Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Коротко вскрикнула Мария Степановна, хрипло, не своим голосом, зашептала Лиза, кто-то из покупателей нагло засмеялся, кто-то сказал с удовольствием: «Ну, ворье!» — радуясь, видимо, свежему достоверному факту, подтверждавшему это его давнее убеждение. На все лады посыпались ахи и охи, и возникла даже некоторая толкотня среди любознательных, желавших во что бы то ни стало поглядеть на криминальный кусочек ветчины, а также на продавщицу — виновницу увлекательного происшествия.
У Юльки пересохло во рту, в груди странно захолонуло. Она беспомощно оглянулась вокруг, ища справедливости и поддержки, но толком не сознавая, чего и зачем ждет. «Олег! — пронеслось в голове. — Олег здесь. Он поймет, не осудит, он заставит замолчать этих людей, он крикнет одно лишь слово — и все разом поверят, что Юлька ни в чем не виновата, просто не может быть виновата ни в чем! Услышав Олега, они по-доброму и радостно ей улыбнутся, очень по-доброму — все, даже серый костюм!»
Сквозь пелену нездорового сизого дурмана, застилавшего глаза, надвигалось расплывчатым пятном лицо Олега. Одно маленькое усилие — и теплым освежающим ливнем хлынет успокоение и мигом смоет отвратительную липучую слизь, в которую погружается она все глубже и глубже.
Она бы и сделала такое усилие и сосредоточила свой взгляд на его лице, если бы не обожгла, не опалила ее новая неожиданная догадка, вернее, предположение — простое и предельно убедительное в этой своей почти святой простоте. «А если Олег с ними? Он смотрел, он все видел сам. Почему же он должен верить ей, а не тому, что в эти минуты перед ним развернулось? Разве человек способен не поверить собственным глазам? Разве может?..»
Обхватив пальцами горло, боясь и стесняясь выпустить рвущиеся из него рыдания, давя их, сколько хватало сил, Юлька бросилась в подсобку. Она резко метнулась от стоящей там Калерии, от протянутой тою руки, выбежала в темный угловатый коридорчик. Здесь она больно ударилась обо что-то бедром, и боль ей показалась приятной. Подумала: «Будет синяк!» — но тут же оскорбилась ничтожностью своей мысли. Затем, остановившись во втором или третьем колене коридорчика, Юлька прислонилась спиной к стене — холодной и скользкой. Ноги сделались ватными, больше ее не держали. Она медленно сползла по стене и сидела, тихо забившись в угол.
Как долго она здесь просидела, Юлька потом вспомнить не могла.
Нашла ее Мария Степановна и, как маленькую, за руку отвела в кабинет директора.
Все-таки времени, наверное, прошло порядочно. Заключить об этом было нетрудно по той сравнительно мирной обстановке, которая царила в кабинете: первое потрясение прошло, к невероятности происшедшего начали привыкать, оно становилось частицей реальной жизни магазина, пусть неприятной, даже из ряда вон выходящей, но уже существующей.
Все молчали. Виктор Егорович курил, сидя на своем обычном месте за письменным столом. Что-то писал серый костюм, плотно навалившись грудью на тот же стол, но с противоположной его стороны. Помощник костюма с повышенным интересом разглядывал свои ногти на правой руке и, кажется, не собирался прерывать своего занятия ни при каких обстоятельствах. Вошедшие сюда Мария Степановна и Юлька тоже некоторое время постояли молча, затем заведующая отделом кивнула Юльке на стул — садись.
Сели.
— Юля, Юля… — без выражения протянул директор и снова умолк.
— Это не я, — сказала Юлька, не обращаясь конкретно ни к кому из присутствующих.
— Моя хата с краю, ничего не знаю, — в тон ей добавил подручный серого костюма, тоже, между прочим, ни к кому не обращаясь.
— Нет, — возразила Юлька. — Моя хата не с краю, но это не я.
