Дом у кладбища - Роза Листьева

«Когда глаз праведника посмотрит на глаз демона, он увидит его конец».

Эта надпись, написанная на листке бумаги чьим-то корявым почерком, вдруг всплыла в его сознании. Всё смешалось, и он даже уже не знал, что с ним происходит. Жар душил его тело, а душа была уже далеко отсюда.

– Подводя итог, – продолжал адвокат, – считаю, что имеются достаточные основания для назначения наказания, не связанного с лишением свободы. У меня всё, ваша честь.

– Спасибо. Подсудимый Легранский, не хотите ли сказать несколько слов?

– Ваша честь, – обратился он к судье. – Я хочу извиниться за то, что я натворил. Я был не в себе, я не знаю, что на меня нашло, но я готов искупить свою вину. У меня всё, ваша честь.

– Подсудимый Рябинцев, вы что-нибудь нам скажете?

– Нет, ваша честь, мне нечего сказать, я лишь надеюсь на справедливый приговор.

Броуди метнул в него свой беспощадный взгляд.

– Хорошо, будут ещё вопросы к подсудимым?

– Нет, у меня нет вопросов, – ответил прокурор.

– Суд удаляется в совещательную комнату.

Удар колотушки вернул Легранского к жизни, который уж было перестал дышать. Он вздрогнул, и лёгкие снова набрали воздуха. Сердцебиение в такт непослушным мыслям никак не могло настроиться. Это подводило вздохнувшего Легранского.

– Этот дом сведёт меня с ума…

Время длилось долго. Пальцы хрустнули, казалось, от внутреннего напряжения.

«Больше никогда не куплю дом. Лучше буду бомжом и жить буду без прописки, да и без жены. Нет, меня ничто не связывает с этой развалюхой. Сто лет жил, и что, плохо жилось? – его глаза поднялись к небу. Губы что-то прошептали. Он вытер пот со лба. – Что, если… Жизнь продолжается, не портить же себе руки. Ну, пройдёт пара лет, это же не смертельный диагноз. Я так и не попрощался! Как светло, как хорошо днём в Париже! А вечером ещё лучше… Те… тенистые аллеи. А воздух! Незабываемый воздух тянет ненадолго выбраться из этой душной атмосферы вездесущего зла. Сбросить наручники и очутиться там, где нет страданий, боли и обид. Я согласен на любые условия, но только не это».

Время шло. Слышались тихие перешёптывания. «Кто победит? Ставкой была моя жизнь. Если я выиграю суд, женюсь, не знаю, когда и как, но женюсь! А если нет? Зато разводиться не придётся. Она меня поймёт и простит когда-нибудь… от счастья, когда я подарю ей этот дом, но не тот, что она возненавидела, а тот, другой, уже новый, отремонтированный дом, созданный с любовью и обожанием. Новая жизнь, грани которой будут сверкать как бриллианты. Если дождётся меня „из оттуда“. Будет писать мне письма, как Даниэль и Роза, а потом… наши души встретятся там, и в тиши этого мрачного монумента будут слышны наши шаги. Какая чушь у меня в голове! Это значит, что я подвержен страхам. Мысли встречаются одна с другой и, испугавшись самих себя, прячутся в укромных уголках подсознания. Это и называется страхами. У меня их много, потому что я…»

– Прошу всех встать. Суд идёт. – Раздался шорох, и всё затихло. – Прошу садиться.

– Старшина, коллегия вынесла вердикт по делу?

– Да, ваша честь.

– Пожалуйста, передайте его мне для ознакомления.

Судья взял свёрнутую вдвое бумажку, прочитал и отдал старшине.

– Благодарю вас, вернитесь и провозгласите вердикт.

– Виновен ли подсудимый Легранский в совершении покушения на журналиста Марка Броуди и его помощника? Нет, не виновен. Виновен ли подсудимый Рябинцев в совершении покушения на вышеупомянутого и его коллегу? Нет, не виновен.

– Подсудимый Легранский, встаньте. Вам предоставляется слово.

– Я очень благодарен суду присяжных за то, что они вынесли оправдательный вердикт. Я сам не знаю, что на меня нашло. Бес попутал.

– Вы признаёте себя виновным?

– Нет, ваша честь.

Броуди открыл рот и не мог поверить своим ушам.

– Подсудимый Рябинцев, скажете что-нибудь?

– Моя совесть чиста, я никого не собирался убивать.

– В таком случае, суд удаляется для постановления приговора.

Через час, а может, меньше, как показалось Легранскому, чёрная папка в руках судьи снова открылась. Там была пара листов, на которые он с жадностью уставился.

– Рассмотрев уголовное дело, суд установил, в связи с оправдательным вердиктом, освободить из-под стражи подсудимого Легранского и подсудимого Рябинцева прямо в зале суда. И прекратить в отношении них уголовное преследование. Постановление обжалованию не подлежит.

Легранский подскочил с места.

– Подсудимый Легранский, вам всё понятно?

