Меня зовут Сол - Китсон Мик

— А зачем ты ему сказала наши имена? И что мы преступницы?

— Он никому не скажет. Он милый. И симпатичный.

— Может, и симпатичный, но это вовсе не значит, что он хороший.

— Значит, — возразила Пеппа, — люблю красивых. У него мышцы на руках. Он тебе понравился?

— Нет.

— А вот и понравился. Ты вся красная.

— Пеппа, заткнись.

Я не люблю ее затыкать, но иногда приходится. Она считает, что все вокруг смешно, и никогда не бывает серьезной. Нельзя же доставать людей только потому, что тебе смешно. Но ей всего десять лет. Вообще жизнь серьезная штука, и нужно постоянно строить планы, но Пеппа этого пока не понимает. Она была еще слишком маленькая и многого из того, что творилось дома, не запомнила. К тому же я от нее многое скрывала. Она не видела Мо совсем пьяную и не видела, как Роберт ее бьет или как он приходит ко мне по ночам. Но иногда приходится просто действовать, решать, что хорошо, а что плохо, и приводить свою жизнь в порядок. Например, обустраивать лагерь, если ты живешь в лесу. Если лагерь чистый, удобный и продуманный, ты выживешь и твой моральный настрой будет лучше.

С холма мы видели следы лыж Адама — он уехал от нас и нашего леса туда, где пустошь переходит в широкую долину, а потом снова поднимается вверх, к Магна Бра. Уже темнело, темно-розовое солнце повисло прямо над соснами. Я решила, что волноваться из-за Адама нет смысла. В любом случае, он знает, где мы живем, а найти лагерь Ингрид невозможно.

Ингрид уже развела костер и приготовила хлеб и суп, но у нее все еще болела спина, так что после чая она села передо мной на длинное бревно, и я долго растирала ей спину внизу, где было больно. Потом она приняла ибупрофен, а я приложила ей к спине горячий камень в полотенце. После этого она отправила меня набрать снег и положить ей на спину. Кожа у нее на спине была гладкая и пахла, как сосна. После снега я снова приложила горячий камень. Она сказала, что так можно освободить защемленные нервы и заставить кровь циркулировать.

— Я старая, и кровь у меня теперь медленная, — объяснила она.

Я еще раз растерла ей спину, и она сказала:

— Спасибо. У тебя легкие руки.

Стало реально холодно, так что мы завернулись в одеяла, а Пеппа надела кроличью шапку. Мы говорили о Мо. Ингрид сказала, что нужно забрать ее пораньше, пока ей не стало хуже. Я тоже так думала. Когда она пробудет в приюте четыре недели, ее выгонят. Пеппа сказала, что мы должны построить ей шалаш, и мы решили заняться этим завтра, а послезавтра поехать за ней.

Глава четырнадцатая

Машина

Ночью мы совсем замерзли. В конце концов я вытащила из костра камень, завернула его в полотенце и положила между нами. Камень помог. Утром я проснулась, раздула костер, приготовила кашу и чай, а потом пошла нарезать жердей для шалаша Мо.

Работа была тяжелая, так что Ингрид мы позволили остаться в постели, пока сами искали жерди и носили камни, чтобы сделать лежанку. Мне пришлось набрать очень много еловых лап, потому что стенки шалаша должны были быть толстыми — брезента у нас больше не было. Я целый день таскала эти лапы, а потом мы с Пеппой выкладывали ими стенки шалаша. Снова пошел снег, который дополнительно защитил новый шалаш от холода. Шалаш для Мо мы поставили рядом с очагом, на берегу реки, выходом к нашему шалашу. Теперь, когда три шалаша стояли вокруг костра, лагерь стал походить на индейское поселение. Пеппа вымела из шалаша снег и листья, мы застелили пол ровным слоем еловых веток и сделали стол из плоских камней. Ингрид дала нам одеял. Пеппа подвесила над входом звездочку из перьев и ленточек, очень милую. Сам вход мы завесили толстой зеленой тканью, которая была у Ингрид, а внутрь поставили свечек из березовой коры и корзинку, в которую можно было класть всякие мелочи. На кровать мы еще положили пару шарфов Ингрид, чтобы было покрасивее.

Спина у Ингрид болела весь день, но она сказала, что боль пройдет, если она отдохнет. Мы ели рис и фасоль с хлебом и пили чай с сахаром. Я начала волноваться, думая, как Мо будет жить с нами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Когда мы встали утром, Ингрид сказала, что спина больше не болит, но ходила она все еще медленно. Она вытащила из ящика отвертку, кусок медной проволоки и маленький молоточек и сунула их в карман пальто. Шляпу она не надела, зато перетянула волосы шарфом.

