Идеальный враг - Михаил Кликин

И тут Некко опомнился. Гнев и злоба пересилили неуверенность и страх. Он рявкнул, тряхнул головой, распрямился, и ударил противника в бок.

Хрустнули ребра.

Павел задохнулся, но врага не отпустил. Правой рукой он вцепился в горло противника, запустив большой палец глубоко под грудино-ключичную мышцу, пытаясь пережать сосуды. Левой рукой он сдавливал гортань.

Некко захрипел. Он нанес еще два отчаянных удара, сжал своими ручищами Павла, попытался оторвать от себя.

– Держись! – откуда-то издалека доносился голос сержанта Хэллера. – Души его!

Одна рука все же соскользнула с горла. Павел боднул противника головой, разбив ему нос.

– Давай! Добивай его, Писатель! – голоса Рыжего и Цеце.

Некко фыркнул, забрызгав кровью лицо Павла.

– Чего медлишь!? – это уже болельщики из четвертой роты. – Разорви его!

И вторая рука сорвалась, глубоко процарапав кожу противника.

Павел тяжело упал, ударившись коленом, скорчился от острой боли в боку. Некко навис над ним, закатив глаза, сипя смятым горлом.

– Добивай! Добивай его! – от них обоих требовали одно и тоже.

Павел поднял глаза.

Мир – больше чем ринг. Но пока ты за ограждением, надо драться.

Некко снова занес руку для своего коронного смертельного удара.

Кулак – молот.

Павел схватил противника за лодыжку, рванул на себя, опрокидываясь, и одновременно подсекая врагу другую ногу. Некко, потеряв опору, раскинув руки, рухнул спиной на помост, выбив из досок пыль.

Те, кто был по другую сторону ограждения, дружно взревели – кто-то радостно, кто-то горестно, но все – азартно.

Павел, не теряя времени, зажал ногу противника под мышкой, по всем правилам провел ущемление сухожилия.

Некко рычал от ярости. Титан был повержен, он не мог двинуться, жуткая боль грызла пятку.

Но Некко умел контролировать свою боль. Он много чего умел.

Павел почувствовал, что соперник вот-вот вырвется. И отпустил его, мгновенно откатившись в сторону и вскочив на ноги.

Снова волна боли ожгла бок. На мгновение весь мир растворился в белой мгле. А когда он появился вновь, Некко, покачиваясь, уже стоял на ногах.

Они шагнули друг к другу одновременно.

Некко выбросил кулак.

Павел перехватил руку противника. Попытался вывернуть ее, но не смог – сил не хватило.

Некко ударил свободной рукой.

Павел предугадал движение. Но не смог защититься. Он лишь отвернул лицо.

Кулак врезался в скулу.

Павел покачнулся.

Некко надвинулся, словно танк. Опрокинул оказавшегося на пути человека. Наехал на него, раздавил, растоптал, размазал.

Павел еще сопротивлялся, защищался. Он пытался встать, но пинки и удары снова и снова сбивали его с ног. Оправившийся Некко издевался на ним, не торопясь разделаться окончательно. Титан забавлялся.

– Хватит! – голос лейтенанта Уотерхилла был почти неразличим в азартном реве зрителей.

– Вставай! Вставай, Писатель!

– Добивай! Выруби его, здоровяк!

Остановить бой было некому. На этом ринге отсутствовал рефери. Здесь не было судей. Только зрители. И бойцы.

Руки Павла скользили в крови. У него были сломаны ребра, выбито колено, вывихнуто плечо.

– Поднимайся же! Хватит ползать!

Некко остервенело пинал возящегося у его ног соперника.

– Кончай уже! Победа наша, Титан!

И вдруг в потолок ударил звенящий голос, полный страха:

– Паша!

Люди вздрогнули, обернулись.

На самом верху трибун застыла тонкая девушка в длинном белом платье. Ее светлое лицо было искажено гримасой ужаса и муки, в ее широко распахнутых глазах застыло смятение.

Она, не отрываясь, смотрела на ринг.

Разом смолк гул голосов. В зале повисла тишина. Только слышно было, как задыхается и хрипит Некко, топча врага, как скрипят под его ногами доски.

– Паша! – вновь прозвучал отчаянный призыв.

Теперь и Некко услышал голос. Он остановился, завертел головой, пытаясь понять, что это за посторонний звук. Увидел белый призрак на верхних трибунах, скривил губы в усмешке, пнул своего врага, с жадным удовольствием заметив, как вздрогнула бледная тень.

– Уведите ее, – прошептал лейтенант Уотерхилл, чувствуя себя застигнутым за непристойным занятием. Но никто не услышал лейтенанта, никто не двинулся к девушке.

Павел подполз к краю ринга. Он единственный ничего не слышал, ничего не замечал. Один глаз у него ослеп, залитый кровью из рассеченной брови. В голове словно морской прибой кипел, забивая уши пульсирующим гулом. Острая жгучая боль во всем теле не давала сосредоточиться, собраться с силами.

