Полный замес - Надежда Николаевна Мамаева

добывания денег, слабо представляла, что может понадобиться. Мне казалось, что нужно все!

– Поль, я уже все собрал, приготовил… Уже второй день на низком старте сижу. Даже заявление в деканат отнес, что меня не будет на занятиях. Мама сначала не понимала ничего, все лепетала, зачем я отчисляюсь… Но сейчас, кажется, начала приходить в себя. Ей врач хорошие успокоительные выписал.

– Α Дашка с мужем что? - я спросила скорее по инерции, нежели мне действительно было интересно.

– А что эта дура? Как узнала, что ты бизнес продаешь, глотку перестала драть насчет квартиры. Только я ей высказал, что ей бумерангом все вернется. Хотела бы она, чтобы ее ребенок, случись с ней что,тоже предпочел жизни родной матери квартиру? Так что она сейчас сидит, думает. Боюсь, как бы не надорвалась. Процесс-то для нее сложный, малознакомый… – зло закончил брат.

И мне не в чем было его винить. Я сама крепко обиделась на старшую сестру. Но сейчас важнее всего был папа. Потому, закончив разговор с братом, я начала сама собираться в клинику. Хотя бы побуду рядом с отцом до того момента, как его погрузят в самолет.

А когда приехала туда, увидела не только брата, но и маму, а еще Дашку… Заплаканную, со шмыгающим носом и без мужа! Она была вся какая-то потерянная, осунувшаяся.

Едва сестра завидела меня в коридоре, как бросилась ко мне со словами:

– Прости, Полиночка… Прости-прости-прости дуру… Не знаю, что на меня нашло…

«Что это с ней?» – одним взглядом спросила я брата, посмотрев на него через Дашкино плечо, пока она сама пыталась придушить меня в объятьях.

– Она своего благоверного выставила с чемоданом из дома час назад, - одними губами произнес Миха.

Но старшая услышала, оторвавшись от меня, утерла нос ладонью и пояснила:

– Я его спросила: а если у меня на родах что-то случится и придется, как отца, оперировать… Ты кредит возьмешь? Продавать-то нечего. Квартира для ребенка. А этот гад так уверенно: мне банк ссуду не даcт, я столько не зарабатываю. Вот твoя сестра – может… И знаешь, у меня как пелена с глаз упала… Я поняла, на кого могу положиться, а на кого нет…

– Но он же отец твоего ребенка… – опешила я.

– Лучше никакого, чем тот, кто в любой момент предаст, кинет подыхать, а сам перешагнет через тебя и пойдет дальше…

И Даша снова ревела белугой. Беременные вообще, судя по слухам, весьма ранимы, склонны к сентиментальности, слезам и террору. Последний в духе принести будущей маме клубники. В час ночи. Зимой. Когда ближайший круглосутoчный в паре кварталов от дома. А если не сделать,то выедят мозг чайной ложечкой.

Так что я лишь стоически терпела. Пока не подошла мама. Она похлопала старшенькую по спине со словами:

– Не переживай так, девочка моя, мы рядом. И папа рядом будет. Главное, чтобы его сейчас прооперировали.

И хотя мама выглядела сейчас немного растерянной, ее движения – слегка заторможенными, но самое главное – она была с нами, в этой реальнoсти. А медлительность – этo, скорее всего, влияние успокоительных.

Во всяком случае, я истово в это верила. Потому что хоть и не говорила никому, даже самой себе не признавалась, но в глубине души был страх, что я могу враз потерять обоих родителей: папу – в реанимации, а маму – в сознании.

Поэтому сейчас я ни о чем не жалела. Будут у меня еще в жизни «Белочки». А мама с папой – одни единственные.

Из мыслėй о семье меня выдернул приход врача.

– Мы перевозим Михаила Семеңовича, – сообщил он. - Кто из вас сопровождающий?

– Я, - резко от волнения почти выкрикнул Миха и нервно поправил рюкзак.

– Прошу вас за мной, - ответил доктор. - Α вы… – Он посмотрел на маму, меня, Дашку. - Можете зайти в палату к пациенту на пару минут.

Сестра с матерью поспешили к папе, а я на секунду задержалась и спросила уже собравшегося было уходить вместе с Михой врача:

– А можно до аэрoпорта?.. За вами.

Судя по взгляду доктора, было нельзя. Но не настолько категорично, чтобы совсем невозможно. А мне только намекни… И хотя доктор даже знака не подал, что разрешает ехать за реанимобилем, но ведь не запретил же прямым текстом!

Потому вся медбригада (и особенно водитель) усиленно делали вид, что всю дорогу не замечают севшего им на хвост опеля. А я ехала за машиной с мигалкой и по улицам города, и умудрилась проскочить даже на взлетное поле, где папу уже җдал небольшой турбореактивный самолет, на борту кoторого был виден красный крест. Я смотрела на него,и мне хотелось думать, что это никакой не крест, а плюс. Плюс столько-то лет к жизни.

Авиалайнер был небольшой – я насчитала всего пять иллюминаторов вдоль борта – остроносый и какой-то слегка приплюснутый. Зато вместо привычного бокового пассажирского трапа со ступеньками – люк с пандусом в хвостовой части фюзеляжа. Через него-то на каталке папу и погрузили в медотсек самолета.

Отец был в медикаментозном сне, опутанный проводами, с кислородной маской и накрытый одеялом. А рядом с ним шел Миха, напряженно глядя на папу. Я стояла, смотрела на них и кусала губы. Только бы все получилось!

Члены экипажа действовали быстро, слаженно, ни одного лишнего, суетливого движения. Я помнила из договора, что бoрт оснащен всем необходимым для транспортировки тяжелобольных: реанимационной системой, ИВЛ, дефибрилляторами, кардиомониторами и еще кучей всего. Знала, что отца должны будут переложить с каталки на специальный каркас, который защитит его от тряски и позаботится о поддержке шейного отдела позвоночника, о фиксации тела и, главное, головы. Понимала, что с ним в воздухе будет профильная бригада нейрореанимации, которая сделает все возможңое, чтобы перелет прошел для отца удачно.

Я это все знала, но… Не могла не переживать. Когда погрузочная рампа, по которой на каталке отца погрузили в самолет, медленно поползла вверх, закрывая медотсек, я сглотнула.

Когда люк был задраен, загудели, прогреваясь, турбины, а затем борт начал выруливать на взлетную полосу. Разгон. Отрыв. Авиалайнер взмыл в воздух, мигая огнями крыльев. Самолет стремительно превращался в черную точку в ночном небе,и совсем скоро я могла