Жестокий герой (СИ) - Ангелос Валерия

Проклятье. Не хочу. Не могу.

Холод разливается внутри,

- Моя мать умерла в день моего рождения, - продолжает Арес. — Ее нашли с ножом в сердце. Изрезанную. Двенадцать ударов в грудь. Ни одного в живот, Ее пытали, Жестоко. Намеренно. Не ради информации. В кайф. В удовольствие. Мой папаша-урод этим очень сильно наслаждался. Упивался каждым мгновением, Казнил за предательство. Сам судил, Сам вынес приговор. Сам исполнил по высшему разряду,

- Подожди, — роняю сквозь судорожный выдох. — Ты уверен, что твой отец устроил такой кошмар? Издеваться над беременной женщиной. Это же за гранью.

- А он не скрывался, — кривится. - Он оставил признание на ее спине. Подписал прямо на коже - «моя лживая сука жена», До главного развлечения. До ударов ножом, Я нашел фотографию в полицейском отчете позже. Там было много кадров. Ракурсы взяты четко.

Гулко сглатываю. Чуть дышу,

Что? Черт побери. Что?!

- Мать бежала от него, добралась до окрестностей Неаполя, там и скрывалась. Ей удалось найти убежище. Только ненадолго. Отец добрался до нее. Сначала вырезал людей, которые дали приют. Наказал за помощь. Даже их детей не пожалел,

Зажимаю рот ладонью. Крик замерзает в горле, По венам струится лед, жилы сковывает адский холод, а под сердцем бьется агония на повторе.

- Он оставил вокруг гору трупов, Карабинеры не верили, будто в том доме побывал один человек, считали, такую расправу могла устроить лишь группа мафиози, Но нет, ошибка вышла, Мой папа справился самостоятельно.

Мороз пробегает под кожей от того, как Арес произносит «мой папа». Ядовито. Вкрадчиво. Мягко, Выжигает кислотой,

- Он не хотел, чтобы я рождался, Но лично убивать не стал. Может, религия не позволяла? Жену - разрешается. Сына — нельзя.

- Ужас, — шепчу я.

- Когда он пытал мою мать, у нее начались схватки,

Боль обдает глаза, полосует, точно лезвием. Опять и опять. Горло сдавливает сталь. Резко, Буквально душит, напрочь перекрывает кислород,

- Он ушел до моего рождения, - говорит Арес. - Мафия спугнула, Сальваторе Романо ухаживал за моей мамой. Хотел жениться на ней, готов был принять ребенка от другого мужчины. Она не одобряла эти ухаживания. Гордая слишком. Больше не желала ни от кого на свете зависеть, Бежала от одного тирана и не готова была сдаться новому.

- Тебя спас Романо?

- В тот вечер Сальваторе снова решил нанести визит. Никто не открывал, Его люди выломали дверь. Внутри их ждал сюрприз. Романо сказал, никогда прежде не видел такого количества крови. Даже босс «Каморры» был удивлен. Он не думал, что в той мясорубке мог оказаться хоть единственный выживший. Но тут заорал я.

- Кошмар, - выдаю невольно.

- Моя жизнь, - произносит ровно. - Жалею об одном. Отец не увидел мой взгляд в ту далекую ночь. Ничего. Зато мой взгляд станет последним, что он увидит, захлебываясь в луже собственной крови.

Арес тушит сигарету пальцами. Даже не морщится. Отправляет в пепельницу и достает новую. Щелкает зажигалкой. Затягивается. Привычный ритуал, отточенный до мелочей. Мужчина превращает курение в искусство. Заставляет против воли залюбоваться этим банальным действием. Дым и пламя. Все это выглядит инфернальным. Впечатление, точно передо мной разверзаются врата в самое пекло.

Я молчу. Плохо представляю, как разорвать тишину. В мыслях мелькают обрывки фраз, однако каждое слово кажется мимо. Я наблюдаю за татуированными пальцами, не могу отвести взгляд. Длинные. Крупные. Ловкие. Даже в самых простых жестах ощущается жуткая сила. Смертоносная опасность. Под тяжелую руку ему лучше не попадаться. Закален в боях. Прирожденный воин. Мрачный. Жестокий. Огромный. Взгляд у него ледяной, но сердце буйно качает горячую кровь.