— Я не я, и лошадь не моя. — Юлькин оппонент, кажется, твердо решил разговаривать только пословицами. Получалось очень иронично.
— Лошадь как раз ее. — Виктор Егорович болезненно поморщился, как видно, от обилия народного юмора, но неожиданно и сам уснастил свою речь аллегорией: — Лошадь-то ее, а кто извозчик?
Серый костюм оторвался от писанины и откинулся на спинку стула. Он обвел всех строгим, не замутненным сомнениями взглядом.
— Какая еще лошадь?
— Мы про весы, — разъяснил помощник. В данный момент он изучал ноготь большого пальца левой руки.
— А-а…
Сказав «A-а», серый костюм продолжил свои писания, с силой нажимая на шариковый карандаш. Под листочком бумаги, на котором он писал, лежала копирка, под копиркой снова листок, потом снова копирка — и так раз пять. Вся пачка была сколота сверху двумя скрепками. «Составляют акт, — сообразила Юлька, — про меня. Неужели про меня? — тут же ужаснулась она. — Но я же…» Ей снова стало нехорошо: голову забил ядовитый туман, начало сильно поташнивать.
— Это не я, — снова повторила Юлька как-то уж очень неубедительно и скучно. На ее слова никто не обратил внимания, и пауза длилась бесконечно.
— Интересное получается кино, — вступил подручный. — Или это мы с Кирилл Прохорычем прилепили ветчинку? — Вопрос был обращен к Юльке, ногтями помощник заниматься перестал.
— Нет, не вы, — ответила Юлька.
— Ну, а если не ты и не мы, то кто? Данными весами ты одна пользовалась, другие продавцы не подходили.
— Это верно, — сказала до того молчавшая Мария Степановна. — Больше на них товар никто не взвешивал. — Она горестно вздохнула. — Рано мы Рогову к весам допустили. Ошибка в нашей работе.
Серый костюм повернул к Марии Степановне лицо. Не лицо, а прямо-таки указующий перст какой-то.
— Не допустили рано, а спохватились поздно, — сказал Кирилл Прохорович. Он перевел взгляд на директора, закурившего только что новую сигарету, и рассматривал его молча несколько секунд. — Ты чего приказ не пишешь, директор?
— Успеется, — сказал Виктор Егорович. — Сперва разобраться надо.
— Разобраться? — удивился Кирилл Прохорович. — В чем разбираться? Ну ты и либерал, ей-богу. В магазине у него злостный обвес, а он знай себе покуривает. Или маленький, не знаешь, что делать? Слушай тогда: принципиальную оценку всему сразу надо давать, немедленно, а не раскуривать тут одну за другой.
— Курить вредно, верно, — сказал директор и загасил сигарету. — Но вы же еще письменных объяснений у Роговой не отобрали. Да и увольнять человека без решения месткома нельзя.
— Она не продавец, а ученица у тебя, так что никакого месткома не нужно. Отчислишь, и все, дальше уж наше дело.
Юлька зарыдала в голос. Остальные прекратили разговоры, смотрели и слушали, как она в три ручья ревет.
— Москва
- Присутствие духа - Макс Соломонович Бременер - Детская проза / О войне
- Валькины друзья и паруса [с иллюстрациями] - Владислав Крапивин - Детская проза
- Васек Трубачев и его товарищи - Валентина Осеева - Детская проза
- Странный мальчик - Семен Юшкевич - Детская проза
- Сумерки - Семен Юшкевич - Детская проза
- Самостоятельные люди - Марта Фомина - Детская проза
- Анечка из первого «А» и другие - Ян Рыска - Детская проза
- Мальчик на главную роль - Кира Михайловская - Детская проза
- Васек Трубачев и его товарищи (книга 1) - Валентина Осеева - Детская проза
- Княжна Дубровина - Салиас-де-Турнемир Елизавета Васильевна - Детская проза