Алмазы Селона - Ирина Скидневская

— Переверни!

Гиз наклонился и с трудом перевернул коробку, из которой высыпалась шевелящаяся масса из чистюль.

— Выходи, если не хочешь, чтобы я тебя поджарил! — приказал мужчина.

Когда Гиз выскочил из комнаты, мужчина достал из кармана небольшой шарик, сдавил пальцами, швырнул его в комнату и побежал по коридору к выходу. Гиз бросился за ним. Через восемь секунд раздался сильный взрыв, весь дом затрясся, завыла сирена и включилась противопожарная система.

Мужчина побежал к модулю. Гиз прилип к окну, наблюдая за ним. Мужчина на ходу переговорил с кем-то по телефону, кивнул и сел в аппарат. Взлететь он не успел — модуль тоже взорвался…

Гиз, обомлев, смотрел, как облако огня и дыма поднимается к куполу поместья, как слетаются к нему красные модули аварийно-спасательной службы…

…Комната теперь представляла собой дыру в доме, выжженную взрывом и по колено залитую пеной.

— Ну вот, — вздохнул Гиз, встав на пороге. — А говорили, что я никогда не приведу свои железки в порядок. Сказал, приберусь — и прибрался…

7

— Все-таки я хочу кое-что понять, Зира, о вашей семье. Поэтому я пригласил вас к себе.

— Что ж, мне у вас вполне нравится, — улыбнулась Зира. — Довольно уютный номер, и чистюль не видно. Я слышала, вы боитесь тараканов, господин Икс?

Скальд засмеялся:

— Я не люблю тараканов.

— Ничего, ничего, не стесняйтесь. Я, например, до смерти боюсь мышей.

— А не побоялись господина Анахайма.

— О! Мыши страшнее…

— Какой будете пить сок? Гранатовый?

— Можно и гранатовый.

— С лепестками или?..

— Или.

— Как у нас с вами много общего, Зира!

— Благодарю.

Они засмеялись.

— Итак, — заговорила Зира когда сок был налит в бокалы. — О чем пойдет речь?

— О девочке. О позиции семьи. Об отношении к тому, что происходит. Мне нужно понять. Потому что я не понимаю.

— Вам кажется странным, что мы не бьемся головой о стену, не рвем на себе одежды, зная, что Лавиния находится в руках этого подонка… Если человек не умеет владеть своими чувствами, он всегда проиграет — вы же слышали, что сказал Гиз. Никогда еще истерия не помогала делу. Кроме того, переживания делают нас сильнее… И потом, мы ведь намерены действовать, а не стенать от горя. Да, мы боимся ее потерять, потому что любим и ценим, потому что это родная душа… Но для нас важнее другое. Если наша девочка все-таки погибнет, первым делом мы хотели бы знать, как она встретила свою смерть, а потом мы будем мстить…

— Мне кажется, Ронда чувствует себя просто ужасно…

— Да. Потому что у каждого есть предел возможностей. Но мы не разрешаем ей раскисать — и только поэтому она еще держится на ногах, работает и хотя бы на какие-то мгновения забывает о случившемся. Но если вы все равно не можете понять, я расскажу вам одну историю. Слушаете?

Ион не отозвался на ее звонок, но Зира упрямо сжала губы и повторила вызов. Снова молчание. Он считает, что прав. Легкий укол совести, который она почувствовала, позабавил ее. Если поддаваться эмоциям, никогда ничего не осуществишь. «Я лечу, Ион», — сказала она, глядя на экран, где желтые всполохи шторма разрезали на куски бугрящееся фиолетовое покрывало океана. Она представила себе свой маленький модуль, отважно преодолевающий разбушевавшееся пространство, и крошечный росток радости внутри нее, наливаясь силой, начал стремительно расти. Как давно она не была на Браззале!

«Я лечу, Ион», — окончательно отринув все сомнения, передала она по срочной связи. Сын тут же появился на экране, озабоченный, деловой и, как всегда, неотразимый. Светлые, как у отца, глаза, неширокие, но крепкие плечи, мягкий подбородок… Зира скучала по нему, всегда, постоянно.

— Куда ты летишь, мама? — настороженно спросил он, даже не поздоровавшись, что уже становилось традицией в их отношениях.

Зира не обиделась. До примирения осталось совсем немного.

— На Браззаль, — беззаботно сказала она, щуря глаза, чтобы приглушить лучистость взгляда.

Ион и так нервничает. И только она знает, что все получится. — Лавиния там?

— Как будто ты не знаешь…

— У тебя все в порядке? — дружелюбно спросила Зира. Ион угрюмо молчал. — Ладно. Чем она занимается?

— Чем… Читает!

— Читает?

Иона раздражал лукавый взгляд матери.

— Я вижу, тебя это забавляет? Я хочу, чтобы ты прекратила эти игры. Лавиния не подходит для осуществления твоих… твоих идей…

— Она то что надо.

— Я сделал ошибку, разрешив тебе вмешаться в жизнь Лавинии!

— Ты груб.

— Извини…

— Все будет хорошо, дорогой, — мягко сказала Зира.

— Я не могу согласиться, — возбужденно заговорил Ион, катая в пальцах карандаш. — Это слишком серьезное испытание для нее… Стоит ли…

— Стоит, — перебила Зира. — Моя внучка похожа на меня, как две капли воды.

Ион несколько мгновений молча смотрел в смуглое лицо матери, испещренное сеточкой морщин. Этой хрупкой женщине шестьдесят, но когда с ней разговариваешь, все время чувствуешь себя старше ее. Я тоже не такой, мама…

Словно прочитав его мысли, она улыбнулась. Она никогда не учила его быть смелым. Она просто терпеливо ждала, когда это произойдет, верила, что однажды он станет настолько похожим на нее, что совершит то, чего сейчас ожидала от Лавинии. Не дождавшись этого ни от него, ни от его сына, она переключилась на внучку, сразу разглядев, по ее словам, в новорожденном младенце огонь, дарованный природой и бушующий в ее собственных жилах. Теперь, отдав Лавинию во власть непонятного, Ион испытывал перед дочерью вину, а перед матерью робость.

— Для чего это нужно, мама? — выдавил он из себя. — Ведь у нас все есть!

Зира поморщилась:

— Зачем ты упрощаешь?

Вот такой она была всегда. Словно деньги не играют никакой роли. Почему он не может относиться к жизни с такой же легкостью?

— Не завидуй, дорогой. Жизнь — это преодоление. Ты тоже можешь измениться.

— Я не могу… Не могу просидеть четыре месяца в одиночестве на затерянном в океане острове!

— Жаль.

— Она маленькая, тихая девочка, такая домашняя… робкая…

— Робкая? А кто обрезал свои длинные, до пят, волосы? Кто нарушил этот запрет, обязательный для всех женщин семьи? Даже я не смогла бы, — восхищенно заметила Зира. — Она сказала, что они ей мешали.

— Ты затеяла это просто из-за того, что у нее никогда не было подруг. Из-за того, что она сторонится своих сверстников и однажды сказала, что боится их…

— А ты не боялся? Этих крикливых, наглых, беспардонных сопляков? Это повлияло на твою жизнь! Вспомни себя, каким ты был. Тебе семь лет. У тебя тихий голос, неуверенные движения, слабые кулачки. Ты предпочел бы целыми днями сидеть дома и читать книги, но мать говорит, что тебе необходим свежий воздух и общение. И они бьют тебя — потому что ты слишком хорошо воспитан и несмел, чтобы противостоять их натиску, их плевкам и обидным кличкам, которыми они награждают тебя каждый день.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});