Через три войны. Воспоминания командующего Южным и Закавказским фронтами. 1941—1945 - Иван Владимирович Тюленев

собравшиеся диву дались. Вильгельм поверил, что кипящая смола – целебное средство. Приказал своего сына большего раздеть, бросить в котел и, конечно, сварил его.

А Васька видит – дело плохо, бежать, но, конечно, за ним вся свита Вильгельма бросилась в погоню. За городом его стали догонять. К счастью, на лугах, где он бежал, лошадей табун пасся. Васька-то возьми забеги в табун и полез одной лошади в утробу. А в это время свита Вильгельма подскочила и видит эту картину. Подскакал и сам царь Вильгельм и спрашивает – где, где он, а свита совестится ответить, куда Васька полез. Вот так русский мужик опозорил германского царя. Это Вильгельма сильно разобидело. И вот началась война.

Зайнулин знал, что на этом заканчивался рассказ. Ему было приятно, что русский Васька-мудрец так здорово проучил немцев. Вот бы сейчас этого мудреца Ваську послать в Берлин, пусть бы он этого подлого Вильгельма ухлопал, чтобы война скорее кончилась. Да мы бы и без Васьки всю немецкую армию разбили, если бы Николай на народ опирался и слушал бы его. А то черт знает что в России творится.

Так заглушали мы, солдаты, свою ненависть к царским порядкам, так продолжали коротать свободное время, сидя в окопах. А затем снова нас сменяли уланы и шли мы на неделю в ближайший тыл, где стояли наши кони.

Суровая зима семнадцатого года подходила к концу. Среди солдат поговаривали, что весной наши союзники должны перейти в наступление. И что немцам будет конец. В это же время пошли слухи о том, что в Петербурге еще более усиливаются беспорядки. Убит Распутин.

Наш эскадрон, как и весь полк, только что сменился из окопов. По хуторам и фольваркам Латвии крестьяне готовились к весенним работам. Фуражиры старались подвезти и запасти больше фуража на период весенней распутицы. Весь конный транспорт был брошен на это дело. Чуть свет выезжали подводы за сеном и к утру, когда еще был мороз, все они уже возвращались в эскадрон.

За отправку подвод за фуражом отвечал не только фуражир, но и дежурный по эскадрону. Как-то я дежурил по эскадрону. Обычно дежурный находился в канцелярии эскадрона, где были телефон и посыльные.

Еще задолго до отправки подвод на станцию раздался резкий телефонный звонок. Звонили по полкам и предупреждали, чтобы телефонист никуда не отлучался. Это вызвало у телефониста Вернина подозрение, о чем он доложил мне, и мы оба начали прислушиваться к телефонным 1 разговорам. Кстати сказать, секретность в сообщениях по телефонным проводам почти не соблюдалась, шифром не пользовались. Благодаря этому мы, солдаты, на сто километров знали, что делается на фронте.

В два часа ночи мы услышали разговор штаба дивизии со штабом гусарского полка. Генерал Скоропадский, который командовал 5-й кавалерийской дивизией, срочно приказал вызвать к телефону лично командира полка. Это еще больше усилило мое любопытство. Мы прислушивались к разговору, который был коротким.

Гусарскому полку было приказано срочно выслать дежурную часть на станцию Низгал, куда из Петербурга прибывали, как выразился генерал Скоропадский, какие-то банды. Всех прибывших из Петербурга приказано было арестовать.

Услышав этот необыкновенный разговор, я еще больше заинтересовался. Хотелось знать, что происходит в Петербурге, почему отдаются такие распоряжения.

Сообщив об этом ехавшим за фуражом солдатам, я одновременно попросил их во что бы то ни стало достать свежую газету и выяснить, в чем дело – кто прибывает на станцию Низгал из Петербурга.

Фуражиры прибыли уже к вечеру. Вот что они рассказали нам. На поезде прибыла делегация. Все делегаты именовали себя социалистами, на станции был митинг. Выступали прибывшие делегаты: трудовики – как будто за крестьян, социалисты-революционеры высказывались за буржуазную республику, кадеты призывали солдат не бросать фронт. Говорили об отречении царя Николая от царствования и передаче престола брату Михаилу, а также о том, что Михаил не дал согласия. Говорили об образовании Временного правительства во главе с князем Львовым. В подтверждение они привезли экстренный выпуск газеты об отречении Николая от престола. Газету они еле достали за три рубля, и то с дракой.

Я, Исаев и еще несколько солдат пошли в лесок, где, укрывшись от посторонних взоров, прочли все содержание газеты. Во-первых, мы узнали, что выступили все рабочие питерских заводов с лозунгами за хлеб и «Долой войну».

В газете ни слова не было сказано о революции, но мы, солдаты, пришли к этому выводу сами. Все же после долгого обсуждения мы решили пойти с газеткой к уважаемому солдатами командиру эскадрона ротмистру Козлову и попросить его разъяснения, что означает отречение царя.

Офицер Козлов, видимо, уже знал обо всем этом. Тем не менее он не подал нам виду, а только спросил, откуда мы знаем, что царь отрекся от престола. Мы рассказали, что наши фуражиры видели на станции Низгал прибывших из Петербурга делегатов, которые устроили митинг и говорили об этом. Рассказали, что мы достали газету и в ней все это написано. Это еще больше удивило ротмистра Козлова, так как офицеры этой газеты еще не имели.

Взволнованный событиями или сильно обиженный на нас ротмистр, заикаясь, начал нам говорить, чтобы мы были в стороне, это, мол, дело не наше, не солдатское. За это-де нам может попасть. Когда мы ему сказали, что царь отрекся, видимо, неспроста, к этому принудила его наступившая революция, ротмистр еще более заволновался и не мог с нами больше разговаривать.

Вечером того же дня всех нас, солдат, предупредили, чтобы о происходящих событиях никто не смел разговаривать. Все, что происходит, должно касаться только гражданских, а не армии.

Встречаю Константина Рокоссовского – он служил в нашем полку, только в другом эскадроне. Идет мрачный, злой. Остановились, закурили. Спрашиваю, как он смотрит на события. Оказывается, и у них в эскадроне тоже никто толком не поймет, что же происходит в России.

Константин Рокоссовский – будущий наш маршал… В 1914 году 18-летний юноша уходит в армию защищать свою Родину от кайзеровских полчищ. Так в разгар боев под Варшавой началась его воинская служба в 5-м драгунском Каргопольском полку. На протяжении всей Первой мировой войны солдат Рокоссовский проявляет себя храбрейшим, бесстрашным, умелым воином, становится Георгиевским кавалером.

Вспоминается бой под городом Сандомиром. Здесь Тульский пехотный полк оказался в тяжелом положении. Немцы окружили его, полк нес большие потери. Нас, драгун, бросили на выручку тульцев. В этом бою кавалеристы проявили большую храбрость, в числе их был и Рокоссовский.

В другом бою, под Поневежем, немцы быстро продвигались в глубь нашей обороны. 5-я кавдивизия, переброшенная на это направление,