Люди и нелюди - Эллио Витторини

Наши читатели еще мало знают творчество Витторини, поэтому надо кое-что рассказать о нем самом и о его книгах. Он родился в 1908 году, следовательно, ему было всего четырнадцать лет, когда Муссолини захватил власть и начался период «ventennio»,[37] — так называют итальянцы «черное двадцатилетие» фашистского режима. Как и все его поколение, он не мог не испытать влияния той идеологии и псевдокультуры, которую чернорубашечники насаждали в Италии. Чтобы представить себе атмосферу, царившую тогда в стране, достаточно сказать о «доктрине вооруженной нации». С детства все итальянцы поголовно зачислялись в соответствовавшие организации: до 8 лет — «Сын Волчицы» (как известно, по преданию волчица вскормила Ромула и Рема, основавших город Рим, и фашисты превратили волчицу в символ); от 8 до 11 лет — «Балияла»; от 11 до 13 — «Балилла-мушкетеры» (они упражнялись с игрушечными ружьями); от 13 до 15 — «Авангардисты»; от 15 до 17 — «Авангардисты-мушкетеры» (этим давали уже боевое оружие); от 17 до 21 года — «Молодые фашисты»; в 21 год они вступали в фашистскую партию. Этот конвейер обеспечивал большой механический рост численности партии. Все, начиная с шестилетних детей, давали клятву служить фашизму до последней капли крови. Лозунг был: «Верить — повиноваться — сражаться».

Все юношеские организации режима были объединены в организацию чисто военного типа — ДЖИЛ; это означает «Итальянская молодежь Литторио». Литторио — от латинского слова «ликтор»: так назывались в Древнем Риме стражи, несшие фасции — пучки розог с торчащей среди них секирой. Фашизм делал ставку на молодежь, однако именно эта молодежь оказалась подверженной влиянию иных идей.

* * *

В январе 1926 года Муссолини ввел драконовские законы против печати. В этом же году в одной из своих речей он заявил вполне определенно: надо создать фашистское искусство. Но это оказалось попыткой с негодными средствами. Несмотря на все запреты и террор, лучшие писатели Италии были настроены антифашистски. И среди них с самого начала своего творческого пути был Витторини. Уже в первых его рассказах, вошедших в книгу «Мелкая буржуазия» (1931 г.), можно уловить черты, которые явственно скажутся в зрелом творчестве писателя: глубокая человечность, выбор в качестве персонажей простых людей и будничных тем, отрицание понятия «искусство для искусства», интерес к рабочему классу, в котором Витторини в то время еще скорее угадывал, нежели сознательно видел подлинного героя истории нашего времени.

В 1933–1934 годах во флорентийском журнале «Солярия» печатался роман Витторини «Красная гвоздика» — о молодых людях, глубоко неудовлетворенных обществом, в котором живут. В них зреют антифашистские настроения, смутное беспокойство, заставляющее их мечтать о революционной деятельности, хотя они не очень еще понимают, в чем она может выразиться и какие цели должна преследовать. Лучшие из них в конце концов осознают решающее значение классовой борьбы Пролетариата против буржуазии. Цензура вымарывала многие места в романе, а второй номер «Солярии» за 1934 год вообще был конфискован по приказу префекта.

В 1936 году Витторини стал писать роман, называвшийся «Эрика и ее братья». Действие романа происходило в рабочей среде: это история одной семьи, испытавшей много бедствий в годы после первой мировой войны, семьи, ставшей жертвой безжалостной капиталистической системы. Но в июле произошло событие, заставившее Витторини прервать работу над «Эрикой»:[38] в Испании вспыхнул фашистский мятеж и началась гражданская война. Это потрясло честных людей во всем мире. Интернациональные бригады, в которых добровольцы, приехавшие из разных стран, чтобы сражаться против войск генерала Франко, вошли в историю нашего века как одна из самых ярких страниц благородной антифашистской борьбы. Витторини не был в Испании, но и для него, как для многих людей его поколения, испанские события стали переломным моментом, вехой, означавшей очень многое: антифашистские настроения превратились в убеждения, работать по-старому стало невозможно, возникло чувство гражданского, нравственного долга, лежащего на деятелях культуры. Позднее это стало называться по-французски engagement, по-итальянски — impegno, но еще до того, как появилось это определение, смысл новой позиции таких художников, как Витторини, стал ясен.

