Меня зовут Сол - Китсон Мик

Ингрид рассмеялась и хлопнула в ладоши.

— Давайте я вам все до конца расскажу.

Мы согласились, и Пеппа принесла Ингрид одеяло.

* * *

После побега ее допрашивали много недель. Ей дали квартиру в Лондоне и велели рассказать все, что она знала о ГДР и СЕПГ. Она рассказывала про свои исследования, про знакомых в Берлине, про Штази. Один из тех людей, которые ее допрашивали, сказал:

— Вы в опасности. Иногда Штази казнит беженцев в назидание остальным. В Великобритании этого еще не случалось, но все когда-нибудь бывает впервые.

Ингрид жила в квартире в Лондоне и год ходила в медицинскую школу, чтобы научиться быть врачом в Англии. Сначала английские шпионы следили за ней и прослушивали ее телефон, но скоро перестали. Они думали, что она может быть шпионкой, которая просто притворяется беженкой. Но она же была не такая.

Она постоянно была одна и скоро впала в депрессию и начала думать о своем детстве. О том, что в юности она хотела уехать из Германии и не строить никакой социализм. Она думала о маме, пыталась вспомнить латышский язык, но не могла. Она думала, как страшно было, когда Берлин бомбили и когда пришли русские. Депрессия становилась все сильнее, и наконец у нее случился срыв, она все время плакала и хотела убить себя. Ее положили в больницу для сумасшедших, лечили наркотиками и водили к психотерапевту, которому она рассказывала о своей жизни, о матери и о том, что она думает и чувствует.

В больнице она провела два года. Это был большой красивый дом за городом, и за два года ей стало намного лучше, так что ее отпустили. Она устроилась работать врачом в маленьком городке. Лечила людей от диабета, рака и сердечных приступов.

Ей все еще нравились хиппи и попса, и она начала ездить на всякие фестивали, где играли разные группы и все курили траву и не только. Она познакомилась с кучей хиппи, купила фургончик и стала все лето проводить на фестивалях. Они были в Стоунхендже — это гигантский круг из вертикально поставленных древних камней в центре Англии. В день середины лета солнце встает над специальным камнем, и в этот день туда приезжают хиппи и друиды, накуриваются, поют и танцуют. Вместе с хиппи Ингрид становилось не так грустно, и скоро она уже проводила с ними каждые выходные, а потом повстречала парня по имени Мэтт. Он был моложе ее и носил дреды. Они стали встречаться, хотя, вообще-то, он ей в сыновья годился.

Тогда была такая штука, называлась Караван Мира — куча хиппи в старых фургонах и автобусах ездила во всей Англии. Они останавливались где хотели и ходили на всякие фестивали. Их было несколько сотен. Они играли музыку, плели корзины, вырезали всякие штуки из дерева и продавали их, получали какие-то деньги от государства и жили где попало.

В конце концов Ингрид стала одной из них. Она уволилась из своей больницы, взяла фургон и уехала с хиппи. Они с Мэттом катались вместе с караваном, а на остановках она лечила больных и помогала девушкам рожать. Ее называли доктор-дезертир и даже написали эти слова на ее фургоне. Она многих вылечила от всяких инфекций и кожных раздражений, а иногда и от наркотиков.

Они жили на земле, которая принадлежала лордам и богатым фермерам, так что на них постоянно наезжала полиция. Иногда копы блокировали дороги, чтобы фургоны не могли проехать, и постоянно арестовывали их за наркотики или лысые шины.

Ингрид многому научилась, живя с хиппи. Разводить костер без спичек, плести корзины из ивовых веток, собирать смолу с сосен, копать глину, лепить горшки и обжигать их в костре, чтобы они не протекали. Всю одежду она покупала в благотворительных магазинах, волосы у нее отросли, и она вплетала в них ленты и втыкала перья и цветы.

Мэтт был механиком и научил ее чинить машины и заводить их без ключа. Еще она научилась менять шины, ремонтировать тормоза, а однажды они с Мэттом разобрали весь двигатель своего «фольксвагена» и перебрали коробку передач.

