Спасибо за покупку - Лев Соломонович Новогрудский

слезам не верит, — насмотревшись, видимо, и наслушавшись, сказал помощник. — Ты бы созналась лучше. Признание — это важное, смягчающее вину обстоятельство. Поняла?

— Давно пора, — поддержал его Кирилл Прохорович. — Сколько тебе? Небось и восемнадцати нет? Вся жизнь, можно сказать, впереди. Дело ли со лжи ее начинать, с запирательства? Не дело! Учись за свои поступки отвечать, вот что я тебе скажу.

— В чем?.. В чем мне признаться?! — Юльку трясло. Слезы, вымочив платок, не впитывались им больше, а размазывались по щекам, стекали за ворот и на куртку. — Да, это я! Я! Я!

— Так-то лучше, — удовлетворенно заметил Кирилл Прохорович.

Тут Юлька вскочила со стула и первый раз в своей жизни стала кричать, одновременно и пугаясь своего крика, и злорадствуя по поводу его отчаянной громкости, и, кажется, немного надеясь, что ее крик повредит-таки кое-кому барабанные перепонки.

— Да, я! Я! — кричала Юлька. — Это я застрелила президента Кеннеди! И Мартина Лютера Кинга тоже я! И землетрясение в Средней Азии — мое дело! А грипп? Когда зимой была эпидемия, помните? Это я всех заразила, всю Москву! Я!

Она рухнула на стул и вдруг отчетливо и как-то очень спокойно подумала, что все нелепости, выкрикнутые ею, все же для нее самой менее нелепы, чем то, в чем ее хотят обвинить. Но ведь это только в собственном ее представлении подозрение в обвесе является чушью, ересью, ахинеей и околесицей, бредом сивой кобылы.

А для тех, кто ведет сейчас допрос с пристрастием? Все они уверены в ее вине. В большей или меньшей степени, но уверены. Как же им доказать? Как доказать, что не могла она это сделать? Как убедить, что если бы она такое совершила, то была бы не Юлей Роговой, но кем-то совсем другим или другой, с иными мыслями, интересами, даже непохожей внешностью, с другим папой и другими друзьями. Как же им доказать, что не могла она это сделать, что она — не могла?!

— М-да… — протянул Виктор Егорович, когда общая оторопелость, вызванная Юлькиными криками, прошла и все попривыкли к установившейся в кабинете тишине. — М-да… Жалко президента Кеннеди, хороший был человек. Его в шестьдесят третьем, что ли, убили? Тебе сколько тогда было? — спросил он Юльку, но та не ответила. — Годика три… Здорово ты его!..

За президента Кеннеди Кирилл Прохорович на директора обозлился:

— Шуткуешь, директор? Мы тут не в бирюльки играем, нам рассусоливать некогда!

— Теперь всем некогда, — философски заметил Виктор Егорович. — А ты пиши, пиши, в центре разберут!

— Вот это ты в точку, — усмехнулся Кирилл Прохорович. — Там разберут, а за нами дело не станет, завершим сей же час.

Но завершил он свои писания не сей же час, а провозился с актом довольно долго. Потом составил еще один — на изъятие кусочка жира для передачи последнего в лабораторию. Кусочек был торжественно водворен в полиэтиленовый пакет, пакет затянут шпагатом и опломбирован. Затем Кирилл Прохорович потребовал, чтобы Мария Степановна и Юлька подписали акты и чтобы директор подписал тоже. Сделать это никто из них не отказался, что составителю актов и его помощнику явно понравилось. Далее заведующей отделом и Юльке было официально предложено написать объяснения. Юлька с этим справилась быстро, а Мария Степановна порядочно помучилась. В общем, все заняло массу времени, и рабочий день в магазине уже кончился.

Когда документы были, наконец, оформлены, Кирилл Прохорович встал, расправил плечи, похрустел суставами пальцев.

— Так как с приказом, директор?

— Обождем.

— Ждать да догонять — хуже нет, — сказал наставительно Кирилл Прохорович. — Леша, соедини-ка меня с директором торга.

Помощник взглянул на часы, а потом — вопросительно — на своего начальника.

— Звони домой, звони. Злее будет!

О происшествии он доложил по-военному сурово и четко, заметив в конце, что директор по непонятным причинам не хочет дать принципиальной оценки случившемуся и даже отказывается отстранить виновницу от работы. Трубка, как видно, немедленно потребовала к себе директора — Кирилл Прохорович, сказав: «Будет исполнено», оторвал ее от уха и подержал в вытянутой руке, пока не взял директор.

Воспользовавшись этой небольшой паузой, Юлька спросила:

— Мне можно идти?

Она не хотела, просто не в силах была услышать, как ее директор тоже скажет: «Будет исполнено!» или что-нибудь в таком роде. Но другого сказать он, конечно, не мог.

Юлька тихо вышла из кабинета. «Навсегда!» — подумала она. Стало тоскливо и больно.

Глава тринадцатая

Осторожно прикрыв дверь и оказавшись все в том же плохо освещенном зигзагообразном коридорчике, она впервые за эти последние часы вспомнила об Олеге. Где он? Ушел? Возможно. Почему возможно? Именно так, ушел. Он все видел. Встречались всего ничего, познакомились случайно, как говорится, на улице. Откуда же взяться слепому доверию? Тем более, он будущий юрист и понимает толк в преступлениях. Или Олег остался и ждет ее перед магазином? Ну да, как же! Может, еще и кораблик рисует? Только какой кораблик? Каторжную галеру?

«Надо пройти двором, — решила Юлька. — На всякий случай, чтобы не встретиться». И усмехнулась про себя обреченно. Зачем же двором? Олега давно нет, и встреча исключается. Стоит ли себя обманывать? А если быть честной, предельно честной перед собой, то не выходить на улицу и пройти двором она хочет по совершенно другой причине: не потому, что боится встретить Олега, а потому, что боится не встретить его, страшится узнать, что он ушел, ее не дождавшись. Но все равно, будь он даже там, перед магазином, подходить к нему она бы не стала.

Магазин продолжал жить, хоть покупателей в нем уже не было. За стенкой раздались голоса и смех — в гастрономии, вероятно, убирали скоропортящиеся товары в холодильные камеры. «Неужели кто-то может смеяться?» — удивилась Юлька. Неподалеку взвыл и мелко замолотил компрессор. В торговом зале звякнуло о кафель ведро, и еле слышный этот звук тоже долетел до Юльки — уборщица тетя Шура начинала протирать полы. Магазин продолжал жить без Юльки, и то, что она была еще здесь, в счет теперь идти не могло. С беспросветным унынием она думала о том, что Майя и девочки скоро начнут носить продукты пенсионерам на дом, но уже без нее, без Юльки, и нелегкая эта обязанность представлялась ей сейчас как удовольствие, которого она долго ждала и вдруг навсегда лишилась. И ежедневные смены продавцов установят вот-вот, но и это ее не коснется и не порадует.

Юлька понуро направилась к выходу, когда дорогу ей преградил Саша-гусар из мясного отдела. Преградил так же, как в прошлый раз и почти