Усни, красавица - Кир Булычев

– Я все вам расскажу, только оставьте меня в покое. Я не менее вас травмирован этой трагедией. Я был дружен с этой женщиной, да, вы можете написать на меня, куда вам угодно, – может быть, я был единственным человеком на свете, который ее понимал! Вот именно! Я все сказал. Теперь пишите, забирайте меня, сообщайте, делайте что хотите…

– Куда писать-то? – спросил лейтенант. Он мог становиться наглым, если человек ему не нравился.

– Как куда?

– А кому есть дело до вашего морального облика? Может быть, вашей жене?

– Только не ей! Она уже столько пережила! Вы не представляете.

– Очевидно, по вашей вине, – заметил лейтенант.

– Скорее по вашей, – отрезал Осетров. Голос у него был злой. – Я лишился любимой работы, я тяну от получки до получки, живу на жалкую зарплату, и вы это полагаете моей виной?

Возможно, лейтенант не знал о цэковском прошлом Осетрова. Он замолчал, чем лишил Осетрова главного оружия – возможности яростно спорить.

В возникшей паузе Лидочка физически ощущала неудобство, которое испытывал за стенкой Осетров. Он пришел сюда в полном смятении – одновременно желая действовать, сопротивляться, жаловаться, понимая в то же время, что его славное прошлое здесь ему лишь мешает.

Первым не выдержал молчания Осетров.

– Так зачем же вы меня вызывали? – спросил он с остатками гонора в голосе.

– Вы приглашены сюда, – вежливо ответил лейтенант, – в качестве свидетеля по делу о смерти Елены Сергеевны Флотской. Я вас уже ознакомил с вашими правами и обязанностями.

– Товарищ следователь, меня сейчас не интересуют права и обязанности. Надеюсь, меня ни в чем не подозревают?

Опять пауза.

Не хотела бы Лидочка оказаться на месте Осетрова.

– Ну? – раздался голос Осетрова.

– Вы о чем? – спросил Шустов.

– Так вы будете меня допрашивать или нет?

– Гражданин свидетель, – Шустов несколько сменил тему, – расскажите мне, пожалуйста, когда и при каких обстоятельствах вы в последний раз видели гражданку Флотскую.

– Алену?

– Если вы ее так называли, то Алену.

– За два дня до ее смерти.

– Как вы узнали о дне ее смерти?

– На следующий день после смерти в институт примчалась ее подружка Соня Пищик, чтобы сообщить о самоубийстве Алены, причем она сделала это так, чтобы все обратили внимание на меня – словно именно я довел ее до самоубийства.

– А это так и было?

– Не повторяйте глупостей, молодой человек, – ответил Осетров. – Наши отношения с Аленой не давали никаких оснований полагать что-нибудь подобное!

Ну вот, подозреваемый приходит в себя – он уже спокойно врет. Словно Шустов ничего не знает.

– Есть другие мнения, – сказал лейтенант. – Продолжайте.

Спокойствие милиционера раздражающе действовало на Осетрова. Если он и был готов сопротивляться, то теперь ему, должно быть, показалось, что все это бесполезно.

– В последний раз я видел Алену Флотскую… в отделе. В явочный день, в среду.

– Да я не о среде спрашиваю, – озлился тут Шустов, – я говорю о дне смерти Флотской. Меня не интересуют ваши отношения дома или на работе – меня сейчас интересует только смерть Флотской. Неужели вам на нее наплевать?

– Ну как вы смеете так утверждать!

– Это вы меня наталкиваете на такую мысль.

Соколовская быстро прошла по коридору, толкнула дверь, вошла. Внутри сразу наступила тишина. Потом голос Шустова произнес:

– Инна Борисовна, я тебя очень прошу, побудь где-нибудь… в коридоре. У нас разговор.

– Еще чего не хватало! – возмутилась Инна и тут же вышла в коридор.

Она уселась на соседний с Лидочкой стул и тоже стала слушать возобновившуюся беседу Шустова с Осетровым.

– У меня есть показания свидетелей, – сказал Шустов, – что вы посетили Елену Флотскую в день ее смерти в восемнадцать часов вечера. Вы подтверждаете или отрицаете этот факт?

Наступила еще одна пауза.

– Это тот самый… любовник? – шепотом спросила Соколовская.

Лидочка кивнула. Соколовская вынула из сумки роман «Роковая страсть» с графиней или герцогиней на обложке и принялась читать.

– Да, я заходил к Алене, – после долгой паузы произнес Осетров. – В тот вечер… два дня назад.

– Ваш визит имел отношение к последовавшему затем самоубийству Алены Флотской?

– Да вы с ума сошли!

– Тогда расскажите, зачем вы пошли к ней вечером?