Цепляясь за канаты, Павел стал подниматься – он словно взбирался по перекладинам лестницы. Мир вокруг раскачивался, расплывался, дрожала земля.

– Паша! – он все же услышал далекий крик Тины, но решил, что ему послышалось.

Некко смотрел то на пытающегося встать Павла, то на его девушку.

– Хватит! – рявкнул сержант Хэллер. Признавая поражение своего бойца, он должен бы был кинуть на ринг белое полотенце. Но полотенца у него не было.

– Нет, сэр… – просипел Павел. – Не хватит… – Ему казалось, что он кричит, в действительности его было едва слышно.

И снова время растянулось, расплылось. Секунда сделалась неотличима от часа, миг – от вечности.

Зачем тебе это? Что ты хочешь доказать? – Павел ясно слышал вопросы, хотя никто их ему не задавал.

А я ничего не доказываю, – немо отвечал он. – И мне ничего не надо. Я просто дерусь. Я – солдат. Я маленький винтик сложной машины. И я должен выполнять свои обязанности. Я должен драться…

Лейтенант Уотерхилл бегом, прыгая сразу через несколько ступеней, поднимался по узкому проходу к девушке.

Сержант Хэллер лез на ринг, ему мешали, его стаскивали, решив, что он лезет драться, а он гневно рычал, ругался, отпихивался.

Рыжий и Цеце пробивались на помощь сержанту. На победу они больше не надеялись, но две-то минуты Павел продержался, а значит половина долга спишется. Уже что-то…

Некко с высоты взирал холодно на всю эту сутолоку. Он почти успокоился, до последней капли выплеснув свою ярость, свою злобу. Он чувствовал себя победителем, и это ощущение умиротворяло его.

Павел все же поднялся на ноги. Постоял, качаясь, не отходя от канатов.

Сержант Хэллер, видя, что схватка прекратилась сама собой, оставил попытки взобраться на ринг. Рыжий и Цеце встали рядом с ним. Немедленно появились и Шайтан, и Ухо, и Гнутый с хотом на плече.

– Бой закончен! – объявил сержант.

Павел поднял руки, защищая разбитое лицо, и шагнул к Некко. Великан ухмыльнулся. И Павел, размахнувшись, впечатал кулак в эту наглую ухмылку.

– Хватит! – завопил сержант. – Все! Закончили!

Лицо Некко перекосилось. Он задохнулся от бешенства, и накинулся на не желающего сдаваться противника. Они сцепились в тесном клинче. И снова сила была на стороне Некко.

И тут теряющий сознание Павел услышал крик. Он, разом забыв о боли, о слабости, вывернулся, отшатнулся, окинул мутным взглядом трибуны.

– Паша!

Лейтенант Уотерхилл, растерянный и неуверенный, безуспешно пытался вывести девушку в белом платье из зала.

– Тина, – прохрипел Павел, не веря своим глазам. – Тинка! Как ты здесь оказалась?

Некко надвинулся на него, заслонив собой трибуну и девушку наверху. И Павел вдруг почувствовал такую ярость, какой никогда раньше не испытывал, – будто Некко не просто загородил обзор, а отнял у него любимую девушку, увел, и неодолимой преградой встал на пути к ней.

До предела натянулись мышцы, спазм перехватил дыхание, сердце бухнуло, словно хотело сломать изнутри еще несколько ребер.

Некко ударил с размаху.

Павел пригнулся, поймал руку противника, дернул на себя, поднырнул, захватил ногу, рванул вверх, взваливая потерявшего равновесие Некко себе на спину, распрямился, оторвав его от пола. Захрипел, закричал что-то дикое, первобытное, чувствуя необычайную мощь, ощущая невесть откуда взявшуюся неимоверную силу. Развернулся, швырнул врага спиной на землю, тут же навалился сверху, ногами затягивая узел болевого приема, мертвой хваткой вцепившись в горло врага, удерживая, удушая.

И снова завопили болельщики.

– Дожимай! Дожимай, Писатель! Держи его!

– Двигайся, выбирайся из-под него, здоровяк! Ты что разлегся? Отдохнуть собрался?..

Лейтенант Уотерхилл, услышав шум, оглянулся через плечо, все еще удерживая девушку за руки, не давая ей бросится к рингу. А Тина, уже не обращая внимания на лейтенанта, привстав на цыпочки, жадно смотрела на ринг, и лицо ее отражало мешанину противоречивых чувств.

…Павел душил врага. По всем правилам, изо всех сил – как положено, как показывал тренер узкому кругу особо приближенных учеников в самом конце занятия, когда от спортивного самбо переходили к боевому.

Некко должен был вырубиться секунд через десять.

Но он продолжал сопротивляться, ничуть не слабея. Он дергался, он пытался высвободить ногу, он скалил зубы, дергал головой, норовя укусить вцепившиеся в горло руки противника.