Письмо живым людям - Вячеслав Рыбаков

— Но они этого не знали. А видишь, как здесь нарисовано. Удобно зайти с двух сторон.

— Да. Помнишь прием, который мы придумали?

— Жаль, что они не знали приема, который мы придумали.

— Жаль, что они не знали, как прыгнет медведь.

— Жаль, что они не знали, где сидит медведь.

Они неловко помолчали, поглядывая на валун.

— Но мы-то теперь знаем, — сказал один. Второй облегченно вздохнул и перекинул копье в правую руку.

— Да, — сказал он. — Мы знаем.

Больше они не говорили. Стискивая копья, они еще раз посмотрели друг другу в глаза и ушли, проскальзывая сквозь кустарник беззвучно, словно тени.

Художник опустился на землю. Из него будто вынули все мышцы и все кости. Он мучительно жалел, что не может пойти с теми двумя, и раз уж он не может пойти, то не стоило шевелиться совсем. Оставалось только ждать.

Небо затуманилось, и по листьям зашуршал тихий дождь. В воздухе повисла мелкая водяная пыль, тревожа ноздри, обостряя пряные запахи. Под первыми же каплями рисунок сморщился и потек, через минуту и следа его не осталось на потемневшем, шероховатом боку валуна. Но художник этого даже не заметил, глядя вслед тем двум, которые не захотели плакать и болеть вместе с ним. Которые просто пошли. Я их нарисую, думал художник. Я их обязательно нарисую, чем бы ни кончилась их попытка.

Июнь 1975, Ленинград

А тут мне остается лишь воскликнуть: вот со мною престранный случай в дороге вышел!

Я ничего не помню о том, как создавался этот рассказ. Ничегошеньки. Я считаю этот рассказ хорошим, я его люблю, это моя вторая в жизни публикация («Знание — сила», 1981, № 3) — но под влиянием каких пинков извне, в какое время года и среди какого именно жизненного сумбура я его написал — не имею ни малейшего представления.

У него и рукопись изначальная сохранилась. Напечатанная жирной лентой, со скачущими вверх-вниз буковками (явно на взятой в прокат «Москве» молотил) — но ни даты, ни какой-нибудь короткой событийной привязки (например: «вчера сдал политэк социализма»; бывали у меня такие ремарки на рукописях) нет и в помине. Поэтому дата, указанная в конце рассказа, может оказаться и соответствующей действительности, пес его упомнит. Хотя маловероятно: июнь 75-го — это длиннющая сессия, а через пять дней после нее наш курс уже ехал на лагерные сборы. Два дня перед самым отъездом сразу можно вычесть — пили, точно и впрямь перед отбытием в действующую армию, в общаге под Высоцкого; тогда вышла маленькая пластинка с «Конями привередливыми», и пилось под «Коней» знатно, с гибельным восторгом. Отсюда вопрос: мог ли я успеть накатать этот рассказ в течение трехдневного промежутка между последним экзаменом и первой бутылкой?

Теоретически мог, конечно…

Доверие

Глава I

Условия

Пассажиры

В теплой тьме сидели двое. Один, охватив угловатые колени руками, угрюмо глядел туда, где за мохнатыми призраками прибрежных пальм затаенно мерцала плоская громада океана. Другой, поглаживая эфес лежащей рядом шпаги, запрокинув голову, всматривался в магический разлет слепящих светил. Застывшие клубы Млечного Пути исходили сверканием, падавшим из прозрачной бездны вниз; черные веера листьев бесплотно стояли в звездной дали.

— Мечи, кресты и чаши, — завороженно проговорил второй.

Первый вздрогнул.

— Это он про нас, — мрачно изрек он, не поднимая головы. — Но лишь на миг к моей стране от вашей опущен мост, его сожгут мечи, кресты и чаши огромных звезд…

— Таких огромных-огромных. Маршальских.

— Шут ты, Дикки, гороховый…

— Или даже генералиссимусских.

— Язык сломаешь.

— Не сломаю. Язык без костей.

— Оно и видно. Охота же помнить такие словесища…

— Кайзер, — важно произнес Дикки.

— Что?

— Император. Принцепс. Шах. Хуанди, он же тяньцзы. Касик. Султан. Халиф. Бадаулет.

— Их всех уж нет, — срифмовал первый, и Дикки легко, с готовностью захохотал, в то время как его собеседник улыбнулся вымученно и грустно.

— Что верно, то верно, — сказал Дикки. — А представляешь, сколько было? И каждый считал себя умнее всех… Интересно, там звездное небо такое же красивое?

— Мост между нами сожгут настоящие звезды. — Голая рука смутным светлым промельком взлетела вверх, к небу, и опустилась вновь. — Подумать нелепо — ты тут, а я там. Прямо лететь не хочется!

— Не ври. Мне и то хочется. Пошли лучше выкупаемся.

— Сейчас. Там отпляшут и пойдем. Вместе.

— Не хочешь без нее?

