Я знаю, кто убил Лору Палмер - София Баюн

спрашиваешь о таком, я правда понятия не имею, ничего в машинах вообще не понимаю! У одной «елочка» в салоне висела, у другой — четки! Мужик был один, машины — разные!

Елочка. И четки. Вот это было замечательно, такая ценная информация. Осталось найти черную, зеленую или белую машину с елочкой — и маньяк у него в руках.

— Что еще знаешь? Все рассказывай. Чем она занималась в торговом центре пока его ждала, что говорила про этого мужчину, как вообще объясняла?

— Говорила, что это ее любовник, — выдохнула Леся. — Покупала всегда еду, консервов много… я над ней как-то пошутила, мол, к хахалю ездишь с пакетом тушенки, она на меня так посмотрела… думала, от меня только белый отпечаток на стене останется. Она вообще не любила о нем говорить. Она… в последние месяцы перед… смертью стала совсем на себя не похожа.

Яр помнил Раду уставшей. Очень, очень уставшей и напуганной. Помнил, как они собирались уехать. Он договорился с друзьями в соседнем городе, чтобы их пустили на пару недель в пустующую квартиру. Потом они либо должны были вернуться, поехать дальше, либо снять квартиру и остаться. Тогда они были совершенно свободны.

— В ТОБе, ну в Театре оперы и балета, среди сезона сняли «Жизель», — Леся выхватила у него мокрую чашку и одним глотком допила оставшийся кофе. — Рада туда пробы проходила, но ей сказали, что Адану не нужен индивидуалист за роялем. Рада тогда разозлилась, сказала, что на рояле играют только индивидуалисты. А потом ее убили, балет сняли через месяц. Зрителям больше не нравятся мертвые девушки в белых венках. Теперь пришивают виллисам крылышки лебединые, — хихикнула она. — Знаешь что, Яр. Я думаю, ты все-таки мудак, а еще я очень устала. Подожди-ка меня.

Она поставила чашку на самый край стола и вышла в темный коридор. Яр слышал ее удаляющиеся тяжелые шаги.

Он неслышно приоткрыл дверь и оглядел коридор. Почти пустой. Темный линолеум, призрак трельяжа, прямоугольник кошачьего лотка у двери в уборную. В воздухе запах осенней сырости и освежителя.

Убедившись, что Леся закрыла за собой дверь, Яр медленно выдвинул не скрипнувшие ящики трельяжа. Пустые флаконы из-под духов, пара мутных складных зеркал, спутанный парик, мятые газеты и разбухшая книга в темной обложке. Он быстро пролистал ее — «Незабвенная» Ивлина Во, почти между каждой страницей вложен высохший белый цветок.

Он вернул книгу на место, задвинул ящики и быстро обшарил карманы валяющегося под вешалкой пальто. Мятая сигаретная пачка, зажигалка, потрепанный рецепт и что-то вроде узла из веток и красных лент. Яр быстро оглянулся и вытащил его целиком.

Высохшие ивовые ветки, связанные тонкими красными ленточками. От узла едва заметно пахло гарью.

Яр вернул его в карман, отряхнул руки и зашел в ванную. Выключил воду, быстро огляделся — ничего особенного, банки, флаконы, розовый резиновый коврик на дне желтой ванны — вымыл руки и вернулся на кухню.

Леси до сих пор не было. Он слышал, как она всхлипывает и чем-то гремит за стеной.

Яр наконец отхлебнул остывший кофе. Леся не обманула. Может, даже преуменьшила его достоинства.

— Я говорила с тем мужчиной один раз, — сказала Леся, на этот раз совершенно бесшумно появившись на пороге. — Он курил, я делала вид, что курю. Я в тот раз… я знала, что Рада снова с ним встретится. Приехала раньше нее, нашла его на парковке, представилась. Он был… спокойный. Но неприятный. У него был тик, вот тут, — она погладила пальцем еле заметную морщинку под носом, слева. — Постоянно щека вот так дергалась. У него громко играла музыка в машине, и он покачивался, как пьяный. А потом замирал и смотрел в одну точку. Я не хотела тебе говорить, Яр, но я устала. Я не думаю, что это был ее любовник.

Леся протягивала ему коричневое портмоне. Кожа потрескалась, заклепки потемнели — оно было очень старым и все было забито бумагой.

Яр молча открыл первый отсек и вытащил первый попавшийся лист. В первую секунду ему показалось, что это распечатанная фотография Яны, но в следующую секунду он понял, что смотрит на портрет ее сестры. Он не помнил этого снимка в газетах. Взгляд рассеянный, на лице странные блики теней. На следующем снимке, полароидном — Наталья. Газетный портрет Веры, три фотографии Татьяны, еще четыре фото Веты. Распечатанные на бумаге, вырезанные из газет, снятые с бликующего, затертого помехами телевизионного экрана.

— И ты это никому не показала? Ни милиции, ни мне? — хрипло спросил он, глядя на россыпь цветных и черно-белых пятен, в которые превратились лица.

— Я достала это из кармана Рады, — равнодушно ответила Леся. — Ищешь убийцу — удачи тебе. Я столько бухать и рефлексировать уже просто не могу.

Он с трудом поднял глаза. Лицо Леси изменилось — появился блеск в глазах, а щеки порозовели, словно признание и правда освободило ее.

А может, у нее просто поднялась температура.

— У того мужчины была татуировка, — продолжила она. — Женский портрет в арке, перевитой колючей проволокой и надпись «Hoc est in votis». Вот тут, — Леся постучала пальцем сначала по костяшкам, а потом по запястью. — Мне один хмырь знакомый сказал, что это значит, что мужик винит в отсидке бабу.

Выпускница музыкальной школы, одногруппница Рады, которая только что рассказывала про «Жизель», шумно высморкалась в мятую салфетку и поправила свисающую из носа цепь.

Яр молча смотрел на нее и ждал, пока она скажет, что еще сперла у Рады полный чемодан искусственных белых цветов, паяльник, окровавленные пассатижи и опасную бритву. Но Леся молчала, только комкала в руках салфетку.

Он вообще не придал значения намекам Леси, когда она приходила в первый раз. Он шел сюда, уверенный, что она расскажет о том, что Рада встречалась с другим мужчиной, и скажет что-нибудь, что поможет найти ее отца. До этого момента у него было ровно два повода для подозрений: перед смертью Рада села в его машину, и он сбежал из тюрьмы, когда начались убийства.

Теперь Леся сказала нечто невозможное. Он не мог это осмыслить, не знал, куда это положить, к какой детали это пристыковать — уродливый и разлапистый домысел, который девчонка вывела из банок с тушенкой и сайрой,