Маэстро - Юлия Александровна Волкодав

Советского Союза. Будущих солистов Большого театра — визитной карточки нашей родины. Вы понимаете, к чему я веду?

Марик уже вообще ничего не понимал. Но ему решительно не нравился тон декана. Он не чувствовал за собой никакой вины и не считал, что на него можно кричать.

— Еще вчера я собирался порекомендовать вас для этой поездки. Все преподаватели, работающие с вами, в один голос настаивают на вашей кандидатуре. Но, заметьте, Агдавлетов, за границей, в капиталистической стране, вы будете не просто учиться. Вы будете еще и представлять нашу страну. И мы не можем отправить туда студента со столь сомнительными моральными качествами. Может быть, вы и там захотите сольные концерты организовать? А может быть, и остаться там решите? И подставите таким образом все наше учебное заведение?

И тут до Марика дошло. То есть его могли отправить в Италию? В его сказочную Италию, которую он видел только на картинках и о которой мечтал с детства? Вот так запросто? Да не просто посмотреть на волшебную страну. Его могли отправить туда учиться! Искусству бельканто — самого красивого пения, какое можно представить! И теперь у него отбирают эту возможность только потому, что он спел (и очень успешно!) концерт в зале Чайковского? Где же тут справедливость?

Обидно стало так, что в глазах слезы вскипели. Но пролиться им, Марат, разумеется, не дал. Дернул плечом:

— Я в Италию не просился.

Развернулся и вышел из кабинета декана. Не попрощавшись, не спросив позволения уйти. Только что дверью не хлопнул — аккуратно ее за собой притворил. Характер характером, но уважать старших в детстве его научили.

На занятия не пошел. Он вообще не был уверен, что его теперь не отчислят. Вышел во двор консерватории. На лавочке возле памятника Петру Ильичу всегда теснились студенты, но в этот час лавочка пустовала. Марик уселся на нее, достал сигарету. Усмехнулся. Глубоко символично, что молодые музыканты сидят в ногах у великого композитора. Вчера, после третьей рюмки коньяка, Рудик говорил, что обязательно залезет на постамент и сковырнет из бронзовой партитуры маэстро одну нотку. Мол, легенда есть такая, что нотки счастье приносят будущим композиторам. А Марик над ним смеялся: «Оставь Петра Ильича в покое, мы с тобой и так счастливые». И вчера он правда чувствовал себя счастливым. Что же сегодня изменилось? Поманили несбыточной мечтой? Но жил же он как-то без нее, без Италии. Подумаешь…

— Агдавлетов!

Господи, опять он. Спешит через огромный двор на коротких ножках, запыхался, щеки красные.

— Мы с вами не договорили. Вижу, я не ошибался насчет ваших моральных качеств и воспитания. Вы еще и курите. Вокалист! Великолепно!

Марик бросил сигарету в урну. Как ни хотелось послать декана к черту, встал — перед старшими не сидят. Получилось, правда, еще хуже, так как он был выше декана на две головы.

— Так вот, Агдавлетов. Я не знаю, кто и за какие заслуги вам покровительствует там, — декан многозначительно возвел глаза к небу, непонятно, имея в виду покровителей небесных или кремлевских, — но мне звонила лично товарищ Фурцева. И попросила, чтобы ваша фамилия была в числе студентов, отправляющихся в Италию. Вас ждут сегодня в три часа дня в МИДе, Агдавлетов. Но на вторую пару вы еще вполне успеваете!

* * *

Кого сегодня удивишь поездкой в Италию? Всего лишь одно из многочисленных туристических направлений. Зайди в любую турфирму, купи путевку и через пару часов ты уже можешь бродить по Колизею или плыть по Гранд-Каналу, кормить голубей на площади Сан-Марко или фотографироваться на фоне падающей башни в Пизе, отстояв очередь из любителей столь же «оригинальных» снимков. А тогда, в шестидесятые, за пределы СССР да еще и в капиталистическую страну выезжали считаные единицы: самые знаменитые и проверенные артисты да партийные функционеры. Марату неслыханно, несказанно повезло. Кто-то там, наверху, сделал на него ставку. В полной мере оценил его голос и искренность на сцене, вовремя понял, что из огромного количества подающих надежды певцов именно из этого мальчика может получиться гордость страны, которую дальше будут регулярно предъявлять на всевозможных конкурсах и фестивалях, отправлять на гастроли за рубеж, записывать на пластинки и издавать их миллионными тиражами. Но это все потом. А пока что Марику предстояло ехать в Италию учиться. Учиться настоящему искусству красивого пения, пресловутому бельканто, у лучших мастеров.

К слову, феноменальное везение Марату так и не простили. Его чудесные коллеги, вместе с ним составлявшие золотую тройку советских исполнителей — Андрей Кигель и Леня Волк, — были лишены подобных возможностей. И иногда, после пятой рюмки на каком-нибудь застолье, в хмельном угаре очередного юбилея, в случайном интервью какому-нибудь журналисту эта обида прорывалась. Потому что Марик всегда был номером один. А Андрей и Леня делили второе и третье места. И так просто было списать неудачи на отсутствие полноценного музыкального образования. Мол, что тут говорить, у Агдавлетова «Ла Скала» за плечами!

Вот только у Марика помимо шести месяцев, проведенных в Италии, был и богом данный голос, и обаяние, и просто божья искра, которая с успехом заменяла трудолюбие Волка и стальной характер Кигеля. Каждый брал Олимп как мог и чем мог.

Моя Италия началась с Марата. Сейчас, просыпаясь каждое утро с первыми лучами нежного тосканского солнца, я чувствую, что я дома. А тогда, страшно подумать, сколько лет назад, мы с Маратом прилетели на гастроли в Милан, и город показался мне ужасно враждебным. Шел сильный дождь, ветер срывал головные уборы и норовил сбить с ног, автобус, который за нами прислала встречающая сторона, застрял в пробке, и мы промокли насквозь. Я очень боялась, что Марик простудится и все наши концерты сорвутся. Тогда никто не работал под фонограмму. А Агдавлетов не работал под нее вообще никогда.

Но кое-как мы добрались до гостиницы, вечером того же дня Марат спел первый концерт, и публика принимала его великолепно. А на следующий день уже светило солнце и мы гуляли по Милану. Марат оказался потрясающим гидом! Ориентировался как в Москве: мы бросали монетки в огромный фонтан и целовались в узких, не более метра шириной, улочках, ели мороженое в джелатерии, работающей больше века, и выбирали мне кольцо и сережки в сияющих золотом и ослепляющих бриллиантами ювелирных рядах. И Марик не переставая рассказывал мне об Италии. Именно тогда начался мой роман с этой страной. И когда пришла пора покинуть Россию, я ни секунды не сомневалась, куда мне ехать. Только в Италию, где каждый камень, каждый бокал