— Ничего не хочу без нее.

Помолчали.

— Без тебя я тоже ничего не хочу, Дикки! Я даже отказаться думал… пока не узнал, что она летит. И как это тебя не пропустили медики?

— Я слышал, там что-то с кровяными тельцами. Маленькая разница в спектре звездного излучения делает незаметное на Земле отклонение очень хлопотным там. Что за колонист, с которым с самим надо возиться… хотя…

— Уж-жасно жалко, я просто не знаю, как буду без тебя.

— Я еще поборюсь, — сказал Дикки многозначительно. — А вам, не гневи судьбу, здорово повезло, что вы летите вместе, Гжесь.

— Да, — мгновенно ответил тот.

— Она знает, что ты?..

— Чувствует, наверное…

С резким скрипом раскрылась дверь в коттедж, на ступенях которого сидели парни. Изнутри выпал широкий сноп желтого света, и стволы ближайших пальм чуть засветились из ночи ему в ответ. На пороге, лихо уперев руки в боки, стояла девушка лет восемнадцати; бивший ей в спину поток мягко и дымчато наполнил ею глубину ее легкого платья, и Гжесь, судорожно обернувшись на звук, сразу отвел взгляд, облизывая пересохшие губы.

— Легка на помине! — сказал Дикки бодро.

— Ах, даже так! — ответила она. — Буки! Сидят тут в темноте и еще, оказывается, мне косточки перемывают! От кого скрываетесь?

— Да вот противоречие возникло, — объяснил Дикки. — Я его зову купаться, а он мной пренебрегает, не хватает ему дамского общества для полной эстетики.

— Прекрати! — прошипел Гжесь, но Дикки и бровью не повел.

— За такие разговоры, мальчики, в мое время вызывали на дуэль, — сказала девушка. — Я бы на вашем месте, сэр Ричард, встала сейчас и стрясла плесень с этого тюхти. Сластолюбец! — язвительно сказала она Гжесю.

— Идея! — воскликнул жизнерадостный Дикки и вскочил, проворно цапнув лежавшие на песке крест-накрест шпаги. — Сударь, я, по присущему мне миролюбию, сам и не догадался бы, но прекрасная леди Галка открыла мне глаза на вашу подлую сущность! Защищайтесь! Галь, будь моим секундантом.

— С превеликим удовольствием, — ответила Галка и села на верхнюю ступеньку, чинно сложив руки на коленях. Дикки швырнул одну из шпаг нехотя вставшему в позицию Гжесю.

— Может, и моим заодно? — поймав шпагу за рукоять, хмуро спросил тот.

— А я сейчас приведу кого-нибудь! — воскликнула Галка с неестественным энтузиазмом и вскочила, но Дикки яростно зарычал хриплым пиратским голосом:

— Не следует путать в это дело лишних людей! Лишний свидетель — лишний труп. Решим этот наболевший вопрос полюбовно, в кругу людей, которым каждый из нас может доверять и потому не обязан убивать!

Галка засмеялась и села снова.

— Уломал. Тебе бы вместе с Чанаргваном публичные речи говорить.

— Я многоталантен и одинок в силу этого! — возвестил Дикки. — Итак, сударь, прошу вас! — Он отрывисто склонился в изящном поклоне, а потом эффектнейшим образом просалютовал шпагой, коснувшись клинком лба, затем откинув его в сторону упруго распрямленной рукой. Гжесь, как сумел, ответил ему тем же.

— Нет, сэр Ричард, ты полжизни, — с удовольствием сказала Галка.

Бретеры в плавках запрыгали по теплому песку, взрывая его босыми ногами. Светлые клинки, слетаясь, со звоном рассыпали по ночному воздуху осколки звездных бликов. Дикки кровожадно скалился, левой рукой время от времени непринужденно изображая, будто лорнирует противника, или подкручивает несуществующие усы, или обнимает стоящую рядом воображаемую красотку, — словом, веселился всласть и постоянно сообщал: «Ап!», «Бьюсь!», «Рипост, сударь!», «Туше…»

Гжесь отступал, и Галка после первых азартных взвизгов озабоченно замолчала и сидела, сдвинув брови, стиснув колени и напряженно выпрямив спину. Наконец не выдержала:

— Да тише ты, леший! Вот наборзел!

— Вы мне льстите, графиня, — ответил Дикки, ничуть не задохнувшись. — Не далее как прошлым летом я имел удовольствие отдыхать на острове Монтагью, что из архипелага Южных Сэндвичевых. Во время моего там пребывания… э-э… во вверенную мне гавань зашел королевский корвет, имея целью пополнить запасы пресной воды и солонины и дать отдых матросам. Капитан корвета Выонг Хоай — джентльмен, исполненный всяческих достоинств, блестящий фехтовальщик и учтивейший дворянин, оказал мне честь и ежедневно проводил со мною два-три часа в спортзале, покуда его корабль не покинул гостеприимного порта.