Внутренняя линия - Владимир Свержин

— К чему вы мне все это рассказываете, Владимир Игнатьевич?

— К тому, что роковое для нашей Родины и мира время требует особого суда. Как бы ни хотелось нам применять к нему привычные нормы, уже не выйдет. Если мы сейчас не поймем столь очевидной истины — будем наступать вновь и вновь на одни и те же грабли, как в четырнадцатом, когда шли густыми цепями на пулеметы. Брусилов стал на сторону большевиков — непреложный и прискорбный факт. Но вы, как человек, знавший Алексея Алексеевича лично, можете ли без колебаний и зазрения совести утверждать, что этот боевой генерал, этот храбрый офицер — трус и подлец?

— Нет, я такого не говорил, — немного помолчав, выдавил Спешнев.

— А раз так, есть веские основания полагать, что Брусилова толкнули на этот шаг весьма серьезные обстоятельства, о коих мы не знаем, или же, быть может, холодный и трезвый расчет.

— Вы предполагаете…

— Я допускаю.

Автомобиль графа Комаровского затормозил у полицейского оцепления. Добродушного вида усач с нашивками вахмистра принялся дотошно изучать документы господ, желающих проникнуть за оцепление. Прочитав имена, он что — то крикнул подчинённому, стоявшему у будки телефона.

— Уважаемый, мы спешим, — обратился к блюстителю порядка граф Комаровский.

— У меня не было приказа вас пропускать, господа.

— Но у нас назначена встреча!

— Вы уж не обижайтесь, но мне о том ничего не ведомо. Вот если лейтенант прикажет.

Згурский щелкнул крышкой часов — стрелка неумолимо ползла по циферблату, указывая на без двух минут одиннадцать. Ответ последовал минут через пять:

— Уж не обессудьте, лейтенант говорит, что вам туда нельзя.

— Как это нельзя? — взорвался сидевший рядом со Згурским генерал Спешнев. — Да ваш лейтенант вообще представляет, с кем имеет дело?

— Я человек маленький, — оправдывался вахмистр. — Оно и понятно — вы люди не простые. Да только у меня приказ. Там же президент. И генерал Брусилов.

Грянувший вдали военный оркестр недвусмысленно оповестил собравшихся, что поезд остановился у перрона.

— Вы уж потерпите, — теребил висячий ус пожилой вахмистр. — Сейчас их превосходительства проедут, и путь будет свободен.

— Да что толку, — усмехнулся Комаровский.

— Ладно. — Генерал Згурский свел брови на переносице. — Здесь толкаться смысла нет. Подъедем сразу в отель.

Приветственные крики раздались со стороны вокзала. Вдруг среди здравиц и славословий послышались резкие, знакомые всякому офицеру звуки, отрывистые, как хлопок бича: один, второй, чуть позже — третий.

— Стреляют! — Спешнев подскочил на месте и ударился головой о крышу автомобиля.

— Да, — побледнел Згурский. — Парабеллум.

ГЛАВА 12

«Дух закона обитает в кольте шерифа, из букв закона получаются отличные эпитафии».

Джесси ДжеймсМай 1924

Бродяга, сидевший на унылой деревянной скамье, вскочил, едва завидев входящего комиссара:

— Мсье Рошаль! Мсье Рошаль! Это же я — Гаспар Шену! Ведь вы меня знаете! Я никого не убивал!

Рука дюжего жандарма вернула задержанного в исходное положение, тот шмякнулся о лавку и скривился от боли.

— Давно не виделись, Гаспар. — Окружной комиссар недобро посмотрел на воришку. — Между прочим, ты отвлек меня от законного ужина!

— Но мсье Рошаль! Я же не сделал ничего дурного! За что меня схватили на этот раз? Клянусь девой Марией — я ни в чем не виновен!

— С твоим послужным списком понятие невиновности столь же уместно, сколь невинность у портовой шлюхи. — Рошаль обратился к дежурному офицеру: — Где протокол?

— Вот. — Полицейский открыл картонную папку и протянул комиссару исписанный лист. — Задержан при попытке сдать антиквару часы, снятые с трупа.

— Очень интересно! Вы обнаружили труп?

— Увы, нет, — огорченно развел руками офицер. — Однако мы отыскали пальто жертвы.

— Пальто? В середине мая?

— Да, кашемировое летнее пальто. Оно прострелено со спины в трех местах.

— Где вы его нашли?

— Именно там, где указал Шену — возле монастыря Сен — Сульпис, за кучей строительного мусора. Там как раз чинят ограду.

— Угу, — кивнул Рошаль, углубляясь в чтение. — «Длинное белое пальто из кашемира». На дворе стоит замечательно теплая погода… Как по — вашему, что могло толкнуть жертву отправиться гулять в пальто?

