Бешенство небес - Лев Жаков

Неподалеку Лиг вставал на ноги, морщась и растирая пострадавшее при падении колено. Туша дирижабля на боку медленно сдувалась, опадала: сквозь розовую рану газ с тонким шипением выходил наружу.

– Ты, как тебя... Шипер! – выкрикнула девушка, начиная наконец понимать, что к чему. – А ну, слазь! Сюда, быстро! Что здесь произошло? Отвечай!

Вскоре выяснилось, что на лагерь и вправду напали серапихи – под утро, неожиданно. Драка длилась недолго, часть моряков была перебита, а другую дикарки уволокли в джунгли, исчезнув среди деревьев так же быстро и бесшумно, как появились. Шипер (он был ранен в руку и плечо, причем вторая рана до сих пор кровоточила) спал под самой пальмой, и когда серапихи залезли на холм, он в свою очередь залез на дерево. В плечо вонзилось копье, а запястье пострадало от удара ножа одной из дикарок, которая взобралась следом, – но Шипер мужественно лягнул ее пяткой в лоб, она упала и скатилась куда-то с другой стороны холма, к речке.

– Верно, до сих пор там лежит, под косогором, дохлая, – так моряк завершил рассказ.

По крайней мере, отметила Арлея, он не пытался приукрасить свои поступки, не скрывал, что струсил и сразу полез на дерево, вместо того чтобы сражаться.

– Ну, завалил бы я одну, – пояснил Шипер. – И что с того? Схватили б меня и тоже уволокли бы – от и все. Вам тогда бы и узнать не от кого было, что тут стряслося.

Испуганный до полусмерти, он целый день просидел в ветвях, страшась слезть, а под вечер увидел опускающееся с неба чудовище и перепугался пуще прежнего.

Светило в небе гасло, над вершиной дул прохладный ветер. Живой дирижабль лежал, разбросав подрагивающие щупальца, постепенно сморщиваясь, сдуваясь, испуская во все стороны влажное тепло – выходящий наружу газ был горячим. Арлея обошла чудовище, внимательно рассматривая, заглянула в единственный глаз на морде, полускрытый влажными складками кожи: она не могла понять, испытывает ли это существо боль, в конце концов – понимает ли, что умирает?

– Давайте я хуч брюхо ему заткну чем-нить, – предложил Лиг. – Эй, а ну подсобите!

Моряки принялись собирать разбросанные по склону обрывки ткани, растерзанные котомки и веревки. Арлея вернулась на вершину и села, свесив ноги, на краю отвесного склона, под которым были кусты и берег облачной речки с песчаной косой. Она потерпела полное фиаско: приемный отец неведомо где, команда клиргона исчезла в джунглях Проклятого острова, капитан так и не спасен... Старые мысли вернулись к ней: женщина, знай свое место! Не лезь туда, где ты ничего не стоишь, занимайся тем, что можешь: ласкай мужа по ночам, штопай его одежду, готовь ему и рожай детей.

Она повернулась, увидела, как моряки пытаются запихнуть свернутые жгутом тряпки в рану лежащего на боку кальмара, и спросила, пряча глаза, потому что ей казалось, что троица искоса поглядывает на нее – с насмешкой, осуждением, чуть ли не брезгливостью:

– Шипер, а лодка где? Тоже дикарки унесли?

– Не, ваша милость, – откликнулся он, не оборачиваясь. – Мы ее смолой промазали и на самом краю поставили, ну, почти где вы щас сидите. На ветерке, чтоб просохла, значит... вниз ее сковырнули, когда драка была, она в кусты и упала.

– Можно будет ее починить, как думаешь?

– Ежели лодка туда навернулась, так не починить, а разобрать и заново сколотить, – ответил вместо матроса Лиг, и Арлея сумрачно кивнула.

Наступил вечер, стало прохладно. Моряки принялись разжигать костер, Арлея же, не слушая их разговоров, нашла грязный, истоптанный во время драки плащ, кое-как отряхнула его, завернувшись, улеглась под пальмой и закрыла глаза. Она чувствовала себя очень плохо, ее знобило.

Разбудил девушку радостный, непривычно звонкий голос Лига, который что-то кричал, стоя на краю холма над облачной речкой и размахивая руками. Было раннее утро, от крон деревьев у подножия дул прохладный ветерок и нес с собой пряные запахи джунглей. Арлея увидела, как к боцману спешат Эрланга с Шипером, привстала. Голова кружилась, по телу разливалась слабость. Кое-как поднявшись, она обошла пальму. По облачной речке прочь от центра Гвалты плыла большая лодка с железными шипами на бортах. Там было человек пять, один стоял на носу, и напоминающая пальму короткая толстая коса на его макушке горделиво покачивалась в потоке встречного ветра.

