Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из соседней комнаты вышла прехорошенькая молодая женщина. Приводя мимоходом в порядок пышные волосы, она улыбнулась и сказала, щуря заспанные еще глазки:
- Отказать мужчине вы еще могли, но даме - фи! Это будет не по-джентльменски!
Муж представил:
- Моя жена Елизавета Григорьевна - Никодим Иваныч! Господин пристав... виноват, не имею чести...
Пристав растерялся при виде вошедшей красавицы, что вскочил и, щелкнув каблуками, преувеличенно громко отрекомендовался:
- Крутилов, Валериан Петрович!
- Да что вы?! Очень рада. У меня сына одного Валей зовут. Лукерья!
Явившейся кухарке она приказала:
- Проведи понятых и городовых пока на кухню! Разогрей пирог, достань колбасы, огурцов... Водки там, кажется, есть с полчетверти... Одним словом, займись ими... А я похлопочу насчет их благородий!
Улыбнувшись смотревшему на нее во все глаза приставу, она выпорхнула.
Жандармский офицер, ошеломленный, открыл рот и начал:
- Извините, но...
За дверью послышался шум, возня, детские голоса, и в комнату ворвались два ликующих сорванца лет пяти-шести.
- Обыск, обыск! У нас обыск! - подпевали они в такт прыжкам, таким тоном будто радовались принесенному пирожному.
Один, топая босыми ножонками, подбежал к офицеру и ухватил его за палец.
- Здравствуй! Покатай меня на ноге, так: гоп, гоп!
Отец сокрушенно покачал головой.
- Ах вы, экспроприаторы этакие! Вы уж извините их... Это их в Одессе у меня разбаловали. Обыски у меня бывали чуть не два раза в неделю... ну, для них и не было лучшего удовольствия. Подружились со всеми... Верите - шоколад стали им носить, игрушки...
Видя, что мальчик тянется губками к его рыжим длинным усам, жандармский офицер нагнулся и поцеловал его.
Другой сидел верхом на колене пристава и, рассматривая погоны, деловым тоном спрашивал:
- Сколько у тебя звездочек? А сабля - вынимается? Я в Одессе сам вынимал - ей-богу!
Вошедшая с подносом, на котором стояли разноцветные бутылки и закуски, мать искусственно-строго заметила:
- Сколько раз я тебе говорила, что божиться - дурная привычка! Он надоедает вам - спустите его на пол.
- Ничего-с... Помилуйте! Тебя как зовут, крыса, а?
- Митей. А тебя?
Пристав рассмеялся.
- Валей. Будем знакомы.
Мать, улыбаясь гостям, наливала в рюмки коньяк и, подвигая офицеру икру, говорила:
- Милости прошу. Согрейтесь! Нам так совестно, что из-за нас вы обеспокоили себя в эту дурную погоду.
- Валя! Дай мне икры, - потребовал Митя, царапая пальцем пуговицу на сюртуке пристава.
Через час жандармский офицер, подперев кулаком щеку, курил предложенную ему хозяином сигару и слушал.
- Разногласие с меньшевиками, - объяснял хозяин, - происходит у нас, главным образом, из-за тактических вопросов... Затем, наше отношение к террору...
Покачивая на руках уснувшего ребенка и стараясь не шуметь, пристав пытался сесть так, чтоб спящего не раздражал свет лампы.
Городовой Харлампов муслил толстый палец и потом, хлопая картой по столу, говорил:
- А вот мы вашего короля прихлопнем! Теперича - дворник - принц, а вы Лукерья Абрамовна - королевой будете. Вроде как бы английская Виктория. Хе-хе!
Лукерья застенчиво улыбалась, наливая пиво в пустые стаканы.
- Тоже ведь придумает эдакое... Уж сказано про вас - бюрократический режим.
Зверинец
- К вам можно? - повторил я через запертую дверь.
- Кто такой? - послышался изнутри сердитый старческий голос.
- Это я, Михаил Осипович, - пустите. Я вам ничего дурного не сделаю.
Дверь, защелкнутая на цепь, приотворилась, и на меня глянуло испуганное, злое лицо Меньшикова.
- Да ведь вы небось драться пришли? - недоверчиво прохрипел он.
- Чего же мне драться... У меня и палки нет.
- А вы, может, руками... а?
- Нет, руками я вас не буду... Право, пустите. Я так, поболтать пришел.
После долгого колебания Меньшиков снял цепь и впустил меня.
- Здравствуйте, коли пришли. Не забываете старика - хе-хе...
- Где вас забыть!
Он привел меня в большую холодную гостиную, с застоявшимся запахом деревянного масла, старой пыли и какой-то мяты...
Мы сели и долго молчали.
- Альбомик не желаете ли посмотреть? - придвинул он мне книгу в кожаном переплете, с оторванными застежками.
Я развернул альбом и наткнулся на портрет какого-то унылого человека.
- Кто это?
- Большой негодяй! Устраивал сходки разныя... Да - шалишь, - сообщил я кому следует... засадили его.
- Гм... А этот?
- Морской чиновник? Вор и растратчик. Я в одной статье такое про него написал, что вверх тормашками со службы полетел.
- Это вот, кажется, очень симпатичное лицо...
- Какое! Бомбист, совершеннейший бомбист! Школьным учителем был. Он, правда, бомб еще не метал, но мог бы метать. Ужасно казался мне подозрительным! В Якутской области теперь.
- А этот?
- Этот? Просто мерзавец. Вот тут еще есть - жид, зарезавший отца, поджигатель, два растлителя малолетних... а эти - так себе, просто негодяи.
