Сны мертвой девушки из Версуа - Валерия Леман

– Не надо, не надо, Ален. Я знаю, что ты добрый мальчик, но мне ничем помочь не можешь. И потом, тебе ведь и самому не сладко. Я же вижу, ты влюблен в Соню, а она – с комиссаром. Ведь так?

Пришел мой черед отводить глаза:

– У нас была с ней история, но давно, еще когда мы учились. Сейчас мы, скорее, добрые приятели.

Лорен улыбнулась сквозь слезы, лукаво погрозив пальцем:

– Так и поверила! Когда я сказала, что этот вечер Соня проведет с комиссаром, у тебя сделалось такое несчастное лицо, что у меня кошки заскребли на душе. Я ведь не слепая, Ален. Расскажи мне всю вашу историю, я-то никому ни за что не проболтаюсь. Как вы познакомились?

Наверное, вино сделало меня сентиментальным и сопливым, а может, виной всему – этот день скорби и разочарований, но я вдохновенно поведал всю нашу с Соней love story от начала и до конца. Лорен умиленно вздыхала, качала головой, охала и время от времени твердой рукой подливала в наши бокалы вина. В конце концов, мы так наклюкались, что расстались закадычнейшими в мире друзьями. Маленький штрих: я даже попытался научить Лорен петь русскую народную песню «Эх, дубинушка, ухнем!». Можете смеяться, я не обижусь.

Между прочим, в этот вечер Соня с комиссаром рассекали на яхте гладь Женевского озера.

Фондю

Естественно, что утро после задушевных бесед под красненькое выдалось глубоко похмельным. У Лорен это проявилось в том, что она особенно яростно гремела посудой, сервируя завтрак, морщась при этом, как от зубной боли. Я испытывал невероятную жажду, одновременно мечтая оказаться на необитаемом острове.

– В пьянстве замечен не был, но поутру долго и жадно пил холодную воду, – иронически прокомментировала Соня, наблюдая, как я поглощаю четвертый стакан воды подряд. Ради этого замечания она даже прервала свой восторженный гимн расчудесной яхте комиссара Танде.

– Ешь, Соня, не болтай попусту, – отрывисто прервала ее Лорен.

Возможно, она обиделась, что фраза была произнесена в оригинале, то есть по-русски, возможно, шестым чувством смогла осознать ее смысл. Соня с удивлением посмотрела на хмурую тетушку, перевела взгляд на меня и покачала головой:

– Что тут у вас вчера было – вы поссорились? Оба такие мрачные.

– Запеканка стынет, – упрямо гнула свое Лорен.

Соня пожала плечами и до конца завтрака больше не произнесла ни слова. Мы с Лорен также не испытывали потребности в произнесении слов, а потому за столом повисла напряженная тишина. Когда Соня, покончив со своей запеканкой, с чашкой кофе в руках направилась на выход, в сад, а я поднялся, чтобы составить ей компанию, Лорен неожиданно подмигнула мне и почти игриво пропела вполне приличным сопрано: «Эхь, дубьинюшка…»

Видели бы вы выражение Сониного лица, когда она обернулась на этот пассаж, едва не выронив из рук свою чашку с кофе! Наверняка точно с такой же гримасой несчастная жена Лота превратилась в соляной столп, когда, не утерпев, бросила последний взгляд на родимый город. Таким образом, этот день, несмотря на тяжкое похмелье, начинался совсем неплохо: Соня больше не вспоминала о яхтах, а я убедился, что у Лорен есть чувство юмора.

Две дополнительные чашки кофе привели в относительный порядок мой организм, так что, освежившись контрастным душем, я почувствовал известную гармонию с миром и известил Соню с Лорен о своем намерении съездить напоследок в Женеву.

– Постарайся вернуться пораньше, как минимум к часу, – озабоченно проговорила Лорен. – Я собираюсь приготовить на прощанье торжественный обед. Во сколько, говоришь, твой самолет?

– В семнадцать сорок пять, – бодро ответил я. – Разумеется, сегодня я обед не пропущу, это будет незабываемо. Вы чудесно готовите, Лорен.

Мы обменялись заговорщическими улыбками старых собутыльников, что не укрылось от наблюдательной девочки Сони.

– Чувствую, вчера я пропустила нечто особенное, – заметила она, приподняв бровь. – Ален, ты действительно хорошо себя чувствуешь?

– Великолепно.

Я не кривил душой. Как бы то ни было, а мир безграничен и полон солнца, и в нем есть по крайней мере одна душа, которая меня понимает, – славная тетушка Лорен. Непременно буду писать ей письма.

