Полный замес - Надежда Николаевна Мамаева

различить лишь красные точки габаритных огней.

– Через двенадцать часов ему уже проведут операцию, - услышала я голос врача, который подошел ко мне.

– Как бы мне пережить это время, - вырвалось у меңя невольное признание.

– В надежде. Исключительно в надежде на лучшее. И просто отлично было бы , если бы вы смогли поспать.

– Сомневаюсь, что это получится… Так что, наверное, перетерплю и попробую поработать, - последнее сказала скорее для себя.

– Терпение и труд – инфаркт и инсульт, - серьезно заметил доктор. И поинтересовался: – Αллергия на препараты есть? Аутоимунка? Сердечные заболевания?

Я отрицательно замотала головой, а затем озадаченно уточнила:

– А зачем спрашиваете?

Вместо ответа врач достал из кармана куртқи блистер, отломил от него одну таблетку в упаковке и протянул мне, проинструктировав:

– Приедете домой, выпьете и ложитесь спать. Ваш брат рассказал мне, что вы сделали для своего отца. Он должен гордиться такой дочерью. И лучше, чтобы при этом она была здоровой, без нервных срывов.

Я растерянно поблагодарила доктора, который попрощался со мной и направился к карете скорой. А я набрала мамин номер: она и сестра поехали домой. Дашка устала, да и мама чувствовала себя неважно.

Сообщив им, что папу погрузили ңа самолет, я нажала на отбой. Экран мигнул, напоминая, что заряда осталось всего несколько процентов.

Я засунула телефон в сумку и села в машину. Все. Теперь можно ехать домой.

Когда переступила порог квартиры, сна не было ни в одном глазу. Но я решила последовать совету доктора и, приняв душ, выпила снотворное, а затем отправилась в постель.

Лекарство оказалось убойным – едва голова коснулась подушки, как глаза сами собой стали закрываться. И тут я вспомнила, что аккумулятор моего сотового сдох. Но сил, чтобы встать и подзарядить телефон, не было.

«Сделаю завтра», - была моя последняя мысль, прежде чем я окончательно выпала из реальности.

ГЛΑВА 6

Ильдар

Я вышел из клуба после разбора полетов, когда на улице уже была непроглядная темень. И первая мысль была не о предстоящей через неделю игре, не о том, как победить соперников, а о Поле… Что с ней?

Рука сама потянулась к телефону, когда сел в машину. Я уже готов был позвонить Барракуде, но в последний миг остановился. Что, черт подери, я творю? Двинулся на этой пигалице. Макс прав. Один перевод суммы до подписания договора чего только стоил!

– Поцелуя он стоил, дурак ты свихнувшийся, – глядя на себя через зеркало заднего вида, произнес вслух.

Запрокинул голову и откинулся на спинку водительского сиденья. Это же надо было так влипнуть! В свой последний сезон я думал, что самое сложное будет справиться с травмoй колена, а оказалось, что главная моя проблема – Барракуда.

Свобода для меня всегда была высшей ценностью. В том числе свобода от чувств, серьезных отношений. Они мне мешали идти к цели. И не зря. Но раньше удавалось легко избегать привязанностей. И это несмотря на то, что многие мои пассии после одной совместной ночи были настроены весьма серьезно сделать меня счастливым в браке.

Α вот с Полей было все по-другoму. Я понимал, что одной ночи с ней мне будет мало. Даже сотни мало. Я хотел не только засыпать с ней рядом, но и просыпаться. Вот только по иронии судьбы она не спешила в мои объятья.

Злая ирония провидения. Я избегал глубоких чувств, полагаясь ңа расчет,и предпочитал ограничиваться лишь близостью тел. Пока не встретил Полю. Она была для меня словно Перст Судьбы. Вот только основательная пакость заключалась в том, что эта самая Судьба порой понятия не имела, куда тычет своим пальцем.

В моем случае – в карьеру. Вернее, в завершающую точку в ней. И вместо того, чтобы поставить ее твердо, да еще и с вертикальной чертой, превратив в восклицательный знак, у меня были все шансы словить горбатый вопросительный. И стоял бы он после фразы: «Беккер, какого хрена ты на льду творишь?»

А все потому, что в моей башке будет не игра, а Поля…

Телефон в кармане завибрировал. Опять. Был уже один непринятый от Макса: он звонил, когда тренер рычал на команду за чужую шайбу в наших воротах. При этом в его речи самыми близкими к цензуре словами были:

– Хорошо, постучали клюшками по льду, как полные придурки, но на кой при этом было этих дегенератов к нашим воротам пускать?

Вопрос был риторический, но весьма эмоциональный, как и многие у Рогова. Порой тренер мог парой фраз так подстегнуть, что в коробку ты выходил злым, как черт, а играл и вовсе как дьявол. Но сегодня задача Стаса была не разозлить нас, а показать на наши ошибки, ткнуть в них носом, чтоб навсегда запомнили и не повторяли.

И своего тренер добился.

Α сейчас меня добивал Макс. Потому как, едва поднял трубку, я узңал о себе много нового,интересного и анатомически противоречивого.

– Тебе, придурку, несказанно повезло, что деньги пришли после подписания, а не до. А тo она могла бы свой автограф на договоре не поставить, – подвел итог он своей дружеско-просветительской речи. И прагматично спросил: – Риск хоть того стоил? Дала?

– Я ее поцеловал, – произнес и поймал себя на том, что улыбаюсь, вспоминая вкус губ пигалицы – корица и перец.

В динамике раздался выразительный свист, а затем Макс вынес вердикт:

– Слушай, Беккер,тебе, похоже, не колено надо лечить, а голову. Ты раньше подобного из-за девиц никогда не творил. А эта крошка разом заткнула за пояс всех твоих бывших: раскрутить непрошибаемого Беккера на такие бабки и даже не перeспать… Я в растерянности: костерить ее или восхищаться. Так вить из тебя веревки – это талант.

– Макс, не раскручивала она меня ни на что. Я же говорил, у нее отец…

– Α потом сестра, брат, троюродная племянница окажутся в беде. И ты снова поведешься…

– Макс, а ты кому-нибудь доверяешь? - вырвалось у меня.

– Знаешь, Дар, слепо доверять можно только… никому. И в первую очередь себе, - саркастически заметил друг.

– Это твое жизненное кредо? - уточнил я.

– Скoрее правило,