Черное знамя - Dmitrii Kazakov

Выбравшись из-под нависающего на крыльцом козырька, Олег обнаружил, что идет дождь, не сильный, почти незаметный на фоне тумана, но очень неприятный. Мелькнула мысль, что можно вернуться, попросить у жандармов машину, чтобы доехать до гостиницы или взять такси… хотя в Нижнем, скорее всего, еще не вымерли извозчики.

Накатил страх, подумалось, что во время прогулки по городу его наверняка перехватят, из залитой туманом подворотни вынырнет убийца с пистолетом, как две капли воды похожий на мертвого Быстрова, с такими же пустыми глазами, даже с дыркой во лбу, и не будет от него спасения!

И это решило дело — Олег разозлился на себя.

Что за глупая трусость — не станут же стрелять в него посреди дня в людном месте, в центре города? Если так бояться, то надо было соглашаться на предложение Ерандакова и передвигаться по Нижнему только в машине с охраной!

Нет, он вполне в состоянии добраться до гостиницы самостоятельно, не оглядываясь на каждом шагу.

Чувствуя себя не пешеходом, а скорее пловцом, ныряльщиком в мутной, пахнущей гарью и бензином воде, он сошел с крыльца. Пересек улицу по пешеходному переходу, и за его спиной с громыханием и звоном пронесся трамвай.

Вышел на площадь, справа открылось большое серое здание, выстроенное там, где когда-то располагались казармы. Что это такое, Олег не успел узнать, хотя они мимо проезжали, сообразил только, что здесь расположились какие-то госучреждения — по архитектуре и по имперскому флагу.

Черное полотнище и сейчас было видно — намокшее, бессильно обвисшее, оно напоминало простую тряпку. Чуть ниже, вытянувшись во весь фасад, висел огромный транспарант с надписью «Евразийство есть принесенная с чувством преданности жертва личного блага благу всей нации!».

Олег, прочитав его, только хмыкнул.

Уличное движение здесь, в центре Нижнего, было куда слабее, чем в столице или в Москве, машины проезжали изредка, так что он без проблем срезал угол площади прямо по проезжей части. Тут осознал, что запыхался, и все потому, что шагал, почти не пользуясь палкой, и поэтому двигался непривычно быстро.

Остановился напротив входа в серое здание, перевести дух, и от нечего делать принялся читать украшавшие его вывески.

«Петроградское телеграфное агентство. Нижегородский отдел».

«Центральный переговорный пункт».

«Министерство путей сообщения, строительства и связи. Нижегородское управление».

«Министерство мировоззрения. Нижегородское управление».

Тут Олег хмыкнул еще раз.

К губернским управлениям он по работе не имел отношения, разве что время от времени читал отдельные, особенно интересные «Отчеты о деятельности» из тех, что раз в месяц в обязательном порядке со всех концов огромной страны присылаются в здание на площади Евразии. Но нижегородских среди них не попадалось, так что Одинцов даже не знал, кто возглавляет местное управление и кто в нем работает.

Интересно будет заглянуть, узнать, чем занимаются местные коллеги… бывшие.

Во внутреннем кармане пиджака он нащупал удостоверение-пропуск «Наследия», пусть не такой «увесистый», как прежний, но все же сообщающий каждому, что перед ними целый статский советник из министерства мировоззрения.

Нет, глупо… проклятье, что он там будет делать? Только если мешать…

Но ноги сами понесли Олега к дверям, и вскоре он оказался внутри, перед седым вахтером сурового вида.

— А, это вам на второй этаж, — сказал тот, глянув на предъявленное удостоверение. — Прижучить их приехали, из столицы? И правильно, давно надо, а то безобразничают много!

Олег не стал разочаровывать старика, просто кивнул.

Что за «безобразия» творились в местном управлении, он мог представить — вкалывать его сотрудникам наверняка приходилось так, что ум у них заходил за разум, а чтобы вернуть его на место, они прибегали к испытанному народному средству, что так приятно булькает, когда его разливают по стаканам.

Поднявшись на второй этаж, на мгновение замер перед дверью с надписью «Сектор прессы», из-за которой доносились приглушенные голоса, а затем медленно, словно во сне, взялся за ручку, повернул.

— Что значит для журналиста находиться в состоянии мобилизационной готовности? — вещал, расположившись в центре просторной комнаты, рыжий коротышка в темном костюме. — Четко представлять свои обязанности во время начавшейся войны, глубоко проникать в ее дух, изучить, понять врага и разить его в самые уязвимые места…

Олега он не видел, зато его заметили сидевшие за столами слушатели, и на визитера обратилось с полдюжины удивленных взглядов.

