Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Нет, не слышали, - отозвался один из стариков. - А что?
- Да как же... Расскажу я вам такой случай: еду я пароходом по Волге. Проезжаем мы однажды приблизительно этак по Мамадышскому уезду. Выхожу я утром, умывшись и напившись чаю, на палубу, смотрю на берег, спрашиваю: "Чья земля?" - "Помещика Щербакина". Хорошо-с. Проходит этак часа два. Я уже успел позавтракать. Брожу по палубе, взглянул на берег: "Чья земля?" Отвечают тамошние волжские пассажиры: "Помещика Щербакина". Ого, думаю. Эк тебя разбросало. Сел я обедать, съел, что полагалось, выпил две рюмки водки, пошел для моциону бродить по пароходу. Спрашиваю: "Чья земля?" - "Помещика Щербакина". Что за черт, думаю. Очевидно, миллионер, а я о нем ничего не слышал. Спрашиваю: "Богатый?" - "Нет, - говорят, - так... средней руки". Что вы думаете? И ночью я спрашивал: "Чья земля?" - и на другой день утром - все говорят: "Помещика Щербакина?" И это у них называется "помещик средней руки"... Вот это - края! Какие же у них должны быть "помещики большой руки".
- Что ж, долго еще тянулись "земли помещика Щербакина"? - недоверчиво спросил я.
- Да до самого обеда следующего дня. Тут как раз другой пароход подошел, нас с мели снял, поехали мы - тут скоро щербакинские земли и кончились.
- А вы долго на мели просидели? - спросил рыжий старик.
- Да, сутки с лишним. Чуть не два дня. Волга-то летом в некоторых местах так мелеет, что хоть плачь. Чуть пароход мелко сидит в воде - сразу же и сядет. Которые глубоко сидят в воде, тем легче...
- То есть наоборот, - поправил рыжий.
- Ну, да, то есть наоборот, которые мельче пароходы, тем труднее, а глубокие ничего... Да-с. Вот вам и Ротшильд!
Я встал, отозвал хозяйку в сторону и сказал:
- Ради бога! Откуда у вас появился этот осел?
Марья Игнатьевна немного обиделась.
- Почему же осел? Человек как человек.
- Но ведь у него мозги чугунные.
- Не всем же быть писателями и сочинять рассказы, - сухо заметила она. - Во всяком случае, он приличный человек, хотя звезд с неба и не хватает.
Я пожал плечами, отошел от нее и подошел сейчас же к отбившемуся от компании старичку в вицмундире, с какой-то белой звездой, выглядывавшей из-под лацкана вицмундира.
- Кто такой этот Бельмесов? - нетерпеливо спросил я.
- А как же! У нас же служит.
- Да чем? Что он делает?
- А как же. Инспектором у нас в уездном училище. Где я директором состою. Дока.
- Это он-то дока?
- Он. Вы бы посмотрели, как он на экзаменах учеников спрашивает. Любо-дорого посмотреть. Уж его не надуешь, не проведешь за нос. Ен, как говорится, достанет. Посмотрели бы вы, каким он орлом на экзамене...
- Много бы я дал, чтобы посмотреть! - вырвалось у меня.
- В самом деле хотите? Это можно устроить. Завтра у нас как раз экзамены - приходите. Посторонним, правда, нельзя, но мы вас за какого-нибудь почетного попечителя выдадим. Вы же, кстати, и пишете - вам лю6опытно будет... Среди учеников такие типы встречаются... Умора! Смотрите, только нас не опишите! Хе-хе! Вот вам и адресок. Право, приезжайте завтра. Мы гласности не боимся.
III
За длинным столом, покрытым синим сукном, сидело пятеро. Посредине любезный старик с белой звездой, а справа от него торжественный, свеже-накрахмаленный Бельмесов, Иван Демьяныч. Я вскользь осмотрел остальных и скромно уселся на стул.
Солнце бегало золотыми зайчиками по столу, по потолку и по круглым стриженым головенкам учеников. В открытое окно заглядывали темно-зеленые ветки старых деревьев и приветливо, одобрительно кивали детям: "Ничего, мол. Все на свете перемелется - мука будет. Бодритесь, детки..."
- Кувшинников, Иван, - сказал Бельмесов. - А подойти к нам сюда, Иван Кувшинников... Вот так. Сколько будет пятью-шесть, Кувшинников, а?
- Тридцать.
- Правильно, молодец. Ну, а сколько будет, если помножить пять деревьев на шесть лошадей?
Мучительная складка перерезала загорелый лоб Кувшинникова Ивана.
- Пять деревьев на шесть лошадей? Тоже тридцать.
- Правильно. Но тридцать - чего?
Молчал Кувшинников.
- Ну, чего же - тридцать? Тридцать деревьев или тридцать лошадей?
У Кувшинникова зашевелились губы, волосы на голове и даже уши тихо затрепетали.
- Тридцать... лошадей.
- А куда же девались деревья? - иронически прищурился Бельмесов, Нехорошо, тезка, нехорошо... Было всего шесть лошадей, было пять деревьев и вдруг - на тебе! - тридцать лошадей и ни одного дерева... Куда же ты их дел?! С кашей съел или лодку себе из них сделал?
Кто-то на задней парте печально хихикнул. В смехе слышалось тоскливое предчувствие собственной гибели.
Ободренный успехом своей остроты, Иван Демьяныч продолжал:
- Или ты думаешь, что из пяти деревьев выйдут четыре лошади? Ну, хорошо: я тебе дам одно дерево - сделай ты мне из него четыре лошади. Тебе это, очевидно, легко, Кувшинников Иван, а? Что ж ты молчишь, Иван, а? Печально, печально. Плохо твое дело, Иван. Ступай, брат!