– Капитан! – взревел Эрланга так, что Арлея чуть не упала. – А! Ага! Эге-гей! Капитан, наш капитан!!! И лодка, лодка у него! Большая!

Светило в небе разгоралось, и облачная река будто разгоралась вместе с ним. Эфирные перекаты слепили глаза, плескался, мягко шипя, белоснежный пух. Смолик повернул голову, обратив к холму розовощекое самодовольное лицо, пригляделся, кивнул и шагнул прочь от носа. У лодки были две пары весел, но Арлея заметила, что одна из них прижата к бортам. Синекожий здоровяк-туземец греб, беспрерывно сгибаясь и разгибаясь, второй парой. Тео Смолик отдал приказ – посудина стала поворачивать к берегу.

Пассажиры оказались необычными: еще не старый, хотя уже седой белокожий житель Бултагари c разбитым моноклем; маленький смуглый мужчина, раненный в грудь, – он неподвижно лежал на спине посреди палубы, обратив к небу улыбающееся лицо; туземец, постоянно заискивающе поглядывающий на Смолика; наконец, девушка, в которой Арлея с удивлением признала наложницу Большой Рыбы. Смолик был в порванных штанах и грязной рубахе, белокожий – в одних штанах, раненый человечек в необычных узких шортах, туземец в набедренной повязке, а девушка в тонком золотом ошейнике, против чего мужчины, конечно, не возражали, – она же сама, кажется, не видела в своем наряде ничего необычного. Арлея отдала ей плащ, в котором спала ночью, после чего потребовала у Смолика объяснений.

И он объяснил: Уги-Уги мертв, упал на дно огромного провала, который зияет в центре Гвалты. Там у Большой Рыбы и, судя по всему, торговца Диша Длога тайный прииск, где трудятся рабы. Вернее – был прииск, а теперь его уже нет, потому что рабы восстали.

– Вот этот вот малый, – Смолик, сидящий на борту приставшей к берегу лодки, кивнул в сторону туземца по имени Кахулка, который в это время разговаривал с моряками Арлеи, – как демон вскарабкался по склону: раз, два – и он уже наверху! Спустил веревку, которую я привязал к большой корзине, поднял меня в ней, после мы с ним, вращая лебедку, доставили наверх остальных. Оказалось, что вокруг провала стоит поселок надсмотрщиков и недавно в нем произошел пожар: большая часть домов сгорела, пепелища еще дымили, по ним бродили какие-то безумцы. Кажется, там сцепились две группы, главари их совсем недавно сошлись в последней схватке на площади возле провала. Во всяком случае, эти люди сказали, что то были главари. Их имен я не помню, но один, высокий и худой, облаченный почему-то в белую простыню, к моменту нашего появления был мертв, из брюха его торчало горящее копье, которое вонзил второй, коротышка-метис. Впрочем, худой перед смертью успел отсечь врагу руку и ранить в грудь, так что метис валялся в пыли и что-то хрипел, а его приспешники пытались ему помочь. В общем, мы не стали вмешиваться, но покинули поселок, не вступая в бой с местными безумцами – да, дорогая хозяйка, все они там натуральные психи, – при этом я лично нес на руках вот это вот милое дитя, обессилевшее от истязаний и голода... – Тео похлопал по плечу девушку-туземку, которая, невзирая на то, что Арлея уже несколько раз топала на нее и приказывала встать, прикорнула, полулежа на палубе, возле Смолика, обхватив его за колени и обратив на капитана безоблачный счастливый взгляд. – И в конце концов, миновав поля и несколько мелких озер, а после поднявшись по склону вдоль облакопада, мы добрались до такого, знаешь ли, туннеля в горе. Речка текла по нему, она-то и образовывала облакопад, о котором я упомянул. Там были железные ворота, пристань в пещере, большая крытая ладья, а в нише неподалеку, в этакой облачной луже, качалась лодка. Но! – Смолик поднял палец, и Арлея заметила на его руке золотую цепочку. Скорее всего, раньше браслет украшал тонкое запястье туземки, но потом перекочевал к капитану. Девушка открыла было рот, чтобы приказать вернуть украшение, но так ничего и не сказала. Что бы там ни было, Арлея понимала: туземка – не белая женщина, она не станет возмущаться. В некотором роде и она, и все, что на ней, – законная добыча Смолика. Тем более сама девица, кажется, была не против. Среди всех этих мужчин она каким-то образом определила в нем старшего и пристала к Смолику, будто полип-чистильщик к боку кита. Тео, натурально, не возражал: несмотря на припухшее лицо и ссадины по всему телу, туземка была прелестна. – Но там был сторожевой пост, – продолжал он. – Мы схватились с несколькими охранниками и смело столкнули их в поток, который в туннеле весьма силен, так что, думаю, они разбились о камни под облакопадом. Затем мы сели в лодку и...

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});