Все оттенки черного - Коллектив авторов

вошла, повозилась, вышла, так же кивком поблагодарила консьержа — не каждый раз хозяева снисходят до такого, цени, старый пень! — и растворилась в неизвестности.

Материализовалась вновь в приёмной облсуда. Из-за приоткрытых дверей в кабинет судьи доносился певучий говорок:

— Я адвокат погибшего и вношу ходатайство о наложении ареста на спорное имущество. Вот апелляция на решение райсуда, подписанная моим доверителем.

— Согласно комментарию к статье… быр-быр-быр… гэ-пэ-ка… Как вы, вероятно, знаете… Если супруг и супруга погибли в одном и том же инциденте, то она считается пережившей его, в результате чего наследниками по закону остаются её ближайшие родственники, если не оформлено завещание. Её, а не его.

— Протестую! — взвилось оперным речитативом. — У меня на руках заключение медэкспертизы, гибель была не мгновенной, что влечёт вступление в силу других статей!

В белокурой головке Элеоноры защёлкал калькулятор. Найти годного к делу адвоката. Пусть проверит, не оставила ли мамаша завещания. Оформит нужные бумаги. Пройдёт всех этих нотариусов, экспертов и прочих стряпчих. Дверь в приёмную отворилась, вошёл Павел Андреевич.

— А-а. Очень кстати. Гражданка Мальдред. Прошу пройти со мной в кабинет и дать некоторые объяснения.

— Спрашивайте, отвечу, — недовольно бросила Элеонора.

— В письменном виде.

— Вот ещё.

— С вами разговаривает следователь, — голос следователя профессионально потяжелел.

— А мне с вами недосуг разговаривать, всего хорошего! — и было повернулась уйти, но Подшивалов в два длинных шага пересёк приёмную и нажал кнопку под столом секретаря. В кабинет следователя младшую Мальдред под белы руки привели охранники.

— Чего вы добивались, заявив о мотивах гражданина Табашкина? Вашими руками написанное, — следователь тряс давешним листом, — даёт мне достаточно оснований привлечь вас к ответственности за клевету. Вот, смотрите, — на свет божий явились ещё листы, — экспертиза, проведённая ГИБДД, однозначно утверждает, что виновник происшествия — водитель автомобиля «Ниссан-Кашкай». А мы с вами оба знаем, кто был за рулём!

На разные лады, и час, и другой, и полдня. И допрашиваемая упала в обморок. Тихо сползла на пол. Впрочем, не совсем тихо. Со слышным стуком некрупного твёрдого предмета.

«Переборщил!» — отчеканилось внутри у Подшивалова. Первую помощь оказывать он был обучен. Обморок — это не страшно. Полежит, очухается. Покрытие на полу ковровое, мягко, не холодно. Приподнял свидетельницу под мышки, уложил поудобнее — и тут из складок одежды выкатилось блестящее золотым блеском. На вид — ювелирное изделие, пасхальное яйцо.

Взял в руки. И тут же ощутил мелкий и чёткий стук внутри.

Искоса глянул на лицо свидетельницы. Бледное, обыкновенно бледное, без синевы. Ну и пусть отдыхает. Если носила с собой такой вещдок — это интереснее любых показаний.

Цок, цок, цок — стучало и стучало в пальцах.

Яйцо по форме как куриное, более тупой конец и более острый. Только раза в три побольше. Тяжёлое. Бегло осмотрел — пробы не видно. Экспертиза нужна, золото или что. Гравировка — незнакомые колючие символы двумя поясками. Стук идёт как будто в одну точку, в тупой конец. Точно внутри сидит острый боёк и цок, цок, цок с частотой примерно сто двадцать в минуту.

Положил на стол. Тук! — слышно, твёрдо. И тут свидетельница зашевелилась. Обернулся — лицо уже не белое, глаза открыты, опирается рукой, встаёт. Помог.

— В карман залезли? — и довольно проворно протянула руку к яйцу. Опередил, взял сам. Цок, цок, цок — в ладонь. Всё сильнее. Охватил поплотней. Цок, цок, цок. Дама что-то говорила — уже не слушал. Снова вызвал охрану, отвели в пустой кабинет и заперли, предварительно отнеся туда чай с бутербродами. Ладно уж. Не задержана пока официально. Что ж за штуку-то с собой таскала, каких экспертов… По ювелирке? Взрывников? Поймал себя на том, что за окном вечер, а он так и не отпускает яйцо от себя, то вертит в руках, то кладёт в карман.

Эксперт-взрывник явился быстро. Но ничего не прояснил. Устройство не собрано слесарным способом — такова был предварительная его оценка. Корпус отштампован целиком. И заключает в себе неизвестный механизм. Эксперт-материаловед спилил немножко металла, подтвердил — высокопробное золото, но неизвестна технология обработки, очень прочный сплав, поддаётся только алмазному инструменту, и то с трудом. Эксперт-ювелир не счёл изделие антикварным, но и не назвал фирму-изготовителя. Эксперт-археолог уверенно определил алфавит надписи — старонорвежские руны. Правда, прочесть не смог. Задержание гражданки Мальдред официально — где-то между этим. Наука-то люди основательные, дня три вокруг да около. Созвонился с федеральным округом, эксперт по высоким технологиям сказал:

— Везите к нам в лабораторию.