– Да, ваша честь, я хочу поблагодарить вас за то, что вы поверили мне. Меня переполняет благодарность, которую я хотел бы выразить.

– У меня тоже пара слов, – включился Броуди. – Я не знаю, как вы могли не увидеть в этой лжи, которую нёс этот человек, угрозу обществу. Его место за решёткой, а не среди нас. Я убедительно вас прошу не совершать ошибку…

Но адвокат уже жал руку Легранскому. Лиана бросилась ему на шею и покрывала его поцелуями. Во всеобщей суматохе никто не услышал слов Броуди.

– На этом судебное заседание объявляю закрытым.

Судья вновь стукнул колотушкой.

Значит это судьба, женюсь! Мы сегодня же поедем в церковь к отцу Патрику, выберем день, и он нас обвенчает. Я пал жертвой гнусной жёлтой прессы и я извлёк урок. Но я больше не наступлю на те же грабли. Меня пресса ещё узнает! И не таких делали! Он даже перестал злиться на Лиану, которая чуть было всё не испортила.

– Я уж было испугался! – сказал Феликс. Лицо его выражало восторженную гримасу.

– Мы все испугались! – поддержала Лиана. – Ты был так бледен, ты замёрз?

– Честно говоря, вначале мне было холодно, но потом, когда прокурор начал задавать вопросы, мне стало жарко.

Легранский получил ещё один поцелуй.

– Когда я сидела в коридоре, я увидела надпись на листке, висящем около двери. Двадцать второго будет суд над Энди Дупельтом.

– Что ж ты сразу не сказала?

– Для тебя это так важно?

– Я поклялся. Тот, кто попал в беду, не должен оставаться без протянутой руки. Я приеду к нему, и будь что будет.

– Я тебя никуда не отпущу.

– Ты знаешь, а я всё сильней тебя люблю!

– Что?

– Ты бываешь несносная, грубая, отвратительная, но когда улыбаешься, я забываю обо всём.

– Ты это сейчас обо мне?

– Да.

– Ты меня совсем не знаешь! Я интеллигентная, добрая и доверчивая, у меня, конечно, есть пара недостатков, но так ли это важно?

– Я всё равно на тебе женюсь!

– В самом деле? Не врёшь?

– Хочешь, прямо сейчас поедем за платьем? Суд будет двадцать второго, так что завтра у нас целый день свободный.

– А деньги?

– У меня остались кредитные карты.

– Ты неисправим.

Счастливая семья завалилась в машину, и они поехали по многолюдным улицам, затерявшись в потоке машин. Подъехав к магазину, Лиана выглянула из окна.

– Куда ты меня привёз?

– Это свадебный салон. Здесь есть всё. И платья, и кольца. Если ты не торопишься, можем зайти.

Он открыл ей дверь, и она проскользнула словно на крыльях. Всё складывалось как нельзя лучше, если бы не одно «но». Начинало накрапывать и скоро, судя по тучам, мог начаться дождь. За окном было пасмурно.

– Это всё, о чём я мечтала! – сказала Лиана, когда её нарядили в свадебное платье. Феликс выбрал колье.

– Нужно ещё туфли подобрать. Какие тебе нравятся?

– Выбирай ты, я не могу определиться.

Феликс присел и надел ей на ногу туфлю.

– Ну? – спросил он.

– Что – ну?

– Как?

– Мне нравится, а тебе?

– Главное, чтобы тебе нравилось!

– Ты с ума сошёл! – сказала она, увидев цену.

– У меня сегодня лучший день в жизни!

– Нет, я не могу это принять! Это же целое состояние!

– Все парижанки будут тебе завидовать. Их перекошенные лица будут долго тебе мерещиться.

– Да уж лучше парижанки, чем…

– Тогда берём?

– Да!

Из магазина они вышли с пакетами и коробками. Примчавшись обратно на крыльях любви, уставшие и счастливые, они сели в машину.

– Мы уже вас заждались, – сказала Виолетта Михайловна, но светлые глаза Лианы посмотрели в лицо матери, и туча раздора сразу улетучилась.

– Теперь в церковь! – Феликс обнял Лиану, и они тронулись. Она положила голову ему на плечо.

– Дождь зарядил.

– Да, передавали осадки, – сказал будущий муж. – Но меня уже ничто не остановит, завтра ты станешь женою детектива Легранского.

– Если мы опять не поругаемся.

– Кто знает, кто знает…

– Как ты думаешь, что в жизни самое главное? – спросила Лиана.

– Я не знаю.

– Ну, как ты думаешь?

В машине повисла тишина.

– Любимая женщина, – ответил он.

– Я думала, ты скажешь что-нибудь о нашем мрачном доме, который посещают жители иного мира.

– Наш старый дом уже не в том возрасте, чтобы ему признаваться в любви.

– Но говорят, что любви все возрасты покорны.

– Только не наш дом. У него настолько плохая репутация, что это не передать словами. Не многие мне верят, но доказательств у меня нет.