Реставрация - Роуз Тремейн

— Я уже говорил, что вы не единственный арбитр в этом вопросе, мы ждем от вас только медицинского заключения, затем женщину осмотрят и другие специалисты.

— К примеру, доктор Мердок?

— Да, только его никто не видел со дня смерти Сары Ходж.

— Тогда кто же?

— Будем искать медиков в других деревнях.

— А если они найдут «метку» дьявола?

Сэкпол провел рукой по подбородку.

— Я не сторонник расправ. Но и защитником дьявола выглядеть не должен.

— Ее убьют.

— Или прогонят. Постараюсь, чтобы прогнали.

Сегодня двадцать восьмое января. Холодный пасмурный день. Вчера я слишком устал, чтобы записать все, что произошло в мой день рождения, но сегодня продолжу рассказ. Я стал старше всего на один день, но этот день изрядно прибавил мне ума: ведь я заглянул в свое будущее.

Хотя я предпочел бы вернуться домой, немного порисовать и проследить за подготовкой к ужину, выбора у меня не было, и я последовал за преподобным Сэкполом к низкой, крытой соломой хижине, где вела странную, сумеречную жизнь несчастная Мудрая Нелл. Как темен ее дом, как низок потолок, как малы окна! Не могу похвастаться высоким ростом, но даже я не мог полностью распрямиться в этой каморке. Можно сказать, подумал я, что, помимо всех прочих горестей, бедняки страдают и от своих жилищ.

Хотя Сэкпол вполне добродушно и даже тепло поздоровался с хозяйкой (интересно, так же любезно предлагает палач осужденному положить голову на плаху?), я успел заметить при тусклом свете единственной свечи, что Нелл — она сидела в кресле-качалке, скрестив на груди руки, — страшно испугалась, не зная, чего ждать от нашего прихода. Она с мольбой подняла на викария глаза, показавшиеся мне похожими на глаза бульдога — такие же крупные и выпуклые, и забормотала, что всегда служила только Богу и королю и не знает, отчего умерла Сара Ходж. В комнате стоял отвратительный запах, словно кто-то со смаком испортил воздух. Я прикидывал, откуда может взяться этот запах, — возможно, так пахнут трупики ласточек или еще чего-то, что Нелл использует для своих снадобий, или это протухшая требуха — еда старухи, или запах самого страха, реального явления, вызванного недостаточной или, напротив, чрезмерной работой некоторых желез.

Больше всего на свете сейчас я стремился поскорее покинуть лачугу, но понимал, что уйти, не произведя осмотра, мне не позволят: у дверей толклись родители и братья покойной Сары, они изрыгали проклятия и требовали справедливости. Их поддерживали другие жители деревни, на лицах всех этих людей лежала печать бедности, у них был жалкий вид, и это заставило меня задуматься, не придут ли ко мне завтра за шестью пенсами те, что сегодня ждут моего вердикта.

Желая поскорее покончить с этим делом, я приблизился к Нелл и сказал как можно мягче, что ни в чем ее не обвиняю, а сюда пришел как врач, в свое время практиковавший в Уайтхолле (я умолчал о том, что моими пациентами были собаки), чтобы «осмотреть маленькую штучку у нее на шее и определить природу этого образования».

При этих словах Нелл подняла на меня свои собачьи глаза и плотно натянула шаль на подбородок, как будто бинтовала рану. «Суккуба… Прислужница дьявола… вот как они меня называют! Эти слова идут из ада их собственных мозгов. Но Бог читает в моем сердце и знает, что никогда в жизни я ни на кого не накладывала проклятия…» Нелл продолжала говорить, не спуская глаз с моей барсучьей табарды, которую я так и не снял. Сэкпол несколько раз порывался прервать заверения Нелл в своей невиновности, но тут я заметил, что Нелл очаровали меха и так приковали к себе (и к их владельцу) ее внимание, что речь старухи замедлилась, слова в свою защиту постепенно забывались, и я предположил — как оказалось, верно, — что вскоре она совсем умолкнет.

Тогда я понял, что, прибегнув к маленькой хитрости, мне удастся успокоить Нелл и осмотреть ее шею, не испугав и не применив насилия, глубоко противного моей природе. Я шепнул Сэкполу, чтобы он немного отошел, следил за происходящим из угла сырой лачуги и молчал до окончания осмотра.

Видя, что теперь Нелл не так испугана, как вначале, Сэкпол выполнил мою просьбу. Я подошел к Нелл и опустился на колени подле ее кресла; тело ее источало такое зловоние, что я с трудом сдерживал рвотные позывы.