Мои отношения с отцом были тяжелыми и напряженными. Но то, что пережил Арес гораздо хуже. Мне трудно назвать человеком того, кто сотворил такой кошмар с его матерью. Бешеный зверь и то оказался бы милосерднее. Издеваться над беременной женщиной. Резать ножом. Пытать. Кем нужно быть, чтобы пойти на эту мерзость? Последней тварью. Мразью. В голове не укладывается страшная реальность.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я стараюсь не думать о том, что этот проклятый урод сотворил с той семьей, которая дала его жене укрытие. Всех до единого уничтожил. Детей погубил. Чертов ублюдок должен умереть. Он заслуживает самой худшей и мучительной смерти.

Боже, а ведь это наверняка не единственные его преступления. Есть еще. Содрогаюсь от чудовищного осознания. Конечно, такой гад оставит за собой кровавый след.

- Романо отправил меня в приют, - говорит Арес после пары глубоких затяжек. - Он не собирался возиться с мальчишкой, хотя и приглядывал со стороны. Однажды сказал, будто сразу понял: раз я выжил, пробьюсь на вершину. В счастливый случай Сальваторе не верил. Чувствовал во мне бойца, но решил дать время, поглядеть, проявится ли особый талант. Дьявол раздери, я его не разочаровал. Пытался бежать из приюта раньше, чем научился ходить. Так и норовил прочь уползти. А как подрос, на меня и вовсе не находили управу. Отовсюду я умудрялся спетлять. Сидеть взаперти не желал. На улицу тянуло. Мечтал примкнуть к мафии. С малых лет выполнял мелкие поручения. Другой жизни не знал. Другой жизни там просто не было. Либо нагибаешь ты, либо тебя. Мир вокруг стал главным и единственным учителем. Я схватывал налету. Развивал криминальную карьеру. Карманником трудился, петлял между бандами. Однажды меня поймали, решили выдать урок хороших манер. Молотком.

Помню ту историю. Мороз разливается под кожей. Арес тогда совсем мало рассказал, лишь дал понять, что обидчика своего наказал по полной.

- Мужик принял кражу как личную обиду, - криво усмехается. - Сопливый пацан вдруг обставил крутого босса. Беспризорник обчистил карманы за пару секунд. Такое трудно простить. Одну мою руку превратили в отбивную, а на второй я озверел. Сам плохо помню, как вырвался и завладел молотком. Очнулся, когда уже череп раскроил. Обратил в кровавую кашу. Охрана сбежалась, но скрутить меня не удавалось. В итоге треснули по башке, сдали на милость Романо. Пусть главный шеф решает как быть.

Арес берет новую сигарету, играет ею, пропуская между пальцами. Трюк на автомате проворачивает. Закуривать не спешит, развлекается.

- В тот момент Сальваторе обратил на меня внимание. Всерьез. Взял к себе, начал направлять, приблизил. Относился так, будто я был его сыном. Родные дети стали ревновать, ведь он любил повторять: ты больше Романо, чем реальные Романо.

Огонь вырывается из зажигалки. Опаляет сигарету.

Арес курит так, будто пытается утолить глубинную жажду. И дело явно не в никотине. Глубже. Мрачнее. Опаснее. Смутные догадки до нутра пробирают. Дрожь пробегает по моему враз напрягшемуся телу.

- Романо рассказал правду через пару лет. Выложил суть от начала и до конца, показал материалы расследования. Мне только стукнуло четырнадцать. Характер набирал оборот. Сальваторе понял, что пришло правильное время.

- Разве это не рано? - вопрос вырывается машинально. — Я думала, он объяснил все, когда тебе исполнилось восемнадцать.

- Нет, - хмыкает. - Тогда было бы поздно.

- Поздно - для чего?

- Я должен был узнать, кто мой отец. Осознать, чья кровь течет по моим венам, Сколько во мне отравы, которую придется держать под контролем.

- Постой, ты что, ты...

- Я его сын, — отрезает. - Это не изменить.

- Да, никто не выбирает родителей, - нервно киваю. - Но почему ты решил, будто у тебя разовьются безумные склонности? Черт возьми, ты совсем другой. Ты бы никогда не причинил вреда беременной женщине. Ты бы не тронул детей. Я даже вообразить это не могу. Ты не такой!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Последняя фраза звучит совсем истерично. Замолкаю. Разум обжигает издевательский вопрос. О ком я сейчас прокричала? Об Аресе или о себе самой?

Я не похожа на своего отца. Я другая. И он - другой.

- Я вовремя обо всем узнал, - выпускает дым в небо. - Вовремя сделал выводы. Но во мне это есть. Глупо отрицать. Природу нельзя исправить. Такую породу не вытравить.