Время и деньги - Рони Ротэр

завтра утром можешь отправляться. Но через два дня ты должна быть здесь.

— Буду! Обязательно буду! — радость снова озарила её лицо. — А деньги мои заработанные когда можно получить?

— Сию же минуту, — усмехнулся Гилэстэл.

Глава 23

Братья понуро стояли перед отцом. Босые, голые по пояс и жалкие. Из носа Мангука сочилась кровь, стекала по усам и пачкала короткую бороду, но он не смел поднять руку, чтобы её вытереть. Жунбар держался за челюсть, а Ажиян потирал затылок, по которому угодил брошенный Хазувом деревянный упор.

— Никчёмыши, — оглядывая своих отпрысков, подытожил Хазув. — Я думал, что вырастил трех сыновей. Теперь вижу, что у меня три барана.

— Отец, — вяло возмутился Жунбар. — Мы не виноваты. Этот князь — колдун. Он на нас чары свои наслал.

— Что-то много вокруг нас колдунов развелось, — скривился старик.

— Не вокруг нас, а вокруг Ниры, — буркнул Ажиян. — Сама ведьма, и тянет к себе таких же.

— Я тебе покажу «ведьма»! — Хазув швырнул в неговторой чурбак.

Ажиян присел, и деревяшка пролетела над его головой.

— Отец, мы защищали Ниру как могли! — голос Жунбара наполнился негодованием. — Но разве мы могли тягаться с ним? Он сразил предводителя Безгласных, которого ты так боялся! Выбрался из ям Джез-ак-Зака! Какому человеку под силу такое? Ажиян в него десяток стрел выпустил! Ты Ажияна знаешь, он козленка на горном склоне в глаз с одного выстрела бьет. А в колдуна ни одна стрела не попала! Его ни стрелы, ни нож не берут! А ты нас упрекаешь.

— Защищали Ниру, говоришь? — прищурился Хазув. — Кроме ободранных о колючки ног и набитых мной синяков, я не вижу других ран на ваших телах. И я знаю, почему. Потому что вы трусы!

Хазув презрительно оглядел сыновей, вздохнул и потянулся к ящику со старой обувью. Пошарив в нем, он вытащил кошель с остатком выкупа, развязал ивынул одну монету. Подумал и достал еще одну. Швырнув деньги к ногам сыновей, приказал:

— Купите себе обувь. И мягкие свои животы прикройте. Найдите Нойджета и позовите его ко мне.

Ажиян подобрал монеты и кивнул братьям. Проходя мимобадьи с водой, стоявшей у входа, Мангук зачерпнул ковшом воды. Во дворе подал ковш Ажияну.

— Полей мне.

Ажиян плеснул ему в ладони, и Мангук наконец-то смыл кровь с лица. Задрав голову кверху, чтобы унять кровотечение, Мангук скосил глаза и неприязненно прищурился на Жунбара.

— Вздуть бы тебя как следует. Все из-за тебя.

— Чего? — вскинул брови Жунбар.

— Твоя идея была — барахло их прибрать. И не взяли ничего, и своего лишились.

— Я не Нира! — огрызнулся Жунбар. — Чужие мысли читать не умею! Откуда мне было знать, что они вернутся?

— Я тебе говорил, что обождать день-два надо? Ты что ответил? «Порешили их, сам видел!». Мало того, что обобранные, будто малолетки, так еще и отцу врать пришлось. У, как дал бы…

Мангук замахнулся на Жунбара, но тот проворно отскочил.

— Хватит грызться, — прервал ссору Ажиян. — Устроили свару, словно нищие на закрытии базара. Идемте в лавку, отцово веление исполнять надо.

— В лавку пойду. А к Нойджету пусть он отправляется, — кивнул Мангук на Жунбара. — Сам навалил, сам пусть и разгребает это ослиное дерьмо.

В новых сандалиях из обрезков грубой кожи, остающихся при пошиве более дорогой обуви, идти было не очень удобно. Жесткие ремни стерли бы ноги в кровь, если бы Жунбар не обмотал ступни тряпицами. Разве это обувь? К деревянной подошве прибиты несколько связанных между собой ремней — вот и вся обновка. Но хотя бы не босиком.

Когда они очнулись на том злополучном дворе, выяснилось, что у них не осталось ни одной, даже самой мелкой монетки. Чужестранцы исчезли вместе с Нирой и со всем добром, на которое у братьев были большие планы. Одного Жунбар никак не мог понять: на кой князю-богатею сдались ихстарые сапоги? Знакомых в Джез-ак-Заке у братьев не было, в подаянии троим здоровым парням люди отказывали, совестя их за лень и тунеядство. Продав рубахи, купили хлеба. И пришлось братьям возвращаться в Масгитию босыми полуголыми нищими. Сыты были благодаря Ажияну и его луку — подстреленные суслики шли на «ура» в качестве жаркого.

Деревянные подошвы постукивали о камни — Жунбар давно уже покинул равнину, и, достигнув гор, шел по ущелью, вдоль русла оскудевшей по летнему времени речки. То там, то тут попадались тяжелые валуны, принесенные с вершин весенними бешеными потоками. Жунбар присел на один из камней у воды, развязал ремни на сандалиях, и, размотав обмотки, вытряхнул мелкие камушки. Зачерпнув горстями воды, Жунбар напился и ополоснул лицо. Потом окунул ноги в холодный поток.

По спине что-то легонько стукнуло. Жунбар оглянулся и увидел выглядывающего из-за каменного выступа человека.

— Заблудился, путник?

— Нет, — ответил Жунбар. — Я дорогу знаю.

— А куда она тебя приведет, знаешь?

— Надеюсь, к Нойджет-кене, — употребил Жунбар уважительный оборот речи, понимая, что разговаривает с одним из людей Нойджета.

— Откуда ты такой умный? — человек вышел из-за камня. Вслед за ним показался второй, с луком наизготовку. — Сам кто?

— Меня отец прислал, Хазув Шума-инайнам.

— А, «Безлапый волк», — успокоившись, человек махнул рукой товарищу, чтобы тот убрал оружие, и поманил Жунбара. — Ну, идем, волчонок.

Жунбар поспешно накрутил обмотки, завязал сандалии и поспешил за провожатым. Нойджет встретил гостя без особого радушия.

— Зачем я Хазуву снова понадобился? — поигрывая черными бровями, смерил он парня пронзительным взглядом.

— Не знаю. Просил навестить его, и всё, — Жунбар, стараясь не выдать волнения, стоял перед предводителем горных разбойников.

Стоял смирно, а сам втихомолку рассматривал его убежище — примыкающий к отвесной скале маленький, сложенный из камней домик. Слышал Жунбар, что это дом — лишь вход в обширные пещеры, где находилось логово Нойджета.

Нойджет скривился, почесал шею под черной, как смоль, бородой.

— Не многие имеют смелость просить меня о чем-то дважды. Но у меня давний долг перед твоим отцом, долг чести. В прошлый раз мне не удалось его вернуть. Надеюсь, в этот раз я его погашу.

Нойджет пустился в путь на караковом жеребце. Ехал шагом, но Жунбар все равно едва поспевал за ним, оступаясь в неудобной обуви и втихомолку кляня разбойничью жадность — мог хотя бы мула или осла предложить. За все время пути Нойджет ни разу не оглянулся на Жунбара.

К родному селению прибыли в нарождающихся сумерках. Во дворе Мангук хлопотал у котла, в котором, судя по запаху, готовилосьмясо. Хазув выкатился на своей тележке из дома, и встретил гостя на пороге. Нойджет спрыгнул с седла, кинул поводья Мангуку и