Из-под шали осторожно выползла костлявая рука, мягко опустилась на барсучью мордочку на моем левом плече и нежно ее погладила. Я внимательно смотрел на Нелл. Она кивала, будто что-то узнавая. Я долго молчал и не двигался. Тем временем рука Нелл переместилась на правое плечо и коснулась барсучьего носика. Когда я снова взглянул в ее глаза, страха там почти не было. Пора поднести свечу поближе, подумал я, попросить старуху размотать шаль и откинуть голову, чтобы я мог рассмотреть нарост. Но только я потянулся за свечой, как Нелл заговорила снова.

— Мне это грезилось, — прошептала она. — Мужчина в звериной шкуре. Но не он был моим обвинителем — я обвиняла его.

Я промолчал.

— Я обвиняла, — повторила Нелл.

— В чем ты его обвиняла? — тихо спросил я.

— В том, что он отошел от меня, — сказала она. — Забыл.

— Он что, согрешил?

Нелл утвердительно кивнула.

— Согрешил. Ему долго предстоит падать.

— Ты видела это в своих грезах?

— Да.

— Он утратит благодать Божию?

— Всякую благодать. И погрузится в хаос.

Я молчал. Рука моя все еще тянулась к свече, но я не мог совершить даже этого простого действия, так взволновали меня слова Нелл. Я не мог больше смотреть на ее лицо. Сердце мое колотилось. Руки стали холодными и влажными. Во рту появился горький привкус. Если старуха знает мое будущее, рассуждал я, значит, она и в самом деле связана с дьяволом. Однако понимая, что такие мысли порождены страхом, я сдержался, напомнив себе, что в мире существует множество разновидностей и родов колдовства, из которых самый ужасный, возможно, страх, а самый вечный — любовь. Конечно, меня испугало предсказание — особенно потому, что совпало с днем моего рождения. Какая-то часть меня стремилась узнать больше — как говорится «самое худшее», другая же трусливо не хотела знать ничего, будучи абсолютно не готовой проявить мужество, если «худшее» действительно будет не из легких. «Погрузиться в хаос — это и в самом деле пугало!

Раздался стук в дверь, снаружи слышались крики, и Сэкпол — я совсем забыл, что и он присутствует в комнате, — торопливо заметил, что пора приступить к осмотру: «Ну же, сэр Роберт!»

И вот, все еще трясущейся рукой я подвинул свечу ближе к Нелл, попросил показать мне отметину и сказать, что она сама о ней думает. «Ведь она твоя, Нелл, только ты знаешь, когда она появилась, касался ли кто-нибудь ее и что за жидкость или вещество выделяется оттуда, если, конечно, выделяется».

Нелл молчала и не двигалась. Сейчас, когда лицо старухи было освещено, я видел у нее на щеке изрядное количество крупных родинок или бородавок уродливой формы, из тех, что доставляли страдание несчастному Оливеру Кромвелю, бывшему некоторое время вождем нации и главой Английской республики.[50] Врачи знают, что подобная зараза, однажды прилипнув к человеку, обладает способностью возобновляться, что часто приводит к массовому появлению подобных наростов, словно они произрастают из спор, как грибы. Пока Нелл не приоткрыла шаль, я думал увидеть нечто в этом роде на ее шее.

Однако когда нарост, располагавшийся под ее ухом, по ходу яремной вены, открылся моим глазам, мне стало ясно, что это не бородавка. Величиной с мелкую монету, он был грязно-бурого цвета и утолщался к центру. Ничего подобного я не видел за все годы, что занимался медициной. Если б кожа не изменила цвета, я, пожалуй, заявил бы, что это остаточный шрам от ожога или свища, но пигментация была слишком сильно выражена, ткань же шрама со временем обесцвечивается. Больше всего уплотнение напоминало маленький сосок — такой можно увидеть на только начинающих расти грудках двенадцатилетних подростков.

Самым решающим в осмотре было пальпирование нароста: предстояло увидеть реакцию старухи и узнать, выделяется ли из него какое-либо вещество.

Нелл не двигалась, одна ее рука по-прежнему гладила мех, но я почувствовал, как ее тело пронзила мощная судорога. Дверь сотрясалась от ударов за моей спиной, крики становились все нетерпеливее.

— Ну что? — прошептал Сэкпол. — Каково ваше мнение?

Я не знал, что сказать.

Минуту назад я испытал отвращение, потом страх. Я призывал себя к спокойствию, надо было действовать с решительностью и хладнокровием врача. Сейчас же, зажав между большим и указательным пальцами сосок (или еще что-то, не знаю, как это назвать) и чувствуя сильнейший страх в Нелл, я вдруг испытал прилив глубокой скорби и отчаяния. Я задержался на коленях еще мгновение, глядя на сухую, безжизненную, узловатую руку Мудрой Нелл, — она так и лежала на барсучьей головке. Потом встал и повернулся лицом к темному углу, где Сэкпол дожидался ответа.