Мисс Марпл из коммуналки - Оксана Обухова

– Ладно, – примирительно буркнула Надежда Прохоровна. – Чего уж тут рыдать-то. Давай сознавайся, кого вы с Нурали в покойники определили.

– Брата, – всхлипнула Гульнара, – Фархада.

– Ты ж говорила, у Нурали только три сестры! – возмутилась миссис Губкина. – Старшие…

– Он неродной брат. Отец второй раз женился…

– Чей отец?

– Нурали.

– Та-а-ак, – задумчиво подняла вверх лицо Надежда Прохоровна. – А чего ж врали?

Гульнара вскинула на бабу Надю мокрые глаза, молитвенно сложила на груди руки и мелко-мелко затрясла головой.

– Не обманывали, хочешь сказать?

Женщина начала раскачиваться из стороны в сторону всем телом.

– Обманывали! – пригвоздила Надежда Прохоровна. – А зачем?

– Он деньги украл! – выпалила таджичка. – Плохой человек! Деньги украл!

– Плохой человек? У брата деньги украл? Гульнара закивала.

– А что ж в дом пустили? Гуля понурила голову. Малыш подбежал к маме, уткнулся носом ей в живот и, кажется, собрался заплакать.

– Ну, хватит, – с прежней строгостью проговорила бабушка Губкина, – Москва слезам не верит. Давай говори толком – что тут у вас случилось. – И добавила с усмешкой: – А мне чаю налей. С утра из-за вас на ногах, чаю сто лет не пила.

Собирая на стол, Гульнара немного успокоилась, ей даже удалось отцепить от подола сынишку, увлечь его кусочком торта и переправить в комнату.

– Плохой человек был Фархад, – говорила между делом. – «За речку» ходил, наркотик таскал. А потом убил.

– Кого? – пытливо выспрашивала баба Надя.

– Большого человека, – испуганно округлила глаза сидящая через стол таджичка. – Очень большого. Денег Фархаду в долг дал, тот не вернул. Пришел ночью и зарезал. А сестра – видела, родственникам сказала.

– Так-так-так, – подстегивая, кивала Надежда Прохоровна и осторожно прихлебывала из пиалы чуть непривычный на вкус, пахнущий какой-то особенной травкой чай.

– А родственники сказали – убьем. Отец Нурали Москва звонил. Паспорт просил.

От волнения Гульнара начинала говорить по-русски резаными фразами, забывая падежи и предлоги.

– Зачем твой свекор паспорт просил?

– Большой человек много родственников имел. В Куляб все его знали. Сказали – найдем. Не уйдет Фархад через границу, ждали его. Двоюродный брат Нурали в Москву приезжал, паспорт брал – Фархад по нему из Таджикистон уезжал.

– Что, так похожи? Нурали с Фархадом…

– Одно лицо! На фотографии – одно лицо! Пограничник ничего не заметил!

– Понятно, – нахмурилась бабушка Губкина. – Но вы-то знали, что Фархад плохой человек?

Гульнара осела на табурете, как передержанное тесто, и, помолчав немного, доверительно вытянула вперед лицо:

– Знали. Все знали.

– А почему пустили?

– Отец просил. Нурали не мог отказать. Паспорт отдал, Фархад по нему приезжал.

– А как же Нурали без документа тут ходил? – прищурилась миссис сыщица.

– И-и-и, – протянула Гульнара и откинулась назад, немного горделиво. – Нурали тут каждый знает! Утром на работу, вечером с работы – каждый день один и тот же мент, каждый день – здрасте. Все знают. Регистраций не проверяют. Две недели ходил, один раз пристал.

– Кто?

– Мент незнакомый. В отделение привел, а там – свои, с рынка. – Она поправила косицу и отхлебнула чаю. – Отпустили. Все знают, квартира у нас, сами себе регистрацию выписываем.

– Ну-ну, – задумчиво пробормотала бабушка Губкина. – И что Фархад? Долго у вас жил?

– Долго, – вздохнула Гульнара. – Целый месяц!

– А чем занимался?

– На работу не ходил, – доверчивым шепотом сообщила соседка. – Все знали – плохой человек. Искали его. Он у нас тут прятался.

– И все? Только прятался? Таджичка опустила голову.

– Ночью ходил. Брал паспорт Нурали и ходил.

– Куда? Голова Гульнары мелко затряслась.

– Не знаю! Аллах свидетель – не знаю!

– Врешь, Гульнарка, ох врешь!

– Детьми клянусь – не знаю!

– А догадываешься? Плечи несчастной «вдовы» опустились, руки заерзали по клеенке на столе.

– Так догадываешься?

Призывать Аллаха в свидетели и клясться детьми на этот раз Гульнара не стала. Сидела понуро и изучала узоры на скатерке.

– Значит… плохое что-то делал Фархад? – допытывалась баба Надя.

Гульнара вздохнула.

– Но что – не знаешь? Таджичка повела плечом.

