Совьетика - Ирина Маленко

– Дело-то все в том, что мы – не пауки, а люди. Сплести паутину и сосать чужую кровь не может быть идеалом подсознательно для подавляющего большинства из нас, как бы ни пытались вколотить в нас культ Билла Гейтса. Отсюда – и тоска по Герою, а иногда, к сожалению, что греха таить – и завистливая злоба к тем, у кого Герои есть. Как же это так? У нас и «большое образование», и с моральными ценностями, опять же, все ол-райт, вон, смотрите, крест какой большой на шее, и стоит сколько! – ан нет, не хватает чего-то в жизни, до тоски на сердце. Сегодня мы живем в обществе без моральных авторитетов, в котором жизнь делать не с кого. Не с кем и посоветоваться, как «просто найти силы, чтобы выдержать жизненные испытания». Так вот для чего нам нужны герои! Хочется, ой как хочется, чтобы они были. Не мне лично – большинству из нас. Наболело, а их все нет. Все остались в «проклятом тоталитарном прошлом». И даже наш президент, не в обиду ему сказано, как ни вышивай его крестиком , как ни называй в честь него консервированные баклажаны, все равно на супер-звезду тянет, а вот на героя – ну не дотягивает… Обидно! И нефрустрированные граждане ностальгически пересматривают заново выпущенные недавно на DVD советские фильмы, а остальным остается злиться на Павлика Морозова, Зою Космодемьянскую и КНДР. И начинают они придирчиво цепляться к каждому слову в рассказах о ее лидерах: да такого просто не могло и быть, да знаем мы таких… Знаете, что я поняла здесь, товарищ Сон? Что настоящий лидер – не только человек, но еще и символ. Символ надежд народа, его чаяний. Дело не в том, 100% правда или нет, что Вождь донашивал старые ботинки – это частности. Зацикленные на таких вещах отказываются за деревьями увидеть лес. Дело в том, какой жизнью, благодаря, среди прочего, его труду и его руководству живут люди в стране. И опять же – по сравнению не с Абрамовичами, Соньками Золотыми Ручками и Гейтсами, а по сравнению с жизнью таких же, как они, тружеников в подобных их стране странах!

– Вы молодец, товарищ Калашникова, что своим умом до всего этого дошли. В 1998 году, когда в России люди пытались выжить при инфляции в 84%, ради воистину «благой цели» – построения «плюралистской рыночной экономики», которая позволила бы в перспективе создать разрыв в доходах между 10% наиболее и наименее оплачиваемых работников в 22 (!) раза , у нас в КНДР 17 молодых солдат, включая нескольких девушек, погибли, героически спасая от пожара одну из важных революционных реликвий- деревья, на которых антияпонскими партизанами во время борьбы за независимость страны были написаны патриотические призывы. Никто не отдавал этим солдатам приказа жертвовать жизнями – как никто не отдавал приказа вашей Зое Космодемьянской произнести перед казнью ее фашистами пламенную речь….

– Да-да, я об этом слышала в музее! Признаюсь, когда я впервые услышала эту историю, у меня мороз прошел по коже. Потому, что я поняла, насколько мы сами стали далеки от подлинного, бескорыстного героизма – вплоть до того, что многим у нас его стало просто не под силу понять!

– Дело не в том, что надо обязательно всем погибать, чтобы стать героями. И даже не столько в вопросе, солдаты какой армии имеют больше шансов победить врага в бою – которые могут пожертовать жизнью ради символа Революции или которые и в армию-то идут только когда им обещают за это премиальные в 20.000 долларов . Дело еще и в уважении к собственному народу и его истории. В какой стране, скажите, вам приятнее жить – где солдаты-герои получают заслуженные ими почести, или где защитников Родины от вражеских захватчиков публично именуют с экранов «сволочами»?…

– То есть, дело не в спасенных деревьях, а в том, что там, где люди способны на такие поступки, способны пожертвовать собой, не страшно жить! – подхватила я. – Знаешь, что всегда рядом – чье-то надежное плечо, что люди не пройдут мимо, услышав отчаянный крик о помощи, что не струсят остановить бандита и вора, если такой среди них заведется. Что ты- не один. Что здесь людям- не «все равно», потому что каждый не занят одним только самим собой. Удивительно грустно, как быстро мы забыли такие элементарные еще недавно для нас вещи. И вот ведь что интересно – такие массовые народные страдания, как у нас сейчас, где люди гибнут не спасая революционные реликвии, а от рук бандитов, маньяков, насильников, лихих водителей на дорогах, для которых нет законов, от алкоголя, от болезней, которые лечить теперь не по карману , никаких цивилизаторствующих правозащитников не интересуют. Может, мы все не люди для них? Может, на права человека имеют право только горлодерики вроде Политковской или Каспарова? Зато ой как волнует тех же самых правозащитников корейский «культ личности»! Просто до судорог в конечностях и пены у рта.

