Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жан Большой опять настойчиво подтолкнул пиалу.
— Ты понимаешь, что это значит? — Я резко повысила голос— Или тебе все равно?
Он опять подтолкнул пиалу. Франк и Лоик смотрели на меня с открытыми ртами, забыв про игру. Жан Большой смотрел мимо, без всякого выражения, непроницаемый, как статуя с острова Пасхи.
Я вдруг разозлилась. Все шло не так: сперва Флинн, потом Адриенна, а теперь и Жан Большой. Я грохнула кофейник перед ним на стол, так что кофе выплеснулся на скатерть.
— Хочешь кофе? — настойчиво сказала я. — Так сам налей. А если хочешь, чтобы я налила, то скажи. Ты можешь, я знаю. Ну. Скажи!
Молчание. Жан Большой просто-напросто опять уставился в окно, игнорируя и меня, и все остальное. Он словно стал таким же, как раньше, и все, чего мне удалось добиться, было забыто. Еще несколько секунд, и Франк с Лоиком возобновили игру. Робкая нянька смотрела себе в колени. Адриенна что-то крикнула снаружи, не то весело, не то возбужденно. Я стала убирать со стола остатки завтрака, швыряя кастрюли в раковину. Оставшийся кофе я вылила — надеялась, что отец запротестует, но не дождалась. Я молча вымыла и вытерла посуду. Глаза у меня жгло.
12
Сестра с мужем и детьми остановились в «Иммортелях». Они пришли к нам на рождественский обед, потом заходили почти каждое утро на час или около того и уходили обратно в Ла Уссиньер. На новый год Франк и Лоик получили новые велосипеды, которые отец специально заказал с материка. Я не спросила, где он взял деньги, хотя знала, что велосипеды недешевы.
Уже на сходнях «Бримана-1», когда Жан Большой помогал няньке тащить на борт чемоданы, Адриенна наконец отвела меня в сторону.
— Насчет папы, — доверительно сказала она. — Я не хотела говорить при мальчиках, но он меня очень беспокоит.
— Меня тоже.
Я старалась говорить без всякого выражения.
Лицо Адриенны выразило огорчение.
— Я знаю, ты не поверишь, но я очень люблю папу, — сказала она. — Меня беспокоит, что он живет тут так замкнуто, так зависит от одного-единственного человека. Мне кажется, это ему не полезно.
— Вообще-то его состояние сильно улучшилось, — сказала я.
Адриенна улыбнулась.
— Никто не спорит, ты молодец, — ответила она. — Но одному человеку тут не справиться. Ему недостаточно той помощи, какую ты можешь оказать.
— А какая ему нужна помощь? — Я слышала, как мой голос повышается. — Такая, какую окажут в «Иммортелях»? Это Бриман так говорит?
Лицо Адриенны выразило обиду.
— Мадо, не надо так.
Я не обратила внимания.
— Это Бриман сказал, чтобы вы приехали? — требовательно спросила я. — Сказал, что я не хочу с ним сотрудничать?
— Я хотела, чтобы папа увидел мальчиков.
— Мальчиков?
— Да. Чтобы он увидел, что жизнь продолжается. Ему совершенно ни к чему жить здесь, когда он может быть рядом со своей семьей. А то, что ты его в этом поддерживаешь, очень эгоистично с твоей стороны и вредно для него.
Я уставилась на нее как громом пораженная. Неужели я веду себя как эгоистка? Может, я так погрузилась во все свои планы и фантазии, что забыла про потребности отца? Неужели правда, что Жану Большому не нужны ни риф, ни пляж, ни все остальное, что я для него делаю, — ничего не нужно, кроме внуков, которых Адриенна привезла с собой?
— Здесь его дом, — сказала я наконец. — И я тоже часть его семьи.
— Не будь дурочкой, — сказала сестра и на мгновение стала совершенно той, прежней Адриенной, старшей сестрой-задавакой, что сидела на террасе уссинского кафе и насмехалась над моими обносками и стрижкой «под мальчика». — Может, ты думаешь, это очень романтично — жить в глуши. Но папе это совершенно не полезно. Посмотри на дом: он весь сляпан из каких-то кусков; даже ванной нормальной нет. А если папа заболеет? Кто его будет лечить, разве тот старый ветеринар, как его там? Что, если ему надо будет лечь в больницу?
— Я не заставляю его здесь оставаться, — сказала я, злясь, что это прозвучало так, словно я оправдываюсь. — Я за ним приглядываю, вот и все.
Адриенна пожала плечами. С тем же успехом она могла бы сказать и вслух: «Да, точно так же, как ты приглядывала за мамой».
— Я хотя бы пыталась, — сказала я. — А что ты сделала хоть для кого-то из них? Живешь себе в башне из слоновой кости. Ты хоть знаешь, каково нам приходилось все эти годы?
Не знаю, почему мама всегда утверждала, что это я больше похожа на Жана Большого. Адриенна лишь непроницаемо улыбнулась, безмятежная, как фотография, и столь же безмолвная. Ее самодовольное молчание всегда приводило меня в бешенство. Гнев пополз по моему телу, как армия муравьев.
— Сколько раз ты приезжала? Сколько раз обещала звонить? Я тебе звонила, Адриенна, я сказала, что мама умирает...