— Понятия не имею, — пожал плечами офицер.

— Гаспар, ты утверждаешь, что нашел часы во внутреннем кармане?

— Клянусь вам, господин комиссар! — Бродяга ударил себя в грудь кулаком. — Я сам удивился, отчего это вдруг несчастному хозяину такой славной вещицы вздумалось носить жилетные часы в пальто!

— Вот видишь, даже тебе это удивительно!

Рошаль повернулся к ждущему распоряжения инспектору:

— Вы уже отправили вещественное доказательство на экспертизу?

— Нет, мсье комиссар, вас ждали. — Полицейский достал из — под стола сверток в грубой бумаге. — Место обнаружения сфотографировали, в протоколе все указано. Снимки сейчас в лаборатории.

— Я подожду. Давайте посмотрим, что у нас с этим удивительным пальто. — Комиссар Рошаль уставился на раздобытую коллегами улику, точно ожидал, что та сама ответит на роковой вопрос: как она до такого окровавленного состояния докатилась. — Занятно, вы не находите?

Рошаль осмотрел пальто с изнанки, затем вновь повернул лицевой стороной к себе.

— Скажи — ка, дружище, — обратился он к офицеру, — тебе тут ничего не кажется странным?

— Нет, а что?

— Гляди внимательно. Вот три входных отверстия. Все они, судя по месторасположению, находятся в верхней части туловища. А судя по многочисленным порошинкам — видишь эти черные точки вокруг отверстий, — стреляли почти в упор. Не больше метра. Пуля с такой дистанции, пройдя через грудной отдел, должна была выйти наружу, сопровождаемая множеством кровяных брызг. Мы предполагаем, что хозяин пальто носил его нараспашку, и потому выходных отверстий нет. Но кровяных брызг тоже нет! То есть крови много, но она совсем другого… Как бы это сказать, рисунка. Далее. Кинетическая энергия револьверного патрона 7–62, а судя по отверстиям, скорее всего мы имеем дело с ним, вполне достаточна, чтобы после одного выстрела с такой дистанции человек упал ничком и вряд ли встал без посторонней помощи. Если б это произошло в городе — скажем, где — нибудь на улице, то на пальто с изнаночной части должна была бы сохраниться въевшаяся пыль. Белый кашемир замечательно пачкается. Но здесь пыли не видно. Прибавим ко всему вышесказанному часы во внутреннем кармане…

— И что?

— И то, мой дорогой друг, что кто — то нас попросту дурачит. Причем дурачит неумело, должно быть, не подозревая об успехах криминалистики за последние полсотни лет.

Рошаль указал на пальто:

— Отправьте на экспертизу, пусть установят, что это за кровь.

— Слушаюсь, мсье.

— Результаты отошлите ко мне на набережную Орфевр.

— А с этим что делать? — Полицейский указал пальцем на притихшего Гаспара Шену.

— Ничего. Отпустить. Он действительно ни в чем не виновен. Разве что в том, что сразу не принес находку в полицию.

— Вали отсюда, — пренебрежительно бросил воришке инспектор.

— Благодарю вас, мсье! Благодарю вас, мсье Рошаль! Вы — святой человек! Да продлит Господь ваши дни!

— Иди, иди!

Бродяга, не заставляя себя упрашивать, выскользнул за дверь.

— Признаться, я потрясен, господин окружной комиссар! — Полицейский восхищенно поднял большой палец. — И как только вы это все увидели?

— Никаких фокусов. Обычный навык, — отмахнулся Рошаль. — Вопрос в другом. Кому и зачем понадобилось подбрасывать нам столь нелепую улику?

— Может, это русский генерал? — Блюститель порядка достал из стола свежий номер «Пари трибюн». — Здесь статья об исчезнувшем банкире. Некий Вилли Спичек утверждает, что русский генерал, приезжавший к мсье Рафаилову незадолго до его исчезновения, в прежние годы был известен своей ужасающей свирепостью. Так, еще в России он лично расстрелял мирную демонстрацию, отправив на тот свет десятки каких — то горцев. Кто знает, что задумал этот зверь в человеческом облике? Быть может, он заключил банкира в подземелье и вымогает у него миллионы?

— Забавная была бы история, — скривился комиссар Рошаль. — Вот только генерал Згурский вскоре после встречи с Рафаиловым отбыл в Сент — Этьен. Его видели по дороге туда. Но версия не лишена остроумия. Хотя, друг мой, рекомендую вам не читать на ночь романы Гастона дю Террайля. Ладно, спокойного вечера, я отправляюсь доедать свой остывший ужин.

Комиссар приложил руку к кепи и вышел на крыльцо. Возле невысокой лестницы его поджидал, как привязанный у калитки пес, забулдыга — оборванец Гаспар Шену.