- Я знаю, - тоскливо промямлил Кувшинников. - Я учил.
- Верю, милый. Учил, но как? Плохо учил. Бессмысленно. Без рассуждения. Садись, брат, Иван. Кулебякин, Илья! Ну... ты нам скажешь, что такое дробь?
- Дробью называется часть какого-нибудь числа.
- Да? Ты так думаешь? Ну, а если я набью ружье дробью, это будет часть какого числа?
- То дробь не такая, - улыбнулся бледными губами Кулебякин. - То другая.
- Откуда же ты знаешь, о какой дроби я тебя спросил? Может быть, я тебя о ружейной дроби? Вот если бы ты был, Кулебякин, умнее, ты бы спросил: о какой дроби я хочу знать: о простой или арифметической?.. И на мой утвердительный ответ, что - о последней - ты должен был ответить: "арифметической дробью называется - и так далее"... Ну, теперь скажи ты нам, какие бывают дроби?
- Простые бывают дроби, - вздохнул обескураженный Кулебякин, - а также десятичные.
- А еще? Какая еще бывает дробь, а? Ну, скажи-ка?
- Больше нет, - развел руками Кулебякин, будто искренно сожалея, что не может удовлетворить еще какой-нибудь дробью ненасытного экзаменатора.
- Да? Больше нет? А вот если человек танцует и ногами дробь выделывает, это как же? По-твоему, не дробь? Видишь ли что, мой милый... Ты, может быть, и знаешь арифметику, но русского языка - нашего великого, разнообразного и могучего языка - ты не знаешь. И это нам всем печально. Ступай, брат Кулебякин, и на свободе кое о чем подумай, брат Кулебякин. Лысенко! Вот ты, Лысенко Кондратий, скажешь нам, что тебе известно о цепном правиле? Ты знаешь цепное правило?
- Знаю.
- Очень хорошо-с. Ну а цепное исключение тебе известно?
Лысенко метнул в сторону товарищей испуганным глазом и, повесив голову, умолк.
- Ну что же ты, Лысенко? Ведь говорят же: нет правила без исключений. Ну, вот ты мне и ответь: есть в цепном правиле цепное исключение?
Стараясь не шуметь, я отодвинул стул, тихонько встал и, сделав общий поклон, направился к выходу.
Любезный директор с белой звездой тоже встал, догнал в передней и сказал, подмигивая на экзаменационную комнату:
- Ну, как?.. Не говорил ли я, что дока. Так и хапает, так и режет. Орел! Да только, жалко, не жилец он у нас... Переводят с повышением в Харьков. А жалко... Я уж не знаю, что мы без него и делать будем?.. Без орла-то!
ШЕСТАЯ ДЕРЖАВА
Желтая журналистика
I
Сам он розовый, пиджак на нем серый, галстук красный, а пресса, в которой он работает, желтая.
О себе он говорит всегда искренне и веско:
- Я выколачиваю денежки на бульваре, чтоб его черти побрали!
- На каком бульваре?
- Газетка наша бульварная. Не понимаю, как публика читает такую мерзость...
- А что?
- Да ведь ее, газетку эту, составляют каторжники. Вы не верите? Ей-богу! Любой сотрудник способен на шантаж, воровство, а если вы гарантируете ему безопасность, то и на убийство. Редактор мошенник.
- Ну, да!
- Без сомнения.
- Зачем же вы там работаете?
- Работа легкая. Пиши о чем хочешь, измышляй что угодно и получай денежки. Ей-богу!
Я недоверчиво спросил:
- Неужели можно измыслить что угодно?
- Уверяю вас. Ну что вы, например, хотите, чтобы было у вас завтра в газете?
Я рассмеялся.
- Напишите, что я очень люблю устриц.
- Хорошо! Устрицы - так устрицы.
На другой день я прочел, к своему удивлению, в газете, в которой работал розовый молодой человек, следующее:
АНКЕТА
Являются ли устрицы полезным блюдом?
Ввиду свирепствующей теперь эпидемии холеры мы занялись вопросом, не вредны ли в этом смысле устрицы. С этим вопросом мы и обратились к доктору Копытову.
- Видите ли, - сказал симпатичный медик, - в сущности, устрицы являются полезным, питательным блюдом, но, конечно, неумеренное их употребление может привести к нежелательным последствиям.
Спрошенная по этому поводу популярная певица И. О. Смяткина сказала следующее:
- Не знаю. Я не ем устриц. Несколько раз меня хотели приучить к ним, но, увы, безнадежно.
И. О. засмеялась.
После поездки в Мариенбад И. О. очень поправилась и выглядит прекрасно.
- Рассказ для Лягушонка - Аркадий Аверченко - Прочий юмор
- Первый день Пасхи (Картинка) - Николай Лейкин - Прочий юмор
- На невском пароходе - Николай Лейкин - Прочий юмор
- Парильщик - Николай Лейкин - Прочий юмор
- Семейный спектакль - Татьяна Пешко - Русская классическая проза / Прочий юмор / Юмористическая проза
- Здравствуйте. Я доктор - Ирина Михайловна Кореневская - Прочее / Прочий юмор / Юмористическая проза
- Это цивилизация? - Вячеслав Низеньков - Космическая фантастика / Прочий юмор / Юмористическая проза
- Дрожжи - Арина Амстердам - Короткие любовные романы / Прочий юмор
- Забег за принтером - Оксана Александровна Ливанова - Периодические издания / Прочий юмор
- И снова Колобок. Фантазия для театра - Николай Николаевич Лисин - Драматургия / Русская классическая проза / Прочий юмор