Товарищ Сон усмехнулся одними губами.

– Смотришь на людей КНДР – здоровых, веселых, работящих, гордых и смелых, любящих свою страну и уважающих своих лидеров,- продолжала я, – Cлушаешь злопыхателей в их адрес из рядов «правозащитников» – и так и хочется адресовать последним слова Квакина из повести Гайдара «Тимур и его команда»: «Он… гордый, – хрипло повторил Квакин, – а ты… ты – сволочь! « Лучше не скажешь.

– Да, – сказал товарищ Сон, немного помолчав, – неординарный Вы человек…

– Мне кажется, просто к вам сюда приезжают люди, которые не по книгам выстрадали свое понимание социализма. Эх, почему у нас нет таких, как Вы? – вздохнула я.

– А кто Вам сказал, что нет? Наверняка есть! Вы просто плохо искали.

– Если честно, то и не искала совсем…

– Вот тут Вы, вероятно, и совершили кардинальную ошибку. Но это неважно теперь. На ошибках учатся.

На улице начало потихоньку светать. Где-то завизжал поросенок, а потом послышался далекий заводской гудок.

– Ой, засиделись мы с Вами! Идите спать, а то уже вставать скоро, – спохватился товарищ Сон и взялся за перила, намереваясь перелезть обратно на свой балкон. – Да, кстати, Вы случайно не из Владивостока?

– Нет, а почему Вы спрашиваете? Вообще-то у меня отец родился в Приморском крае…

– Тогда понятно.

– Что?

– Один друг говорил мне – не знаю, правда это или нет, – что когда русские осваивали Дальний Восток, то сначала был сильный перевес мужчин, и тогда ваши власти, чтобы люди оставались на новом месте, послали туда много крепостных девушек. Отбирали при этом самых красивых…

– Это что, комплимент?

– Зачем комплимент? Вы себя в зеркале видели?

– Ну и язычок у Вас, товарищ Сон! Это я сейчас пойду нервно курить в коридоре, хотя отродясь не курила!

– А что я такого сказал? Ну, спокойной ночи! Утро вечера мудренее…

И он исчез в своем номере. А что «мудренее»? Утро-то и так уже наступило…

Но я все так и не могла заснуть. Корея, казалось, подняла в моей душе наверх, будто магнитом, все самое лучшее и смыла с меня все наносное, подобно ситу, через которое можно отсеять пустую породу. Я не узнавала саму себя…

****

…В понедельник мне предстоял медосмотр – для поступления в санаторий. Я еще никогда до этого в западных странах медосмотры не проходила – обычно там на здоровье людей всем было наплевать, если только нельзя на этом хорошенько подзаработать – и поэтому мне было интересно, есть ли какие-то различия между их медосмотром и нашим, дома. Оказалось, например, что в Корее он проводится даже чаще, чем было в СССР – раз в квартал, а не в год.

Во время медосмотра врач заметил, что у меня сильно напряжены многие мышцы – видимо, от стресса, – и тут же предложил, чтобы мне сделали хороший традиционный массаж. Корея славится им и иглоукалыванием.

Сказано- сделано. На меня надели больничную пижаму (видимо, самую большую, какая у них нашлась), разложили меня на кушетке с валиком вместо подушки и позвали массажиста. Это оказался крепкий еще дяденька лет 60.

Массажист крякнул и начал согнутой в локте рукой разминать мне позвоночник. Через пять минут было такое чувство, что у меня во всем теле не осталось ни единой целой косточки. Не было сил даже вскрикнуть – так было больно. А он все не унимался, разворачивал меня то так, то эдак и вцеплялся в мои мышцы мертвой хваткой: на ногах, на животе, даже на том месте, которое у голландцев именуется achterwerk . Ему, кажется, особенно нравилось разминаться своим локтем именно там.

Я лежала на этом топчане, он массировал меня, а я думала о Саскии Дюплесси. Какая-то она была, что любила, что ненавидела, чего хотела от жизни?… Никто никогда уже не узнает. А я так хочу прожить свою жизнь не зря – чтобы от нее остался добрый, хороший след!

Было все еще больно. Я закусила губу и решила терпеть.

И как оказалось, не зря! Вскоре боль медленно испарилась, и я почувствовала себя словно распаренная хорошенько после бани. Это лишь слабое сравнение, на самом деле мне было еще намного лучше этого !

За дверью меня поджидал ехидно улыбающийся, как мне показалось, товарищ Сон.