Доказательство чести - Кирилл Казанцев

Вместо этого он жадно пожирал глазами маляву, в которой значилось:

«Колись на все темы, чтобы не путаться. За адвоката у нас Волокитин из Москвы, он на суде все поломает, скажет, что ты невменяемый. Волокитин говорит, что доказать это легко».

Шутка Копаева была на грани риска.

— Кто такой Волокитин? — спрашивал Сорока Белку.

— Чтоб у меня такой адвокат был!.. — сетовал на жизнь тот. — Он завсегда такого гуся выводит, что перед самым объявлением приговора судья уже не понимает, кого садить, а кто потерпевший.

Белка вообще целыми днями вел такие разговоры, что у Ферапонтова уже часам к четырем начинала нестерпимо болеть голова. Темы таежного убийцы полицейских сводились к тому, что жизнь дерьмо. Стоит только один раз ошибиться, и тебя тут же сожрут вместе с обувью. Каждый вечер заканчивался рассказами о том, как Белка лет десять назад работал на побегушках у патологоанатома. Кишки, печень, селезенка…

Все это стояло у Сороки перед глазами и нестерпимо угнетало. Он уже дважды во время вывода на очередной допрос молил конвой, чтобы его перевели на общак, но ему всякий раз отказывали. Он засыпал с головной болью, просыпался с ней. Вместе с ним на одной площади в пять квадратных метров поднимался и занимательный рассказчик. Этот омерзительный Белка путал мысли, мешал думать, давал дебильные советы. Всякий раз, едва на лицо Сороки заползала маска задумчивости, он тут же предлагал поговорить о его проблемах.

В интересах дела Локомотив велел колоться. Яша знал, что делал. В конце концов, столичный адвокат тоже должен отвечать за базар. В противном случае и его найдут в Исети с каким-нибудь тяжелым грузом на ноге.

Ферапонтов сидел напротив видеокамеры и Меркулова и спокойно говорил:

— Зелинский и Гонов подложили автомат Кускову. Когда Виталька на Шебанина обиделся, Яша велел убрать обоих ментов. Мы с Грошевым застрелили сначала Зелинского, а потом и Гонова. Рожина резали копы, с них и спрос. Мы только смотрели, чтобы они дело до конца довели.

— А зачем Шебанин велел Рожину сфальсифицировать заявление с целью оговорить следователя Пермякова, если он и без того подготавливал документы таким образом, что Кускова должны были освободить из-под содержания под стражей?

— А никто и не оговаривал. Рожина посылали, чтобы тот ему дом предложил. Следак согласился. Вот и все дела. А что Рожин в полицию обратился… — Сорока усмехнулся. — Это он так, на всякий случай.

Антон просмотрел запись и задумался.

— Может, он дуру гонит, облегчая задачу Волокитину? — предположил Пащенко. — Мы же гарантировали ему положительные результаты психиатрической экспертизы. Кстати, кто такой Волокитин? Он насколько крут, что я о нем ни разу не слышал?

— О нем никто не слышал, — продолжая хмуриться, пробормотал Копаев. — Слушай, Пащенко, Сорока только что испортил нам триумфальное шествие.

Ферапонтов рассказал очень многое. Одной фразой он зачеркивал весь их труд. Все становилось ясным. Включая и доказательства того, что Пермяков вымогал у Рожина взятку.

— Ерунда, — отмахнулся прокурор. — У него сейчас после камеры голова кубовидная. Напиши ему, что Пермякова подставляли, он и это скажет.

На следующем допросе Сорока кивал и талдычил:

— Шебанин решил изолировать Пермякова, потому что для следствия тот был опасным человеком. Он решил использовать Рожина, который задолжал ему.

— А почему вы на предыдущем допросе утверждали обратное? — вопрошал Меркулов.

— Знаете, в деле столько фигурантов, что я стал забывать, кто что делал. Вы не в курсе, как «Динамо» с «Аланией» отыграло?

После этой тирады Антон стал опасаться, что Ферапонтова можно было признать невменяемым на основе одних видеозаписей допросов и без участия несуществующего Волокитина.

Вечером четвертого дня переписки Качалкин привез на встречу с Подлизой записку. Тот прочитал ее, обомлел и погнал машину к Локомотиву.

— Яша, ерунда какая-то получается! — восклицал он, шаря в карманах в поисках малявы. — Ты почитай, что Сорока пишет!

Локомотив спокойно ждал. Грошев обшарил все карманы и нашел записку в барсетке. Яша принял ее и углубился в текст.

«Следак проболтался, что ему звонила жена З. Сучка рассказала о тайнике на чердаке их дачи, где З. хранил свои письма. З. велел сучке поднять их, если с ним что-нибудь случится. Следак уверен, что эти бумажки закроют тему и без моих показаний. Надо сала, чая и сигарет».

Яша нахмурился, увел взгляд к потолку, почесал мочку уха, поморгал, крепко сжимая веки.

