Концепции власти в средневековой Руси XIV-XVI вв. - Василий Телицын

Новугороду мужем вольным не отдашися… (выделено мной. – В.Т.)»[445]. Отметим, что в предшествующих договорах Великого Новгорода с владимирскими князьями формулировки, называющей Новгород «отчиной», не содержится[446].

Однако Новгородская земля, так же как Псков и Рязанская земля, в XV в. сохраняли пусть и формальную, но независимость. Несколько иначе обстояло дело с бывшими частями Древнерусского государства, попавшими в период раздробленности XIII–XIV вв. под власть литовских князей. Борьба за киевское наследие, о которой говорилось ранее, была не только борьбой за старейшинство среди независимых русских княжеств, она означала борьбу за единство всех территорий бывшего Древнерусского государства, включая такие города, как Смоленск, Полоцк, Чернигов и Киев[447]. В летописях XV в. нашла отражение тенденция, при которой Великое княжество Литовское отождествлялось с «Литвой», его войска – с «литовской ратью», а города и волости, входившие в состав этого государства, именовались «литовскими»[448]. Однако, как уже отмечалось выше, на землях Северо-Восточной и Северо-Западной Руси в XIV–XV вв. продолжали бытовать представления о «Руси», «Русской земле» как о всей территории, заселенной восточными славянами, что нашло свое отражение в притязаниях московского княжеского дома на власть над всей «Русской землей», в т. ч. над территориями под властью Литвы. Подтверждением территориальных претензий Московского государства и доказательством исконных прав Москвы на все русские земли служило «Родословие литовских князей», следующее за первой редакцией «Сказания о князьях Владимирских», в которой происхождение литовских князей велось от «конюшеца» Гигеменика, бывшего в услужении у московского князя Юрия Даниловича, который послал его «на Волоскую землю и на Киевьскую и обь сю страну Меньска наполняти плененыа грады и веси, у воставших имати дани царьскиа»[449].

При этом в «Родословии» отмечается, что начало правления литовской династии произошло без согласия русских князей, ослабленных междоусобной борьбой: «назвася от них князь великий Гедиман литовъский Первый великих государей руських князей не съгласием и междуусобными браньми»[450]. Таким образом, если «Сказание о князьях Владимирских» было призвано доказать древность правящего рода русских князей, то «Родословие литовских князей», также созданное в начале XVI в. московскими книжниками, было призвано поставить литовских князей в подчинение московским, лишив их тем самым права на власть над землями бывшей Киевской Руси. Этим же целям служило принятие Иваном III титула «государь всея Руси», который долгое время отказывалось признавать Польско-литовское государство. Основным аргументом, подтверждающим притязания московских князей, являлась как раз та самая «отчинная концепция», согласно которой все русские земли, в том числе и киевские, перешли к московским князьям по наследству от предков и по праву принадлежат только им[451].

Таким образом, в период XV – начала XVI в. вместе с тем, как постепенно крепнет политическая мощь и нарастает руководящая роль Московского княжества, идея киевского наследия занимает все большее место в трудах московских книжников и политической идеологии Москвы, соединяясь с идеей владимирского наследства в единую концепцию возрождения государственности домонгольской Руси. Этому, без сомнения, способствуют бытующие в общественно-политическом сознании всех русских земель представления о «Русской земле» как о единой территории, населенной восточными славянами. В связи с этим идеи преемственности власти получают особое развитие, так как непосредственно отвечают политическим интересам Москвы. Указанные идеи вместе с представлениями о религиозном единстве русских земель нашли непосредственное отражение и получили наибольшее развитие в контексте покорения Новгорода Иваном III.

Однако претензии московских князей на все наследие Киевской Руси не могло не привести к конфронтации с Великим княжеством Литовским, владевшим западными и южными территориями бывшего Древнерусского государства. В качестве доказательства исконных прав московского княжеского дома на эти территории были использованы характерные для московской политической мысли теории, объясняющие эти права с точки зрения старшинства княжеского рода. Появление на рубеже XV–XVI вв. в общественно-политической среде Московского княжества теории происхождения рода русских князей от римского императора Августа, изложенной в «Послании Спиридона-Саввы» и «Сказании о князьях Владимирских», позволило доказать с помощью идей преемственности знатность и древность рода московских князей, в то время как сочинение «Родословие литовских князей» ставило последних в подчиненное положение по отношению к московским.

Заключение

Развитие идеологии московской Руси XIV – начала XVI в. представляет собой сложный процесс, в котором причудливым образом переплетаются религиозные, социально-политические и культурные факторы. Идеи и концепции, сформированные на заре московской государственности, уходят корнями в глубокую древность и являют собой синтез древнерусских, христианских, а также византийских представлений о власти. Идея о ее божественном происхождении, берущая истоки в ветхозаветной традиции, существовала в общественно-политической мысли русских земель не в качестве пространных умозрительных рассуждений, а являлась основой целой системы представлений, объясняющих истоки, функции и пределы княжеской власти. В древнерусской общественно-политической мысли наравне с идеями о божественном происхождении власти бытуют представления о ее преемственности, т. е. принадлежности князей к княжескому роду. Они, а также факт родства московских князей с выдающимися правителями Древнерусского государства получили широкое распространение как доказательство прав московского княжеского дома на власть в русских землях.

Параллельно с развитием этих представлений, во многом на основе византийских политических учений, начинает формироваться концепция «русского царства», в которой Москва предстает наследницей Константинополя – сакральным центром православного мира, а великий князь приобретает функции верховного блюстителя чистоты веры. Идейная основа данных княжеских функций существовала с первых веков распространения христианства на Руси, однако именно со второй половины XV в. сакральные функции московского князя актуализируются. В периоды правления Ивана III и Василия III, составляющих одну неразрывную эпоху в развитии московской общественно-политической мысли, помимо развития идей, характерных для предшествующих периодов, в среде московских книжников начинают формироваться развернутые политические теории, призванные, с одной стороны, заявить об изменившемся характере власти великого князя и возросшем положении Руси в целом и Москвы в частности, а с другой стороны, вписать по факту новое государство и правящую в нем династию в существующую картину мира.

Период XIV–XV вв. – во многом уникальное время, так как развитие общественно-политической мысли шло параллельно развитию государства. Московские книжники и священнослужители в своих рассуждениях не были ограничены волей земных правителей, не выполняли чей-то политический заказ. Напротив, они, руководствуясь религиозным мировосприятием, часто апеллируя к историческому прошлому, пытались повлиять на сильных мира сего, наставить их на истинный путь. Многие темы, поднятые в произведениях московских книжников, в особенности касающиеся единства Руси, существенно опережали реальный политический процесс образования единого государства. С нашей точки зрения не будет преувеличением сказать, что идеологическая почва для создания крупнейшего европейского государства Позднего Средневековья была подготовлена в то время, когда молодое московское княжество только готовилось выйти на авансцену истории.

Идея о власти московских князей над Русской землей,