«Злой гений» Порт-Артура (СИ) - Романов Герман Иванович

«Сикисима» продолжал вести неравный бой с двумя русскими броненосцами, которые охаживали его огнем из пяти двенадцатидюймовых пушек. Кормовая башня на «Полтаве» прекратила стрельбу, замерев в одном положении, видимо, заклиненная. Зато 152 мм орудия имелись в почти полном комплекте — раза два на японском броненосце вспыхивали пожары, но самураи держались и продолжали сражаться.

И наносили значимый ущерб русским «визави» — «Полтава» жутко дымила, охваченная пожаром, одна труба на корабле была изувечена. «Севастополю» тоже досталось, пусть не так крепко. Но была иная беда — броненосец шел вперед, напрягая остатки сил кочегарной команды и стараясь не отстать, «не выпасть» из боя.

Флагманский «Пересвет» сошелся в клинче с «Ниссином» — и перевес в орудийной мощи начал сказываться, все же 254 мм орудия против 203 мм выдают почти вдвое большие по весу снаряды. А преимущество японского корабля итальянской постройки в шестидюймовых пушках не так существенно — семь против пяти в бортовом залпе.

Головным у японцев шел поврежденный при таране собственного крейсера «Касуга», именно он определял ход отряда, все же чуть меньший, чем мог выдать «Севастополь» при максимальном напряжении машин. Будь иная ситуация, возможно злосчастную «Касугу» бы бросили, но только не сейчас, когда помощь была так близка. Бой уже шел на траверзе Дальнего, до которого чуть больше десятка верст, и еще пять отделяли русских от японцев. Эссен определил дистанцию боя всего в 25 кабельтовых, и она понемногу сокращалась. Все же скорость русских кораблей была чуточку больше, чем у противника.

Но «Касуга» не предстал беззащитной жертвой, хотя его носовая 254 мм пушка не стреляла. Зато кормовая башня с парой 203 мм пушек и семь 152 мм казематных орудий обрушили на преследующие русские корабли ужасающий град снарядов. И стреляли точно — «Диана», ввязавшаяся в драку, уже отвалила в сторону, лишившись средней трубы. На крейсере полыхал пожар, и корабль направился в Дальний. Похоже, что «богиня» окончательно выбыла из общего числа «игроков».

Зато «Баян», оставшись один на один, пусть и имея те же два 203 мм орудия, но в одиночных башнях, но всего четыре шестидюймовых пушки — дополнительную артиллерию на нем не успели поставить. А жаль — так было бы семь против семи, полное равенство в бортовом залпе. Но и этого хватало, да и шесть орудий с «богини» оставили на враге свои отметины — «Кассуга» горел, сильно осев на нос, и казалось, что еще полчаса, и все будет кончено с «итальянским кондотьером» в японском исполнении…

— Как не повезло, да что это такое…

Никогда Фок еще не слышал столь хлесткие эпитеты в исполнении Эссена — не в сторону начальства, как обычно водится, а в фатум и судьбу, в злосчастное стечение обстоятельств. Всего полчаса тому назад на русских кораблях предвкушали очевидную победу, столь близкую, а теперь эскадра сама искала спасения, направляясь к столь близкому Дальнему — парадоксальное словосочетание.

Однако японцы не зря рвались к Эллиоту — помощь оттуда пришла намного раньше, чем рассчитывал в своих вариантах Фок. Вначале показались дымы, потом из рубки разглядели корабли. И первым опознали «Палладу» — «богиня» шла полным ходом, густо дымя всеми тремя трубами. Скорость на ней определили в немыслимые ранее 21 с половиной узла, видимо крепко «поджало». За ней поспешал «Аскольд», задорно отбиваясь от двух преследующих «собачек».

Это было бы странно, ведь русские крейсера гораздо сильнее японских, но вот за детищами американской постройки торопились два новых участника, связываться с которыми поврежденным в бою русским кораблям не хотелось. Проблематичное выйдет занятие!

К месту боя подходили два броненосных крейсера — «Асама», что нанесла серьезные повреждения «Варягу» в бою под Чемульпо в первый день войны, а за ней поспешал трехтрубный «Якумо», построенный на германской верфи, и потому имевший лучшее бронирование.