— Слушай, Вова, как выглядит человек, который приносит тебе эти писули?

— Как ты и описывал в самом начале: нос картошкой, родинка на левой щеке, губы тонкие, майор. Когда говорит, слегка заикается. А что?

— Это Качалкин, верно. — Шебанин опять задумался. — Вовчик, позови-ка сюда Барыгу с Нумизматом.

Когда братки покинули его дом, он встал и прошел в спальню.

— Собирайся, малышка, — бросил Яша жене и стал рыться в шкафу в поисках костюма.

— Я не хочу сегодня никуда, — капризно рассматривая свежевыкрашенные ногти, заявила Мариша. — У меня хандра.

— Будет тебе сейчас хандра! — заорал вдруг муж. — Такая, что все зубы о сухари переломаешь! Поднимай свою задницу с кровати, натягивай колготки, заправляй в них куртку, мать твою, и кубарем лети по лестнице к машине!

Дамочка вскочила и на самом деле стала рыться среди десятков целлофановых упаковок. Она не сводила с мужа глаз. Так смотрит женщина, над которой маньяк занес топор в темном переулке.

— Брось эти колготы, дура! Надевай костюм спортивный, хватай документы и выходи в коридор.

Через пять минут они были собраны.

— Документы взяла?

— А на квартиру тоже надо было брать? — на всякий случай осторожно осведомилась Мариша.

— Забудь об этой квартире. — Яша поморщился и врезал ногой по пуфику, торчавшему у входа.

Через час ему позвонил Подлиза и сообщил:

— Яша, на даче Зелинского копы слотошили Барыгу и Нумизмата. Я все видел, менты сидели в засаде в соседнем доме.

— Я так и знал. — Подлиза услышал, как скрипнули Яшины зубы. — Не появляйся больше на известных адресах, Вова. Выброси сейчас же свой мобильник, купи новый, позвони мне с него и исчезай из города.

Второй звонок застал Локомотива на выезде из города. Он убедился в том, что звонил именно Подлиза, вбил его теперешний номер в записную книжку своего нового телефона, а старый положил под левое колесо белого «ягуара».

— Куда мы сейчас? — тихо спросила Мариша, с непониманием наблюдая за манипуляциями Локомотива.

Вместе с тревогой и обидой в ее голосе звучала благодарность за то, что он не бросил ее, как это делали все знакомые мужа, а забрал с собой.

— Не знаю, — честно ответил Яша, медленно тронул машину с места и добавил, когда хруст под колесом затих: — Во всяком случае, заграница для нас заказана.

— Господи, каких дел ты опять натворил?!

— Витрину в универмаге разбил.

Глава 16

Ждать и догонять — самые неприятные мероприятия для полицейских. Для тех, кто к закону относится как к системе, ограничивающей их права, самым трудным обстоятельством в жизни является необходимость убегать.

Антон заметил слежку на Блюхера. Теперь встречи с ним искали две «Тойоты». Сменяя друг друга, они ехали за ним уже четверть часа. Учитывая, что все происходило не на трассе, а в городе, глупо было предполагать, что это естественно. После «Хаятт Ридженси» Копаев в случайности уже не верил.

Отрываться на колесах было бессмысленно. Он резко остановился, выскочил из машины и бросился бегом вдоль Блюхера.

Он снова нашарил в кармане мобильник.

— Меня снова давят!..

— Сколько их? — поинтересовался Быков.

— За спиной двое, но была еще вторая тачка. Те наверняка заехали вперед и будут встречать.

— Где ты?

— На Блюхера, у пересечения с Уральской.

— Сам уйдешь?

— Я постараюсь.

После первого нападения на Копаева Быков организовал контроль за его машиной. Двое оперов УСБ ГУВД сопровождали машину Антона в течение последних суток, не зная, кого ведут. Копаев вычислил их уже через двадцать минут и созвонился с полковником Быковым. Тот успокоил его, сообщив, что это свои. Антону удалось настоять, чтобы Быков снял наблюдение. Сейчас он думал, умно ли поступил, попросив об этом.

Копаев вполголоса выругался. Он понял, что снова оказался в западне. Ему некуда было деваться.

Он бежал по улице Блюхера в полном отчаянии. Левый рукав его белой сорочки был насквозь пропитан кровью. В правой руке он сжимал пистолет. Антон не любил вынимать оружие без необходимости, но сейчас был тот случай, когда жизнь зависела от того, успеет ли он выстрелить первым. Там, в «Хаятт Ридженси», его недооценили, поэтому стрелять не стали. Вероятно, Локомотив хотел взять Антона живым, чтобы выяснить, какие силы против него задействованы. Локомотиву нужна была информация, а неизвестный тип, мелькавший перед глазами и представлявшийся правоведом из мэрии Екатеринбурга, был очень похож на мента из спецподразделения. Теперь Антон уже не сомневался в том, что его будут убивать, не пытаясь взять живым. Локомотив решил просто устранять всех, кто участвовал в деле с другой стороны.