Она любила Мэтта. Он был высокий и редко мылся, так что Ингрид заставляла его купаться в реках, если они попадались по дороге. Сама она постоянно кипятила воду, мылась и стирала одежду, потому что не любила, чтобы от нее пахло.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Она прожила с хиппи примерно два года и объездила всю Англию, побывала на всех фестивалях и во всех лагерях. Они собирались в Стоунхендж в день летнего солнцестояния — это 21 июня, самый длинный день в году. Полиция заблокировала все дороги, и не пускала никакие фургоны и автобусы, и заставляла пассажиров выходить из машин. Лето было теплое, и толпа хиппи попыталась пробраться к Стоунхенджу пешком.

И тогда на них напали сотни копов с пластиковыми щитами и дубинками. Хиппи было человек семьсот, а копов со всей Англии собрали в два раза больше. Их лупили дубинками и теснили лошадьми — и детей, и женщин, и даже беременных. Ингрид и Мэтта арестовали, Мэтту сломали руку, пнув его. Ингрид пыталась вырваться у двух копов сразу, и тогда на нее надели наручники.

В тот день арестовали сотни хиппи. Их держали в полицейских участках в ближайших городах и обвиняли в неповиновении полиции и сопротивлении. Это был самый массовый арест в истории Англии. В газетах его назвали «Битвой на бобовом поле», но Ингрид сказала, что это было настоящее побоище.

Потом их отпустили. Ингрид и Мэтт вернулись на поле и нашли там свой фургон — его помяли и разбили все стекла. Они его с трудом завели и уехали вместе с остальными. Мэтт пошел в больницу, и ему наложили на руку гипс. Несколько дней они провели в меленьком городке, Мэтт нашел нужные детали и починил фургон. Оттуда они уехали на север.

А правительство поставило вокруг Стоунхенджа забор, построило центр для посетителей и стало брать деньги с желающих посмотреть. Хиппи туда больше не пускали.

У Ингрид опять началась депрессия. Она думала, что в Британии безопасно, что полиция тут хорошая и не нападает на людей просто так, не сажает их в тюрьму ни за что и не заставляет делать то, что они не хотят. Она считала, что такое случается только в ГДР или в Германии при нацистах, но в Великобритании при демократах, где все должны были быть свободны и делать, что нравится, творилось то же самое.

Они ехали на север, и депрессия ее все усиливалась. Несколько недель они провели в Озерном краю, и Мэтт заработал немного денег починкой машин в гараже. А потом люди из городского совета заставили их уехать, пригрозив, что, если они останутся на парковке, их арестуют.

Ингрид сказала, что они поехали в Шотландию, потому что тут другие законы и можно стоять лагерем, где захочешь, и тебя никто не выгонит и не арестует, если ты не хулиганишь и не жжешь деревья.

Депрессия не кончалась, они пытались раздобыть денег на еду и бензин, и уже приближалась зима, но зато страна оказалась очень красивой. Гораздо красивее Англии. Тут были настоящие горы, огромные озера и пустоши. Ингрид сказала, что никогда еще не видела таких красивых мест. И шотландцы ей понравились, хотя поначалу она не понимала, что они говорят. Они уехали в Хайленд и нашли там кучу мест для стоянки. Первую зиму они провели в фургоне, в лесу под Форт-Уильямом. Из окна они видели Бен-Невис. Шел снег, было холодно, но в фургоне стояла печка, а потом и деньги появились.

Мэтт устроился на работу. Он пилой валил деревья в лесу, а иногда управлял машиной, которая делала то же самое. На несколько месяцев они сняли маленький коттедж, где была настоящая кровать и гораздо больше места, чем в фургоне. Ингрид шила одежду и плела корзины.

Весной они починили фургон, объехали всю Шотландию, а потом уплыли на пароме на Оркнейские острова. Там они увидели стоячие камни, дома, которым больше четырех тысяч лет, и гробницы, где вождей древних племен хоронили вместе с семьями.

На островах они провели зиму в фургоне. Мэтт работал у фермера, а Ингрид плела корзины и иногда продавала их в городе. Всю зиму лил дождь. Иногда у Ингрид снова случалась депрессия, потому что дни были очень короткие, а Мэтт иногда ездил в город и ходил в паб с парнями с фермы. Ингрид не ходила с ними, потому что была старше всех и думала, что Мэтту нужно проводить время с людьми своего возраста.