– Она мне позвонила.

Осетров отвечал теперь ровным, каким-то равнодушным голосом, словно сдался на милость победителя.

– С какой целью позвонила? – Вопрос последовал после паузы, наверное, Шустов записывал ответ.

– У нее было плохое настроение, она попросила меня прийти и поговорить.

– Почему именно вас?

– Я уже сказал вам, что мы были с ней дружны…

– И вас не смущала разница в возрасте?

– Наша дружба не переходила известных границ!

Вот сидит мужчина и предает женщину, гневно думала Лидочка, понимая притом, что никаких оснований гневаться у нее не было. Алена уже мертва, ей все равно, а Осетрову возвращаться домой и в институт. И ему-то страшно.

В коридоре появилась еще одна женщина.

– Вы к лейтенанту Шустову? – спросила она Соколовскую, которая читала роман «Роковая страсть».

– Посидите, – сказала Инна.

Вновь пришедшая оказалась Розой, соседкой Алены. Когда ее успел вызвать Шустов – Лидочка не заметила. Но татарка могла понадобиться ему в любую минуту.

Лидочка уже поняла, что Шустов рассматривает Осетрова как главного подозреваемого. Но для этого ему надо доказать или заставить Осетрова самого поведать о том, как он приходил к Алене ночью. Инна отложила книжку, заложив ее указательным пальцем.

– Расскажите, что происходило во время вашей вечерней встречи с Аленой Флотской.

– Ничего особенного, мы разговаривали.

Роза вдруг узнала Лидочку.

– И вас тоже? – спросила она.

– Потише, – осадила ее Инна, словно они сидели в консерватории.

За дверью продолжался допрос.

– Значит, вы приезжаете вечером, после работы, где вы могли разрешить все ваши деловые проблемы, к своей молодой сослуживице просто поговорить.

– Да, – ответил Осетров. – У людей бывает нужда в беседе, в утешении старшего товарища.

– Надо ли понимать, что вы приехали к ней в качестве старшего товарища?

– Что за странная постановка вопроса? Я не вижу оснований для иронии.

– Вы пожилой человек, у вас семья, у вас есть внук.

– Два внука.

– Два внука… Но вы дружите с молодой одинокой женщиной, посещаете ее квартиру, чтобы она могла побеседовать с вами как со старшим товарищем.

– Я вас понял! – возмутился Осетров. – Понял, что вам удобнее и проще питаться слухами и сплетнями, которые распространяются в институте, в основном с помощью и посредством ее подруги Сони Пищик, которая, к сожалению, работает в нашей библиотеке.

– И никаких оснований к сплетням вы не давали.

– Нет!

– Ой, врет же! – возмутилась Роза. – Ведь врет, он же ходил к ней, они даже в дверях целовались.

– Погодите, – снова оборвала ее Соколовская.

Круглое личико Розы излучало радость кошечки, прижавшей лапкой мышь.

– Хорошо, – произнес сыщик Шустов, – более подробно с вами обсудит эту проблему следователь прокуратуры, который ведет это дело. Моя задача проще – я сейчас как бы собираю мнения, смотрю, кто, когда, где был. Значит, гражданке Пищик доверять не следует?

– Соне? Ни за что!

– Так я ей и передам. Сведения, которые она сообщила, являются чистой ложью. Гражданин Осетров не имел близких и интимных отношений с потерпевшей.

– Не имел.

Опять была некоторая пауза, значит, Шустов записывал ответы Осетрова.

Потом Шустов деловито и как бы между делом спросил:

– А что вы в шкатулку положили?

– Куда?

– В шкатулку. В шкатулку крупного размера, тридцать два на двадцать четыре сантиметра, изготовленную из карельской березы, которая стояла на комоде.

– Я вас не понимаю.

Голос Осетрова звучал настолько неубедительно, что любому понятно было, что он просто тянет время и соображает, продолжать ли запираться или сменить пластинку.

– Значит, все-таки подсмотрела, – сказал он.

– Подсмотрела, – согласился Шустов.

– Это он про меня, – прошептала Роза. Она догадалась и была этим горда.

– Хорошо, я все расскажу. Совершенно честно, но попрошу вас, по крайней мере пока, не записывать мои показания. Примите их в устной форме. Я, в силу своего общественного положения, не могу позволить себе появиться в суде, даже просто свидетелем. Мое прошлое вызывает ко мне вражду со стороны так называемых демократов. Это объективная реальность. До сих пор звучат призывы к ликвидации членов коммунистической партии. Я же был одним из ее руководителей.

– Правда? – тихо спросила Соколовская.

Может, она тоже тайная или явная коммунистка?

– Врет, – ответила Лидочка. – Он был чиновником в ЦК. Таких там пруд пруди.