У нее был такой убитый вид, что я замолчала. Я почувствовала, что краснею.
— Слушай, Адриенна, ты прости меня, но...
— Прости? — пронзительно повторила она. — Даты хоть знаешь, в каком я была состоянии? Я потеряла ребенка — папиного внука, — а ты хочешь отделаться извинениями?
Я хотела коснуться ее руки, но она отпрянула нервным, истерическим движением, которое чем-то напомнило мне маму. Сестра взглянула на меня, словно два ножа воткнула.
— Сказать тебе, Мадо, почему мы не приезжали? Сказать, почему мы остановились в «Иммортелях», а не у папы, где могли бы видеть его каждый день?
Голос ее был теперь как воздушный змей — легкий, ломкий, парящий где-то высоко.
Я покачала головой.
— Адриенна, пожалуйста...
— Из-за тебя, Мадо! Потому что ты там была!
Она уже почти плакала, задыхаясь от ярости, хотя мне показалось, что в голосе у нее была и нотка самодовольства: Адриенна, подобно маме, обожала театральные страсти.
— Ты вечно ноешь! Вечно пилишь! — Она испустила громкое рыдание. — Ты третировала маму, пыталась заставить ее уехать из Парижа, который она обожала, а теперь ты то же самое делаешь и с бедным папой! Мадо, ты просто свихнулась на этом острове, вот что, и ты просто не понимаешь, когда другие люди хотят не того, чего ты хочешь!
Адриенна вытерла лицо рукавом.
— И если мы не приезжаем, это не потому, что мы не хотим видеть папу, а потому, что я не выношу быть рядом с тобой!
Послышался паромный гудок. В последовавшем молчании я услышала за спиной тихое шарканье и обернулась. Это был Жан Большой — он молча стоял на сходнях. Я протянула к нему руки.
— Отец...
Но он уже отвернулся.
13
Январь принес на Ла Гулю еще песку. К середине месяца он уже стал заметен: тонкую белую каемку, окружившую камни, конечно, пляжем никак не назовешь, но все-таки это песок, крапчатый, испещренный чешуйками слюды, который при отливе высыхал и становился сыпучим.
Флинн сдержал слово. С помощью Дамьена и Лоло он мешками таскал с дюн каменистую грязь и вываливал на замшелые камни у подножия утеса. В эту серую почву он сажал жесткий песчаный овес, чтобы удержать песок от смывания, и набрасывал водорослей между слоями земли, прижимая их колышками и кусками старой рыболовной сети. Я с любопытством и, сама того не желая, с надеждой смотрела на то, как продвигается работа. Ла Гулю со всем хозяйством — мусор, земля, водоросли, сети — был похож на пляж еще меньше обычного.
— Это всего лишь фундамент, — уверял меня Флинн. — Вы же не хотите, чтоб ваш песок унесло ветром?
Пока гостила Адриенна, он держался с несвойственной ему застенчивостью и заходил к нам всего раз или два за все время, а не каждый день, как обычно. Мне его не хватало — еще больше не хватало из-за того, как вел себя Жан Большой, — и я начала понимать, как сильно повлияло на всех нас за последнее время присутствие Флинна; как он расцветил нас всех.
Я рассказала ему про ссору с Адриенной. Он слушал, оставив свое обычное легкомыслие, между глаз залегла морщинка.
— Я знаю, она моя сестра и ей нелегко пришлось, но...
— Родню не выбирают, — сказал Флинн. Он видел Адриенну мимоходом, только однажды за все время, что она провела на острове, и я помню, что в ту встречу он был необычно молчалив. — Вы не обязательно должны ладить только потому, что вы сестры.
Я вздохнула. Если б только удалось объяснить это маме.
— Жан Большой хотел сына, — сказала я, срывая травинку с дюны. — Он не был готов к появлению двух дочерей.
Я подумала, что теперь Адриенна это исправила. И все мои усилия — короткие волосы, мальчишеская одежда, часы, что я провела в мастерской, наблюдая за работой отца, рыбная ловля, украденные минуты, — все это затмилось, лишилось ценности. Флинн, должно быть, что-то прочитал по моему лицу, потому что перестал работать и уставился на меня со странным выражением.
— Вы здесь не для того, чтобы оправдать ожидания Жана Большого или чьи бы то ни было еще. Если он не понимает, что у него есть нечто в тысячу раз ценнее... — Он прервался и пожал плечами. — Вы не обязаны никому ничего доказывать, — сказал он необычно резко. — Ему повезло, что вы у него есть.
- Кошка, шляпа и кусок веревки (сборник) - Джоанн Харрис - Современная проза
- Ежевичное вино - Джоанн Харрис - Современная проза
- Персики для месье кюре - Джоанн Харрис - Современная проза
- Джентльмены и игроки - Джоанн Харрис - Современная проза
- Шоколад - Джоанн Хэррис - Современная проза
- Костер на горе - Эдвард Эбби - Современная проза
- Тот, кто бродит вокруг (сборник) - Хулио Кортасар - Современная проза
- Прохладное небо осени - Валерия Перуанская - Современная проза
- Единородная дочь - Джеймс Морроу - Современная проза
- Единородная дочь - Джеймс Морроу - Современная проза