Желтый свитер Пикассо - Мария Брикер

– Кто, кроме Алевтины Сорокиной и Анастасии Звягинцевой, знал о вашем романе с Ольсеном? – спросила Зотова.

– Мы тщательно скрывали наши отношения. Рута возбуждала тайна, а я просто боялась, что муж узнает о романе. Никто не должен был знать! И никто не знал до банкета. Я там нажралась и устроила пьяный дебош. Стала орать на Алевтину, что она у меня Ольсена отбила. Склоку видели все. Сама-то я плохо это помню, мне Настя Звягинцева потом все в деталях описала. Приперлась на следующий день ко мне в номер и давай языком чесать. Насилу я выперла ее. Ну вот, с мысли сбилась, – Мария задумалась, пытаясь вспомнить, о чем шла речь.

– Что было после того, как вы повздорили с Алевтиной? – напомнила Зотова.

– А, ну да. Потом мы с Алевтиной поехали в гостиницу, Ольсена от Клима спасать. Этот кретин приревновал, когда увидел эротическую сцену в картине. Оказалось, что Ольсена спасать не нужно. Они с женихом Алевтины мило побеседовали по-мужски, а после нажрались в зюзю.

– Ольсен из-за Клима Щедрина не пошел на банкет?

– Нет, ему Алевтина передала посылку с дохлой крысой и запиской о скорой смерти.

– М-да… Высокие, я смотрю, у вас там отношения, в творческой среде, – вздохнула Елена Петровна.

– Ага, задница полная, – радостно подтвердила Мария.

– Зачем Алевтина передала Ольсену посылку?

– Короче, там такая история вышла. Посылку эту она под дверью нашла. В это время к ней Ольсен зашел с бутылкой шампанского, которую его попросил передать Варламов. Эта дура решила, что Ольсен к ней кадрится и посылку ей передал именно он. Она стала из себя недотрогу корчить и вернула подарок ему обратно. И шампанское не взяла. А он тоже ничего не понял. Решил, что это она к нему кадрится и ему подарок дарит. И, типа, смущается. Поэтому дверь перед его носом и захлопнула. Он охренел. Пришел в номер, посылочку открыл, а там – опа: «Ты – бездарная сука! Сдохнешь в муках, как эта крыса!» Его и переклинило. От Алевтины он подобной выходки не ожидал. На премьеру он пошел уже подшофе, а когда вернулся в гостиницу, решил продолжить квасить, но там его Клим уже ждал. Они сначала подрались, потом помирились и нажрались. Рут продемонстрировал содержимое посылки, но, как истинный джентльмен, умолчал о том, кто ему подарочек презентовал. Тут явились мы. Клим в это время в ванной в чувство приходил. А Ольсен в кресле, как труп, сидел. Алевтина к креслу подбежала, заглянула в посылку, прочитала записку и как вцепится мне в волосы! Вот, визжит, кто, оказывается, мне подарочек под дверь положил!

У Зотовой голова пошла кругом.

– Ничего не поняла.

– Да что тут непонятного! Алевтина решила, что это я ей под дверь посылку подсунула, вот морду мне и набила. Я ей говорю – не я это. А она – ты, и снова меня по морде. Короче, конкретно, замордовала. Такая тихая мышь с виду! А оказалась самой настоящей стервой! И проныра еще та. Варламов ее боготворил. Где он только ее откопал такую? И почему в свой фильм взял, да еще на главную роль – не знаю.

«Зато я знаю», – подумала Елена Петровна и спросила:

– Почему вы решили, что Алевтина Сорокина отбила у вас любовника?

– Я ночью видела, как Рут из ее номера выходил. Но Алевтина мне объяснила, что, оказывается, он выходил из номера Сергея Грушевского. Это оператор наш. Идиот влюбленный! Всю дорогу таскался за мной, как побитая собака. Это он только что приходил, узнал, наверное, про смерть Виктора, и нарисовался сразу. Никак человек не может понять, что у него нет шансов.

Елена Петровна Зотова покинула квартиру кинозвезды Марии Леви и торопливо засеменила к метро, забыв о больных ногах и пояснице. На часах было половина одиннадцатого. Хотелось поскорее оказаться дома, сварить пельмешек штучек двадцать пять – тридцать и наконец отобедать. «Пельмешки, со сметанкой, с укропчиком, на диване, в теплых тапках, под музыку Шопена», – мечтала Зотова. И все-таки жаль, что у нее нет фонтана. Кушать пельмени, слушать Шопена и смотреть на фонтан – что может быть приятнее. Рабочая неделя закончилась. А по пятницам она всегда позволяла себе излишества. Например, Шопена вместо сериала или пельмени на ночь. Сегодня она решила позволить себе и то, и другое. Сегодня у нее выдался на редкость удачный день. Казалось, совершенно тупиковое дело сдвинулось с места без особых усилий.