Шумная, яркая Женева укрепила мое прекрасное настроение. Я вспомнил, как Лорен говорила о своей первой самостоятельной вылазке в свет, – «празднично-волшебная Женева». Она выразилась необыкновенно точно: этот город действительно казался олицетворением доброго, красочного и никогда не завершающегося волшебного праздника. Улыбающиеся люди всех рас и народностей, европейская одежда, индийские сари и африканские балахоны, белоснежные яхты в синеве озера, цветущая герань в каждом окне, беспечный гомон прибрежных кафе и многоцветный поток автомобилей – все настраивало на радостное мироощущение и оптимизм.

Это был мой день. Я долетел от Версуа до Женевы за считаные минуты, получая невероятное удовольствие от превосходного хода машины. На этот раз мне удалось припарковаться у озера немедленно по прибытии. С удовольствием прогулявшись по набережной, я наткнулся на небольшой уютный ресторанчик с выставленной у двери на террасе табличкой, на которой мелом было написано сегодняшнее меню. И первым блюдом, несмотря на «не сезон», шло «фондю по-женевски»! Все складывалось, словно по заказу. Я выбрал столик на террасе, купил у разносчика свежие газеты и в ожидании своего выстраданного фондю заказал кофе.

Любуясь великолепным видом на стрелку знаменитого женевского фонтана, лениво просматривая газеты, попивая кофе, я благостно размышлял о том, что каждый город имеет свою особую ауру, которая либо принимает тебя, либо с первого же момента отталкивает. Я часто бываю у отца в Париже, продолжительное время там жил. Многие знакомые, узнав об этом, удивляются: «Ален, почему ты не свалишь к отцу? Что ты забыл в этой чумной Москве?» Больше всего ненавижу такие вопросы, потому что ответить на них – значит либо соврать, либо удариться в патетику. Я люблю Париж, как любят все тонкое и красивое – в нем есть особое лирическое обаяние, сравнимое с настроением азнавуровских шансонов. Но в Москве я родился, учился в школе и нескольких вузах, и этот город действует на меня как магнит. Рискуя родить банальность, скажу, что люблю Москву, как любят мать родную, не считаясь, уродина она или писаная Катрин Денев. Кроме того, не стоит забывать, что именно в Москве – мой дом, моя крепость с петушком на флюгере.

Пребывая в таком лирическом настроении, я отметил, что и Женева мне очень нравится, немедленно причислив ее к списку любимых городов. Затем я перешел к мыслям о еде. Фондю, как известно, едят, макая наколотый на длинную вилку хлеб в густую штуку – собственно фондю. Если честно, единственный раз в жизни я ел фондю дома, в компании Васька, а потому теперь, в ответственный момент инициации, заволновался: а вдруг что-то не так макну, опозорюсь, обольюсь? Несмотря на богатый опыт посещения европейских мест роскошного общепита, то бишь ресторанов, со мной периодически бывают такие вот приступы неврастении. Чтобы отвлечься от подобных тревожных мыслей, я принялся за утренние женевские газеты – печатное слово всегда действует на меня успокаивающе.

Надо отметить, швейцарские СМИ не отличались в этот день излишним разнообразием. Почти во всех журналисты жаловались на необычайную жару, бросались за комментариями к специалистам, которые хором делились неутешительно жаркими прогнозами на все лето, рассуждали о глобальном потеплении и пугали скорым концом света. О международной политике писалось довольно сдержанно, как и положено нации, строящей свою политику с позиции нейтралитета, о спорте – восторженно и пылко, о звездах – снисходительно. Я утомился чтением и для вида лишь пробегал глазами заголовки: «Где Камилла Дюваль?», «Большой слалом», «В дебрях мегаполиса», «Альф Швеццер: «Я в восторге от выставки. Спасибо Пьеру Бенини!».

Пожалуй, последний заголовок несколько подпортил мне настроение. И тут никуда не денешься от Бенини. Будь проклята эта жалкая газетенка – я взглянул на первую полосу, – эти «Женевские новости»! Подсунуть мне перед чудным фондю этого гаденыша Бенини вместо «приятного аппетита»!

Я отбросил газету на столик. Кофе был выпит, и я подумал, не заказать ли еще чашечку. Взгляд мой скользнул по брошенной газете. «Женевские новости». «Женевские новости»?.. Ну, конечно – «Женевские новости»! Та статья под фотографией на третьей полосе, как она называлась?

Все произошло неожиданно и ярко: в одно мгновение мелкие частички мозаики вдруг сложились в единый четкий рисунок. Я понял все и кинулся с террасы, едва не сбив с ног официанта, трепетно тащившего фондю к моему столику. Похоже, мечте отведать в Женеве национальное швейцарское блюдо так и суждено остаться несбывшейся. Ну и бог с ней!