— Что там? — коротышка обернулся. — Э… простите, вам кого?

— Хм, да вот, просто зашел… — Олег взмахнул удостоверением, чувствуя себя на редкость глупо, коря себя за то, что поддался идиотскому порыву — шел бы себе мимо, не отвлекал людей. — Понимаете, я как бы местный…

Судя по округлившимся глазам коротышки, не только вахтер ждал «ревизора» из министерства, на лице рыжего появилась угодливая улыбка, а тон стал противным, заискивающим:

— Конечно, заходите… Моя фамилия Корнеев, я заведующий сектором, вот, провожу лекцию для группы молодых журналистов из волостной прессы, так сказать, помогаю им профессионально расти, глубже проникнуться евразийским духом… отличные кадры, будущее нашей профессии, владеют словом, верны партии и правительству, бойцы нашего фронта…

Сидевшие за столами люди выглядели и в самом деле провинциально — старомодные пиджаки у мужчин, простая блуза у единственной женщины, прически, какие не носят в городах. Но глаза их горели энтузиазмом, каждый нацепил значок члена ПНР на видное место, и видно было, что им интересно, что они и в самом деле находятся в «состоянии мобилизационной готовности».

Журналисты и редакторы волостных газетенок, работающие там по совместительству, в то же время — сельские врачи, учителя и агрономы, деревенская интеллигенция, и все молоды, не старше тридцати.

«И в самом деле будущее, — подумал Олег. — Ну а я, похоже, прошлое…»

— Я посижу немного, послушаю, — сказал он, отгоняя неприятную мысль: нет, он еще покажет всем, начиная с Голубова и заканчивая Штилером, что достоин большего, чем гнить заживо в «Наследии».

— Конечно, — коротышка радужно заулыбался, подождал, пока гость усядется на свободный стул у ближайшего к двери стола. — Итак, надеюсь, что с пройденным материалом порядок. Перейдем к следующей теме — методы фильтрации информации…

Олег прикрыл глаза.

Да, прежде чем выпустить новых бойцов в окопы идеологической войны, не менее жестокой, чем обычная, хотя на ее полях не льется кровь, им нужно «промыть» мозги, очистить от всего, что мешает эффективному труду на благо Вечной Империи, в том числе от привычки говорить правду, от «устаревшей» морали и прочей требухи, и заполнить пустоту нужными знаниями и всякого рода клише, с помощью которых полагается доносить до населения разного рода информацию…

А иногда и не доносить.

— Чтобы вы не знали сомнений, и легко определяли, какой метод в какой ситуации применять, вам необходимо пользоваться внутренним изданием нашего министерства, «Помощником пропагандиста»…

Зашуршала бумага, и Олег поднял веки.

Да, точно, коротышка держал в руках информационный листок обычного журнального формата, выпускаемый раз в месяц под редакцией самого Паука, издание, предназначенное для профессионалов.

Раньше там не раз появлялись статьи за подписью «Олег Одинцов».

Сейчас заведующий сектором поведает волостным журналистам, что такое «информационная заслонка», чем «односторонний позитивный вентиль» отличается от «одностороннего негативного вентиля», когда применяют «открытый вентиль» и почему до «двустороннего открытого вентиля» они еще не доросли.

Наверняка сегодняшнее занятие будет не единственным, на следующее придет человек из сектора пропаганды или из губернского управления ПНР, какой-нибудь фанатичный евразиец. Через недельку бойцы идеологического фронта вернутся обратно в свои волости, но уже другими, они потеряют творческую индивидуальность, если ей когда-то обладали, и будут писать как все, как нужно, в соответствии с указаниями «Помощника пропагандиста».

И не только писать, а еще и думать.

— Извините, я пойду, — сказал Олег, поднимаясь. — Простите, если помешал.

— Ничего, — коротышка и его слушатели проводили странного визитера взглядами, на этот раз удивленными.

А он вышел в коридор, и затопал вниз по лестнице, мимо вахтера в серую хмарь, затопившую город. Дождь усилился, туман сгустился, Нижний словно залило серым киселем, безвкусным, с неприятным запахом.

Звуки исчезли, прохожие превратились в тени.

Олег зашагал вниз по бывшей Большой Покровской, что стала, если верить табличкам с адресами, улицей Чингисхана. Умерил шаг, хотя нога по-прежнему не беспокоила, и палку нес в руке — незачем гнать, изнурять себя, он же просто гуляет, и к обычной ходьбе, что кажется сейчас очень быстрой, нужно привыкать постепенно.