Немой 2: охота на нежить - Алекс Рудин

совал! Ты же видел, как я мёд брал?

Слушая их перепалку, я мазнул пальцем по тугой поверхности сот. Сунул палец в рот — сладко. Но была в этой сладости еле уловимая горьковатая нотка. Словно перчинка, она чуть заметно обожгла корень языка.

На душе стало легко, словно с неё свалился неподъёмный камень. Я втянул ноздрями лесной воздух, почуял запах хвои, прелой листвы и грибов.

— Хватит время тянуть! Солнце садится. До заката надо выбраться из болота. Идём!

— Что там было? — спросил болотник. — Гнездо?

— Ещё какое, — кивнул я. Всё разорил, подчистую. Теперь с плотиной разберёмся — и живи на своём болоте спокойно.

— Спасибо, княже! Вот, возьми мёд!

— Понеси пока. Мне свободные руки нужны.

Жрать хотелось зверски. Я отломил кусок сот, засунул его в рот и принялся жевать, чувствуя, как прилипает к зубам мягкий воск.

Из болота мы выбрались уже затемно. Прошка и Джанибек скучали возле кузницы. Кузнец тихо лежал в телеге, на заботливо подстеленной охапке сена. Нога и плечо у него были забинтованы.

Связанный Архип валялся на земле. Руки его были туго стянуты сзади верёвкой и привязаны к спутанным ногам. От этого староста выгнулся чуть ли не кольцом. На его лбу багровел здоровенный синяк.

Увидев меня, Архип захрипел:

— Развяжи! Руки от ног отвяжи хотя бы!

— Зачем вы его так стянули? — спросил я Джанибека.

— Он из ремней вывернулся и на Прошку с ножом кинулся. Чудом не пырнул.

— И ничего не чудом, — недовольно отозвался Прошка. — Не ожидал я просто. Ремни затянул, как следует. Кто знал, что он так взбрыкнёт. Еле спеленали обратно.

— Когда это было? — спросил я.

— Да часа два назад, если не больше.

Ипать! Примерно в это время я убивал мару.

Я вытащил из-за голенища нож, наклонился над Архипом, собираясь перерезать верёвку, которая соединяла его руки и ноги. На всякий случай, всмотрелся в водянистые глаза старосты. Староста с вызовом уставился на меня.

Я почувствовал, как в нём под внешним спокойствием скрывается бешеная, нестерпимая ненависть.

Несколько секунд я глядел ему в глаза. Хотел убрать нож, но всё же разрезал верёвку. Архип со стоном выпрямился на траве.

— Спасибо, княже! — с издёвкой сказал он. — Может, и руки освободишь? Затекли.

— А бражки холодной тебе не подать?

Я злился не на старосту, а на самого себя. Передо мной лежал убийца, а я не мог отделаться от мысли о том, что у него болят стянутые верёвкой руки.

Я схватил старосту за шиворот и потащил кверху.

— Поднимайся!

Он, кряхтя, встал на колени. Я продолжал тащить.

— На ноги вставай!

Архип кое-как поднялся на ноги.

Я грубо толкнул его в телегу.

— Лежи здесь и не дёргайся!

— Хорошо, княже! — с притворным смирением кивнул Архип.

Это разозлило меня ещё больше.

— Что в ящиках?

— В каких ящиках?

Архип поднял брови, глядя на меня честными глазами.

— В тех, которые вы на мельнице спрятали и в Литву хотели отвезти.

— Не знаю ни про какие ящики! — упёрся Архип. — Кто докажет?

— Я сам видел, как вы их в мельнице прятали. После того, как ты мельника камнем убил.

— Никого я не убивал! Твоё слово против моего, а свидетелей нет!

Бля! Вот же тупой урод!

— Свидетелей нет? А кузнец?

— Так, может, кузнец мельника и убил? А на меня теперь валит! А я всю ночь боярский терем караулил, никуда не отлучался!

Я сжал кулаки.

Въипать бы тебе, гнида!

Немой! На кой хер ты ему что-то доказываешь? Зачем тебе его признание, а? Ты сам видел, как он убивал. Ящики по-прежнему на мельнице. Поезжай и погляди — что там.

Я готов был прямо сейчас поехать на мельницу. Но какой смысл рыскать там ночью? Ящики под замком, до утра они никуда не денутся.

Ключ!

Я вернулся к телеге и обшарил карманы Архипа. Вытащил связку ключей и ещё один, отдельно висящий на медной цепочке.

Скорее всего, это и есть ключ от мельничного замка.

— Ладно! Поехали к Марье.

Прошка прикрыл дверь кузницы и заботливо подпёр её колом.

— Может, не растащат инструмент.

Я махнул рукой.

— Всё равно кузнеца придётся в город везти, к Сытину. Да и тюрьма по нему плачет, как ни крути.

Чтобы вкатить телегу во двор дома Марьи, пришлось снимать жерди с ограды. Ворот у неё не было, только калитка.

Архипа Джанибек отвёл в низенький бревенчатый сарай без окон, в котором хранился всякий хлам.

Прошка перевязал кузнецу раны, смазав их мазью, которую дал Потапыч.

— Этого куда?

Я задумался.

— Марья! Если ещё место, где кузнеца запереть отдельно от Архипа?

— Только нужник если, — невесело отозвалась Марья.

Бля!

Кузнеца отнесли в тот же сарай. Прошка притащил с сеновала две охапки сена, кинул пленникам. Я пока осмотрел сарай — нет ли чего острого, чтобы разрезать верёвки. Нашёл ржавую обломанную косу, забрал с собой.

В этот раз никто не позаботился принести нам корзину с едой. Поэтому поужинали тем, что нашлось в доме — черным хлебом и овощной похлёбкой. В мешке у Прошки завалялось вяленое мясо. На закуску пошёл собранный болотником мёд.

После ужина я свалил на сеновал, достал из кармана зеркальце и вызвал Сытина.

— Ну что, Немой, одолел мару? — весело спросил Сытин.

— Одолел.

— Давай подробно — что как было?

Я в подробностях рассказал Сытину про бой с марой. Сытин изумлённо покрутил головой.

— Ну, ты даёшь, Немой! Высушить мару и налепить из неё крыс — до такого ещё никто не додумался. Это я тебя хвалю, если что. Молодец, справился! Яйца точно все разбиты?

Я вспомнил, с какой жадностью крысы разоряли гнёзда, и уверенно кивнул.

— Д единого.

— Хорошо. Что думаешь делать с Архипом?

— Ну... в Старгород отвезу, наверное.

— На кой хер?

— В смысле? Его судить надо!

Сытин в зеркале прищурился.

— И кто, по-твоему, должен его судить?

— Князь.

— Логично мыслишь, Немой. А ты у нас кто, напомни?

Бля!

— Я тебе так скажу, Немой, — задушевно продолжал Сытин. — Князь Всеволод очень удивится, если ты его такой хернёй озадачишь. А бояре и все прочие намотают на ус. Понял?

Я подумал и кивнул.

— Понял.