинка – портрет Чэн Синь. В своем белоснежном легком скафандре девушка казалась чистой, юной и прекрасной. Ее поразили собственные глаза: ясные, умиротворенные, как будто внутри нее не бушевала буря чувств. Чэн Синь вообразила этот прелестный медальон на груди Тяньмина, у самого сердца, и на душе у нее посветлело.

Прошло некоторое время, и софон исчез. Красный сигнал так и не зажегся. Космос за прозрачной стеной выглядел теперь как раньше: далекая голубая Земля перед шлюпкой, Солнце позади нее. Безмолвные свидетели всего происшедшего.

Снова навалилась перегрузка: заработал двигатель. Чэн Синь возвращалась домой.

Она сделала корпус шлюпки непрозрачным, на несколько часов запечатав себя в кокон, и превратилась в живое воспроизводящее устройство. Снова и снова повторяла она истории Тяньмина в мельчайших подробностях. Перегрузки закончились, шлюпка какое-то время двигалась по инерции, потом развернулась, начала тормозить. Чэн Синь ничего этого не заметила.

Наконец после серии толчков шлюпка замерла, люк открылся, и внутренность суденышка залил свет ламп ангара.

Здесь Чэн Синь поджидали двое служащих СОП, сопровождавших ее на космическую станцию. С непроницаемыми лицами поприветствовав путешественницу, они проводили ее через весь ангар к наглухо закрытой двери.

– Доктор Чэн, вам нужно отдохнуть. Не мучайте себя воспоминаниями. Мы и не надеялись, что вам удастся разузнать что-нибудь полезное, – сказал служащий СОП и жестом пригласил свою спутницу войти в только что открывшуюся дверь.

Чэн Синь полагала, что ее ведут к выходу из ангара, но нет. Она оказалась в тесной комнатке со стенами из какого-то темного металла. Закрывшаяся дверь полностью слилась со стеной. Каморка явно предназначалась не для отдыха. Обстановка скудная: маленький письменный стол и стул; на столе микрофон. В эту эпоху микрофоны стали редкостью, ими пользовались только для высококачественной записи. В комнате стоял неприятный, едкий запах. У Чэн Синь зудела кожа – помещение было насыщено статическим электричеством.

В каморку набилась масса народу – заявились все участники специальной группы. Как только двое сопровождающих вошли в комнату, выражение их лиц сразу сменилось с бесстрастного на озабоченное, как и у остальных собравшихся.

– Здесь «слепая зона» – софоны не могут ни видеть нас, ни слышать, – пояснил кто-то Чэн Синь. Вот оно что! Оказывается, люди научились прятаться от вездесущих шпионов, пусть и в таком крайне ограниченном пространстве, как эта камера.

К Чэн Синь обратился командующий флотом:

– Будьте добры, перескажите всю беседу. Не упускайте ни единой подробности, диктуйте все, что запомнили. Каждое слово может оказаться бесценным.

Затем участники специальной группы один за другим вышли из помещения. Инженер, уходя последним, объяснил Чэн Синь, что стены камеры под высоким напряжением, поэтому касаться их нельзя.

Оставшись одна, Чэн Синь села за стол и начала наговаривать в микрофон все, что смогла запомнить. Через час и десять минут она закончила рассказ. Попила воды и молока, сделала маленький перерыв и принялась записывать во второй раз. Потом в третий. Перед четвертым разом она получила команду рассказать обо всех событиях в обратном порядке – от последнего к первому. Пятая запись прошла под руководством группы психологов. С помощью какого-то наркотика они погрузили Чэн Синь в полугипнотическое состояние, так что она даже не соображала, что говорит. Шесть часов пролетели незаметно.

Как только закончилась последняя запись, комнату опять наводнили участники специальной команды. Они обнимали Чэн Синь, со слезами на глазах пожимали ей руку, говорили, что она совершила подвиг. Но Чэн Синь оставалась безучастной, как настоящее