С флагманского «Пересвета» тут же последовали короткие приказы, переданные набором цветных флажков поднятых на стеньгах. Адмирал Алексеев приказывал броненосцам следовать в Дальний. А вот крейсерам немедленно уходить в Порт-Артур на полной скорости.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

«Баян» под флагом Рейценштейна тут же вышел из схватки и довольно быстро увеличил ход — одна искалеченная труба на фоне трех действующих ему не мешала превратиться в «ходока». Японские «собачки» мгновенно отпрянули — самурайский задор был подкреплен расчетом — все же у русских три крейсера, каждый из которых превосходит как в водоизмещении и бронировании, так и утыкан десятком шестидюймовых пушек. И это не говоря о башенных орудиях «Баяна».

Фок подумал, что японские корабли станут преследовать отходящие в Дальний броненосцы. Однако ни «Сикисима», ни «Ниссин» не проявили такого желания от слова «совсем». Они уползали в сторону архипелага, и вроде даже скорость уменьшили. Зато «Асама» и «Якумо» ввязались в драку, правда, держались броненосные крейсера на приличном расстоянии, больше тревожа близкими разрывами снарядов, чем попаданиями, которых Фок не заметил. Хотя один раз от близкого разрыва по броневой стали рубки отстучали осколки, но то было вроде прощальной мелодии.

Реквием по случившемуся сражению!

Отход русских броненосцев в Дальний был предопределен самим положением вещей — на горизонте показались густые дымы. К месту боя поспешал адмирал Того с тремя броненосцами, связываться с которыми было сумасшедшей затеей, граничащей с коллективным самоубийством. А потому уходить на Порт-Артур уже было поздно — «Пересвет» с «Полтавой» может быть и ушли, а вот «калеку» «Севастополь» быстро бы догнали и потопили — полный ход у вражеских броненосцев 18 узлов, чуть ли не вдвое больше. Так что идти только в Дальний, и там за минными заграждениями принять новый бой, имея поддержку береговых батарей.

«Пересвет» при помощи двух миноносцев уже прошел через фарватеры в минных полях, за ним следовала «Полтава», а «Севастополь» шел за «Отважным» — канонерская лодка стреляла по «Якумо» из кормовой ретирадной пушки, но попаданий, судя по всплескам, не добилась.

Зато тут же включилась в схватку трех орудийная батарея 152 мм пушек Кане от Дальнего. Дистанция стрельбы из них достигала 11 верст с «довеском». И «Асаму» накрыло близким недолетом, который воздействовал на самураев, кипевших жаждой мести, отрезвляюще. Все же они учились у англичан, а сам адмирал Горацио Нельсон признавал, что одна пушка на берегу стоит трех на корабле.

— Жаль, не потопили «Касугу», Александр Викторович! Эх, тогда бы была полная победа!

Эссен хмурился, вид у командира «Севастополя» был еще тот, малость потрепанный и слегка «подкопченный», на белых повязках алые и розовые пятна. Да и сам Фок выглядел не намного лучше — рука и плечо в бинтах, голова тоже обвязана, как прежде — на затылке, ближе к макушке, содран кусок кожи вместе с волосами. В горячке даже не заметил, пока не намок воротник кителя, и он это не ощутил.

— Аппетит приходит во время еды, так что быть вам адмиралом, — рассмеялся Фок и неожиданно стал крайне серьезным. Он встал рядом с Эссеном, и заговорил тихо, чтобы его слова никто не расслышал. И наблюдал за выражением крайнего удивления на лице Николая Оттовича. Однако вскоре оно сменилось на понимание.

— Примите добрый совет. Пока не поздно прикажите поднять сигнал адмиралу, что вы собственными глазами видели, как героически погибла наша подводная лодка, потопившая в торпедной атаке вражеский броненосец и повредившая другой. И оповестите о том команду «Севастополя». Евгений Иванович поймет и сделает тоже самое!

— Я понимаю, — кивнул Эссен, — никто не должен знать, что мы ставили мины в нейтральных водах. А если будут подрывы в будущем, то есть отговорка — здесь часты шторма…

Глава 29

— У истории своеобразное чувство юмора, Евгений Иванович, — Фок усмехнулся, искоса посмотрев на Алексеева, что выглядел как потрепанный жизнью бывалый пират, возвратившийся из удачного набега. Адмиральская борода подгорела, и после работы парикмахера, изрядно уменьшилась в размерах, зато приняла пристойный вид. Правый глаз наместника закрывала белая повязка, хорошо, что не черная, да и глаз остался целым. Зато бровь серьезно пострадала — ее почти срезало раскаленным осколком. Левая рука на перевязи, но в деснице наместник сжимал бокал коньяка, и выражение на лице было самое торжествующее.