Он закрыл альбом и, прищурившись, ласково сказал:
- Может, вы свою карточку дадите, а? Я бы вставил ее в альбомчик.
- Гм... после разве, когда-нибудь.
Он сидел со сложенными на животе руками, молча, с любопытством, поглядывая на меня.
Потом встал, оправил лампадку и, вытирая замаслившиеся руки о волосы, спросил скрипучим голосом:
- Небось бомбы все бросаете?
- Нет, не бросаю. Чего же мне их бросать...
- Нынче все бросают.
Узнавши, что я бомб не бросаю, он повеселел и, скорчив лицо в улыбке, хлопнул меня по колену:
- Так уж и быть!.. Показать разве вам мой зверинец?!
Я удивился.
- Зверинец? Разве вы так любите животных?
- Хе-хе... У меня особый зверинец... Совершенно особенный!
Взявши связку ключей, он подмигнул мне и повел через ряд пустынных холодных комнат, с тем же запахом.
- Вот мой зверинец, - сказал он, скаля беззубый рот в подобие приветливой улыбки и открывая ключом последнюю дверь.
В небольшой комнате сидели за столом и играли в "шестьдесят шесть" трое мужчин и одна женщина.
- Ну, как вы тут, ребята? - сказал Меньшиков, подозрительно осматривая всех и похлопывая по ноге откуда-то взявшимся арапником. - "Раскаявшийся рабочий"! "Раскаявшийся рабочий"!! Ты опять пьян, мерзавец?! - закричал он вдруг, вглядываясь в лицо человека с красным носом и слезящимися глазами. Ты чего смотрела, "Дама из общества"? А ты, "Осведомленное лицо с Кавказа", - шампурь тебе в глотку?! Дармоеды! Всех выгоню!!
Кавказец, в истасканном бешмете, встал и, почесав грязной рукой за ухом, хладнокровно сказал:
- Зачем кырчат? Ему водкам давал "Мужичок из деревни".
"Дама из общества" строила мне уже глазки и, подойдя бочком, спросила:
- Парле ву франсе?
- Пошла, пошла, старая грешница, - закричал на нее Меньшиков, грозя арапником.
Потом, видя, что я с удивлением смотрю на всю эту сцену, он мне объяснил.
- Это, видите ли, зверинец. Для статей держу этих дармоедов... Вдохновляют меня. Тут они не все... Некоторых гулять я отпустил. Здесь вы видите "Мужичка из деревни", "Раскаявшегося рабочего", "Осведомленное лицо с Кавказа" и "Даму из общества".
- Она в самом деле из общества? - спросил я, поглядывая на ее толстое накрашенное лицо.
- Да, я ее взял из общества спасения от разврата падших женщин. Дом она какой-то на Лиговке содержала. А это вот - "Мужичок из деревни". Пьяница, каналья, и, как напьется, колотит "Даму из общества".
- А "Осведомленное лицо с Кавказа"?
- У Макаева шашлык жарил. Я его к себе сманил. Правильный парень. Тараска! Что нужно жидам делать?
- Резать! - завизжало "Осведомленное лицо".
- Видите!.. Ты куда, мерзавец! Отдай им бумажник!
Он хватил арапником по руке "Раскаявшегося рабочего" и, отняв у него появившийся откуда-то мой бумажник, возвратил его мне.
- Вы с ним поосторожнее. Что ни увидит, негодяй, все сопрет. Часы целы ли?
"Дама из общества" тайком ущипнула меня за руку, а "Осведомленное лицо с Кавказа", заметив это, скрипнуло зубами и положило руку на рукоять кинжала.
- Пойдемте! - сказал я.
Меньшиков подмигнул мне и сказал:
- Роман тут у них... Но "Дама", кажется, флиртирует, кроме того, с "Мужиком из деревни". Впрочем, пойдемте. Воздух у них тут... действительно!
Мы вышли.
Я стал прощаться.
Провожая меня, Меньшиков лукаво подмигнул и сказал:
- А ведь давеча соврали-то, а? Хе-хе... Бомбочки-то ведь бросаете? Ну, сознайтесь!
Боясь сознаться, я поспешно вышел.
ГОРДОСТЬ НАЦИИ
Робинзоны
Когда корабль тонул, спаслись только двое:
Павел Нарымский - интеллигент.
Пров Иванов Акациев - бывший шпик.
Раздевшись догола, оба спрыгнули с тонувшего корабля и быстро заработали руками по направлению к далекому берегу.
Пров доплыл первым. Он вылез на скалистый берег, стал вскарабкиваться по мокрым камням, строго спросил его:
- Ваш паспорт!
Голый Нарымский развел мокрыми руками:
- Рассказ для Лягушонка - Аркадий Аверченко - Прочий юмор
- Первый день Пасхи (Картинка) - Николай Лейкин - Прочий юмор
- На невском пароходе - Николай Лейкин - Прочий юмор
- Парильщик - Николай Лейкин - Прочий юмор
- Семейный спектакль - Татьяна Пешко - Русская классическая проза / Прочий юмор / Юмористическая проза
- Здравствуйте. Я доктор - Ирина Михайловна Кореневская - Прочее / Прочий юмор / Юмористическая проза
- Это цивилизация? - Вячеслав Низеньков - Космическая фантастика / Прочий юмор / Юмористическая проза
- Дрожжи - Арина Амстердам - Короткие любовные романы / Прочий юмор
- Забег за принтером - Оксана Александровна Ливанова - Периодические издания / Прочий юмор
- И снова Колобок. Фантазия для театра - Николай Николаевич Лисин - Драматургия / Русская классическая проза / Прочий юмор