Павел Андреевич снова покатал в руке яйцо. Вязь символов на глаз словно углубилась в поверхность. Острей выступили углы букв. Рун. Стук был слышен уже и ухом. Игольчатый, впивающийся. Цок, цок, цок.

Положил на стол. Следствие следствием, а обед по расписанию. Дверь открылась с треском — петли давно уже шалили, полотно немилосердно цепляло за порог, снизу отлетали щепочки. Но в этот раз звук вышел суше, раскатистей, как-то со всех сторон. И следователь невольно оглянулся.

Яйцо, лежавшее на видном месте поверх бумаг, пересекала чёрная извилистая трещина. От тупого конца к острому.

Трррысь! Шррр! Снова затрещало, зашуршало, по тупому концу яйца побежали трещины потоньше, как по стеклу, разбитому камнем. От одного центра. Посыпались осколки золотой скорлупы. И вылезло — названия этому следователь не знал.

Росту около полметра. Фигура человеческих пропорций, но тела-то и нет, одни кости. Руки-ноги тонкие, блестят металлическим блеском, не золотым, а, скорее, стальным. Из чего туловище, не понять. Походило больше всего на чешую. Ноги оканчивались подобием копыт, голова — череп! — кверху была вытянута на манер луковицы. Заканчиваясь остриём, из которого словно излучался тот же, как и ото всей фигуры, жёсткий, синеватый блеск.

Затопало по столу сухим, костяным стуком, раскрылся с мерзким скрипом рот и заорал:

— Кра-бра-мца!

Два каркающих крика, резким фальцетом, и третий — с прицоком, с причмоком.

Подшивалов опомнился. Схватил стул для посетителя и ножками, как косой — вжжух! Стук, что-то упало. Кинул в уродца стулом, фьють — в коридор, гаркнул:

— К бою! — ничего больше язык не вымолвил.

Захлопали двери, понёсся топот. Опера на бегу выхватывали пистолеты. Костлявый опередил — вцепился в ногу. Рванул в клочки, брючину и кожу:

— Кра-бра-мца!

Как со стороны услышал свой истошный визг. Грянули выстрелы. Мимо! Нет, один попал — щелчок, костлявый отлетел в сторону, но вскочил. Пули его не брали.

Грохот. Мат. Костяное чучелко скакануло ещё раз, ещё один надсадный вопль. Впилось, рвануло, повалило одного из оперов. Подшивалов увидел: костяной воткнул в его руку все пальцы, кости — больше-то ничего не было. Ярко, тошнотворно красное мелькнуло, расплылось по рубашке, бурея, пролилось на пол лужицей. Костяной отцепился, упал возле, уткнулся мордой. Или что у него было вместо лица. Опер сумел встать. Баюкал одну руку другой. Рядом уже суетились, оттаскивали, оторвали клочок от шторы, перевязывали. У самого Подшивалова ногу резало и саднило, носок набух и прилип к телу, но как-то удалось отковылять в сторону.

Лужица на полу исчезла, а костяной встал — и бросилось в глаза: наглядно подрос. Железно больше полуметра рост, удлинились руки-ноги. Следующий прыжок достанет до него, Подшивалова, до его мягкого тела. Уже волокли столы из кабинетов, валили набок, строили баррикаду. Стать меньше, притулиться, забиться в щель!

— Кра-бра-мца! — опять прокаркало чудовище. Грубее, уже не кукольным писком. Было почти понятно. Понятно, что это боевой клич, крик терзания и насыщения.

— Крови добра молодца… — эхом повторили рядом, Подшивалов оглянулся. Секретарша облсуда. Глаза ввалены, две чёрные пропасти, полные ужаса. Щёки тоже ушли внутрь, губы истончились, нос заострился. Шагнула вперёд с визгом, еле разобрать можно было:

— Уйди-и-и!

Скелет выпрямился, опять с несносным скрипом разверзся рот — и оглушительный свист. Подшивалова отбросило, он налетел спиной на мягкое, заорал неслышно — так заложило уши. Только тут понял, что пятился задом. Свист оборвался. Подшивалова трясли и спрашивали:

— Вы очень заняты? К вам гражданин Табашкин!

— А-а-а! — только и вырвалось заполошно.

— Что ж вы по телефону-то никак?

— А-а-а… — горло уже сипело, звук кончился.

— То есть Медоедов, — продолжал охранник.

— Срочно! Сюда! — губы у Павла Андреевича прыгали, слова скакали горошинами. Приведут — скормить этому чучелку.