У метро было оживленно и весело. Молодежь пила пиво, целовались влюбленные парочки, холостяцкого вида мужики жевали чебуреки, шаурму и хот-доги. От аппетитных запахов закружилась голова и свело желудок. Елена Петровна ускорила темп и шумно ввалилась в стеклянные двери московской подземки. Вниз по эскалатору она бежала, как молодая. И только в вагоне, сев в уголочке, вздохнула с облегчением: аппетитные запахи остались наверху и перестали ее преследовать. Пельменей с Шопеном по-прежнему хотелось, но можно было и о деле подумать немного. Зотова любила думать в метро. Она достала блокнот с ручкой, открыла, положила на колени и вывела каллиграфическим почерком имя первого подозреваемого.

«Грушевский Сергей Борисович – оператор.

Мотив – ревность».

Елена Петровна задумчиво почесала шариковой ручкой макушку и сунула ее в рот. Картина преступления ясно стояла перед глазами, мотив был понятен, но вопросов оставалось море. Грушевский – страстный поклонник Марии Леви. Он был в Париже на премьере. В ночь перед премьерой Рутгер Ольсен побывал в номере оператора. Что они там делали? Мог Грушевский каким-то образом заразить датчанина в ту ночь? Вполне возможно. После Грушевский вернулся в Москву. И «позаботился» о Викторе Староверцеве. Логично? Вполне. То, что они умерли в один день – возможно, случайность. Ольсен был молод и полон сил, поэтому с вредной амебой его организм боролся дольше. Со здоровьем же у Староверцева, как выяснилось, все было плохо: сердечко слабое, печень никуда не годится, сосуды плохие. Если бы не случайность… Если бы жена криминалиста не прочитала в тот день информацию о смерти датчанина в Интернете и не разрыдалась бы… В Дании умер популярный актер Рутгер Ольсен. В Москве – известный политик Виктор Староверцев. С датчанином было все относительно понятно. Грушевского он знал. Но каким образом оператор мог заразить Староверцева? Откуда он мог взять патогенный вид этих амеб? Не иначе как в спецлабораториях. Кто у нас водой занимается? Вот тут и нужно копать! Первым делом – проверить окружение Грушевского. А посылка с крысой, которую положили под дверь Алевтины Сорокиной? Снова эта Сорокина! Не прошло, как говорится, и года, и опять она вляпалась. Дохлая крыса, записка с угрозами… Детский сад, насмотрелись фильмов голливудских! Кто и зачем положил ей посылку под дверь? Имеет это отношение к делу или нет?

Рядом с Еленой Петровной села симпатичная девушка с банкой колы и ароматным пирожком. «Пирожок с мясом!» – методом дедукции вычислила Зотова, сглотнула слюну и, бросив на девушку презрительный взгляд, направилась к выходу. Кушать в метро она считала дурным тоном. Мало того что это негигиенично, так еще и невежливо… жрать пирожки на глазах у изголодавшихся сограждан, жаждущих всей душой пельменей со сметанкой и укропчиком.

В подъезде ее хрущевки, как всегда, не горел свет. Зотова поднялась на второй этаж. Поискала в кармане ключи и выронила их из рук. «А счастье было так близко», – с тоской подумала Елена Петровна, тупо глядя на шикарный букет белых роз, который лежал под дверью ее квартиры.

На верхнем лестничном пролете чиркнула спичка. Запахло дорогим табаком. Затанцевал огонек горящей сигареты.

– Можно было и без этого обойтись, – недовольно буркнула Елена Петровна, нагнулась, подняла ключи и букет, с наслаждением вдохнула нежный аромат роз и открыла дверь. – Ладно. Считайте, что сразили меня наповал и теперь я на все согласна. Проходите, Варламов. И побыстрее, пожалуйста, иначе вы можете скомпрометировать незамужнюю даму.

* * *

Зотова без особых церемоний провела Ивана Аркадьевича в кухню и вышла, чтобы сделать несколько важных звонков.

Кухня была ее любимым местом в квартире: просторная, светлая, с яркими занавесками, почти новым двухкамерным холодильником «Стинол», с угловым удобным диваном, фикусом на подоконнике и красивыми часами с кукушкой. Кукушка, правда, давно не куковала. Елена Петровна свернула ей голову… случайно… как-то раз ночью… после тяжелого трудового дня. Но часики все равно глаз радовали. Уютные были часики, напоминали детство.

– Хорошо у вас, – заинтересованно разглядывая часы, заметил Варламов, когда Елена Петровна вернулась. – Птичка еще жива?

Зотова чуть заметно улыбнулась, отрицательно покачала головой. Варламов улыбнулся в ответ, и Елена Петровна поняла – у режиссера тоже есть часы с кукушкой и бедную птичку постигла та же скорбная участь. «Нервный», – пришла к выводу Елена Петровна.

– Присаживайтесь. Пельмени будете? – спросила она, обрезая толстые стебли роз под струей воды. – Соглашайтесь: в любом случае слушать я буду вас только после того, как поем.