В 1938–1939 годах флорентийский журнал «Леттература» печатал из номера в номер новую повесть Витторини, одно из лучших его произведений — «Сицилианские беседы». Опубликование этой повести вызвало громадный резонанс в самых широких слоях итальянского общества. «Сицилианские беседы» — произведение очень важное, и для того, чтобы разобраться в моральных и идейных позициях Витторини, с которыми читатели столкнулись в романе «Люди и нелюди», надо прежде поговорить о «Сицилианских беседах».

Сюжет этой повести предельно прост, фабулы в обычном понимании просто нет, рассказ ведется от лица Сильвестро — сицилианца, переехавшего в Северную Италию. Он рабочий, типограф; в силу личных, семейных обстоятельств ему надо на несколько дней поехать в Сицилию, где он давно не был. В душе Сильвестро — печаль и гнев, хотя он и не говорит из-за чего. Ему кажется, что род человеческий погиб. Ему кажется, что и сам он ни одного дня не прожил по-настоящему, не ел хлеба, не пил вина, не знает, что правда и что ложь, что надо утверждать, что — отрицать. Время действия не обозначено, во всей повести ни разу не встречается слово «фашизм», нет никаких прямых указаний на то, что происходит в стране, но атмосфера времени передана тонкими поэтическими средствами.

Повесть написана скупо, сжато, предельно простым языком. Это тоже не живопись, а графика, и производит очень сильное впечатление. Витторини показывает условия человеческого существования, которые вызывают чувство безысходности и глубокой печали: беспросветная нужда, туберкулез, малярия, выжженная земля. При этом никакого авторского нажима, никаких красивых фраз; просто скорбь и братское сочувствие — писатель словно не отделяет себя от людей, о которых он говорит. Но Витторини пошел гораздо дальше: один из его персонажей, которому писатель сознательно не дал имени, подчеркнув тем самым его значение, произносит очень важные и ответственные слова о том, что существуют «иные обязанности», «иной долг». Вспомним, что повесть была написана во времена фашизма и — поневоле — эзоповским языком. Конечно, это зашифровано, но в условиях фашизма не могло быть воспринято иначе, как откровенный политический намек. И намек был понят и услышан. Тема «иного долга», «иных обязанностей» то приглушеннее, то явственней звучит во всей повести как лейтмотив.

В «Сицилианских беседах» с абсолютной ясностью проявляется гуманистическое кредо Витторини. Писатель понимает, что возникло новое сознание, начинается — скоро начнется — новая историческая Эноха. Он верит в человека, признающего наличие «иных обязанностей» как абсолютного нравственного императива.

Многие итальянские общественные деятели свидетельствуют, что «Сицилианские беседы» в самом начале сороковых годов сыграли совершенно особую роль в формировании антифашистского общественного мнения. Когда же в 1943 году повесть была переведена на французский язык и вышла в Брюсселе, в бельгийской печати Сопротивления было сказано: «К нам пришла из фашистской страны антифашистская книга, крик скорби и протеста всех угнетенных». Несомненно, что эта книга Элио Витторини оказала сильнейшее влияние на формирование идеологии итальянского и — как свидетельствуют бельгийцы — не только итальянского движения Сопротивления.

После всего сказанного представляется естественным и закономерным дальнейший путь Витторини — его личное, прямое участие в Сопротивлении. Известие о падении Муссолини застало его в Милане; на следующий день Витторини и товарищи, собравшиеся у него на квартире, чтобы подготовить издание экстренного номера подпольной газеты «Унита», были арестованы. После освобождения (многих освободили 8 сентября) Витторини ушел в глубокое подполье. Ему приходилось совершать опасные поездки для налаживания связей с антифашистами других городов оккупированной территории, он делал все, что ему поручали, но, естественно, особенно много сил отдавал нелегальной печати. Друзья вспоминают, как беспечно, чтобы не вызывать подозрений, и как бесстрашно разъезжал Витторини на своем велосипеде по миланским улицам — из одной типографии в другую. Рабочие тайком набирали и передавали ему отдельные свинцовые строчки текста, а потом Витторини вместе с другими товарищами верстал из них брошюры и листовки.

Мы не знаем, какие именно материалы печатал Витторини в эти месяцы, но, сопоставляя даты и данные, имеющиеся в книгах о Сопротивлении, легко можем предположить, что среди них было обращение коммунистической партии к итальянскому народу: «Самый благородный и самый прекрасный поступок, который только может совершить сегодня каждый итальянец, — это взять винтовку и пойти сражаться против немцев и их подлых приспешников — итальянских фашистов. Только с оружием в руках перед лицом врага мы можем еще почувствовать себя людьми и защитить свое человеческое достоинство. Пусть, быть может, будут велики жертвы — тем большим будет благо, которое мы вновь обретем, — независимость и свобода».