– А убить его за это могли? Гульнара вскинула голову и опять затрясла ею как припадочная:

– Не знаю, Аллах свидетель – не знаю! Он у нас деньги своровал, хотел за границу уехать, но Нурали его не убивал! Могилой матери клянусь – не убивал! Мы утром проснулись – нет его. Ушел Фархад, с нашими деньгами ушел! А тут вы… милиция в дверь звонит! Нурали не видел никто, я дверь открывала!

– А почему обманули всех? Почему ты сказала, что это Нурали мертвый лежит?

Гульнара тяжко вздохнула и отвела взгляд на заляпанную жиром плиту.

– Ну! – прикрикнула баба Надя. – Начала уже, чего ж замолкла?

– Деньги, – шепотом выдавила таджичка. – Он деньги взял. Кто б нам их вернул? Их отправили б жене Фархада, так?

– Не знаю, – задумчиво проговорила Надежда Прохоровна.

– Отдали бы, отдали! А мы их два с половиной года на машину копили, Нурали хотел машину с кузовом купить. Сам на рынок мясо возить, денег больше получать. Два года не ели, мало-помалу собирали! А он – украл! Кто б нам их вернул?! – и махнула рукой.

Понятно, мысленно вздохнула бабушка Губкина. Деньги – это всегда причина уважительная. Вот и прятался от всех честный обворованный работяга…

– А что ж родственники-то ваши, жена Фархада ваши деньги не вернула б? – спросила сочувственно.

– У Зульфии старший брат ненормальный, – грустно произнесла Гульнара. – Не хотел, чтоб сестра за полукровку замуж шла.

– Какого полукровку?

– Отец Фархада и Нурали таджик наполовину. Дед на Нурекскую ГЭС приезжал – хороший инженер был! – бабушку Фатиму встретил. Дед – азербайджанец. Влюбился, остался, женился. Брат Зульфии сестру за Фархада отдавать не хотел.

– Брат? А родители что ж? Слова не имели?

– Умерли родители. Брат старший остался.

– И деньги б не вернул?! Чужие!

– Нет. Нурали – не вернул бы. За позор в семье оставил. Фархад жену бросил. А это – позор.

– А-а-а… И вправду негодник… А что ж отец? Все равно за такого негодника просил?

– Просил, – вздохнула Гульнара. – Сын последний, любимый.

– И как же Нурали теперь без паспорта?

– Тут – все знают, – теперь без всякой гордости, понуро сказала таджичка.

– О том, что он мертвый?

– Нет, что – свой. Он потом хотел на стройку пойти, там милиция без паспортов ловит, на родину бесплатно отправляет. Все так делают, никто б не спрашивал. Паспорт потерял – Таджикистон едешь. А то имя скажешь – не пустят снова в Россию. Лучше – не говорить.

– А дома, значит, собирался новый документ выправить?

– Угу.

– И долго Нурали тут от всех прячется?

– Два дня. А раньше у друга ночевал. На базаре.

Надежда Прохоровна собрала губы в пучок, по качала головой и спросила сочувственно:

– И что ж ты теперь делать собираешься? Муж в Таджикистане, ты одна с детьми в Москве…

– Квартиру продавать, в Куляб возвращаться…

– Не жалко? Все ваши сюда рвутся, а вы – обратно.

– Жалко! – горячо воскликнула Гульнара. – Очень жалко! Фатима – отличница! Вся в бабушку пошла – красавица, умница! В хоре поет, призы получает.

Смешливую черноглазую дочь Алиевых баба Надя знала. Хорошая девочка. Всегда первая поздоровается, если на лестнице встретит, сумку поможет наверх поднять. Воспитанная.

А Гульнара тем временем раскачивалась на табурете, посылая проклятия погибшему родственнику:

– Ох, погубил он нас! Шайтан! Ох, погубил!

– Ты вот что, Гуля, – баба Надя протянула руку через стол и накрыла ею пальцы таджички, – ты к Алеше иди. Он поможет.

– А деньги?!

– А деньги, я скажу, видела. Ваши они.

– Наши… – икнула Алиева.

– Ваши, ваши. Возьму грех на душу. Не ради тебя, ради детей! Скажу – видела. Знала, что вы на машину скопили. Сколько там в точности было?

– Ой. – Гульнару разбирала нервная икота. – Правда скажете?!

– Да, да.

– Там одна денежка приметная была – в пятнах зеленки!

– И про зеленку скажу, не беспокойся. Иди к Алеше смело. Он парень добрый, поможет.

Уже вскочившая было Гульнара снова опустилась на табурет:

– А паспорт?.. Как я скажу, что обманула?!

– Что признала Фархада мужем?

– Да!

– Ничего. И это не беда. Скажешь – испугалась. Шайтана этого мертвого.

– Ой, ик. А поверят?

– Если сама придешь – поверят. Или хочешь всю эту канитель разводить? Детей из школы срывать, назад возвращаться?