Я взяла рюкзак, куда положила карты, компас, нож и подзорную трубу.

Мы поели каши, выпили чаю, а потом включили два налобных фонарика и пошли к дороге. Еще даже не рассвело. Идти вниз было скользко, зато мы увидели барсука, который направлялся в свою нору в маленькой лесистой долинке.

Мы вышли к самому гаражу и «Литл шефу» и, держась в тени деревьев, дошли до парковки. Мы с Пеппой остались в лесу. Ингрид сказала:

— Нужно найти старую машину. Новую я не заведу. Только старую, типа «фольксвагена» или «вольво».

И она пошла на парковку. Там стояли машины, в гараже и «Литл шефе» горел свет, но парковку оттуда было не видно. Мы смотрели, как Ингрид бродит среди машин. Иногда она наклонялась и всматривалась в бампер или капот. Потом она прошлась мимо крайнего ряда автомобилей, присела, встала и махнула нам. Она улыбалась и подняла вверх оба больших пальца.

Мы бежали к ней, когда я услышала тихий удар и гудение. Ингрид разбила окно своим молоточком, и рядом с машиной валялись осколки стекла. Она что-то сделала с замком и открыла переднюю дверь, а потом распахнула заднюю и велела нам садиться.

Она копалась под рулем, и мы слышали какие-то странные звуки, и Ингрид шептала что-то по-немецки. Мы с Пеппой сидели на заднем сиденье — широком, обитом красной кожей. Машина была старая и красивая, покрашенная серебряной краской, с мягкой гладкой кожаной обивкой в салоне. Сзади лежали два клетчатых пледа, и Пеппа немедленно вцепилась в один из них. Я выглядывала из окна, следила, чтобы никто не пришел.

— Ага! — вдруг сказала Ингрид, и я услышала, что машина завелась. Ингрид села за руль и хлопнула дверцей.

— Gut! У нас есть тачка.

— Ура! — воскликнула Пеппа. — Поехали за Мо.

Ингрид тыкала во все подряд. Включились фары.

— Handbremse…[9] — бормотала она, — ага…

Мы двинулись задним ходом, и она дернула что-то еще, и мы поехали вперед мимо «Литл шефа» и выбрались на дорогу.

Машина была огромная, в ней приятно пахло, дверцы были отделаны полированным деревом, а в сиденья вделаны маленькие столики. Я перелезла вперед, к Ингрид, и увидела длинный серебристый капот и серебряного ангела с раскинутыми крыльями, который как будто летел вперед.

— Крутая машина, Ингрид.

— «Роллс-ройс». Восьмидесятый год. Очень хорошая машина. Автомат. Вот только ремней безопасности нет, так что надо поосторожнее. Поеду медленно.

Пеппа поерзала по заднему сиденью, плотнее завернулась в плед и завопила:

— Круто как! Мо понравится!

Пока мы выезжали с парковки, я вытащила карту и теперь следила по указателям, куда мы едем. Я посчитала, что до нужного поворота примерно двадцать две мили. Ингрид казалась очень веселой. Ветер из разбитого окна трепал ей волосы.

Других машин на дороге почти не было. Только пара грузовиков проехала навстречу. Снега становилось все меньше, но асфальт сверкал от мороза. В одном месте грузовик посыпа́л дорогу песком, и нам пришлось его объезжать.

По моим расчетам, у нас должно было уйти примерно двадцать пять минут на дорогу до деревни Киллаган и поворота на Эбби. Я следила за знаками и наслаждалась чувством полета — так мягко шла машина. За нами кто-то ехал, потом обогнал нас.

— Gut, — сказала Ингрид, — это не полиция.

Проехало еще две машины, и это тоже оказалась не полиция. Скоро мы были уже близко. Я увидела указатель, что мы въезжаем в Киллаган. Ингрид повернула, и мы поехали по длинной прямой дороге, обсаженной деревьями. Нам нужно было свернуть еще раз, не доезжая до деревни. Вокруг все заросло лесом. Мы заметили поворот, но это была совсем узкая тропинка. Мы медленно поехали по ней, перевалили через горбатый мостик. Тропинка все время извивалась, а машина у нас была огромная, так что Ингрид ехала очень медленно. Уже стало светло, и все вокруг побелело от изморози.