Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут спохватывается: он же забыл в саду того ученого конспект лекции. За конспектом он, разумеется, не вернется — такой глупости он не сделает. Он подходит к председателю Конгресса, тот сидит за регистрационным столиком, на нем очки в черной оправе.
— Я не хочу читать лекцию по бумаге, буду импровизировать — говорит он.
— Как только вам угодно, — говорит председатель. — Прошу вас получить экземпляр расписания конференции. — И он протягивает Эду книгу в переплете золотой парчи. Эд видит — это каталог выставки, на каждой его странице миниатюра, и на них один из тех садов, через которые он прошел. А вот и фонтан с усеянным золотыми крупинками дном. Вот и двор с африканскими тюльпанами. Он читает сопровождающий иллюстрации текст:
Что можно сказать, глядя на это совершенное искусство? На эти краски, которые уподобишь разве что драгоценным камням? Искусство миниатюриста словно бы переносит нас в сад, мы словно бы идем по дорожкам, и наш слух услаждает журчанье фонтанов. На этой иллюминации всего восьми сантиметров высотой, — один из прекраснейших ландшафтов Господнего лика земли.
Эда вдруг осеняет: это же Генри. Его брат Генри, у себя в Англии, организовал эту конференцию и написал текст к каталогу. Кто, как не Генри, имеет привычку говорить «Господень лик земли», кто, как не он, слова не скажет в простоте. Кто, как не он, с его изысканным вкусом и замшелыми коллекциями. Кто, как не он, уже не один год нудит, чтобы Эд написал книгу о культуре исламского мира, хотя отлично знает, что Эд занимается современной историей и политикой исламского мира. Конечно же, это его брат устроил ему приглашение не в нынешний Иран, а в Персию.
Эд просыпается, его бьет дрожь. Сон он начисто забыл, в памяти застряла лишь мысль, что приглашение на конференцию ему устроил брат. Возможно ли это? Что, если Генри, а он вхож в Оксфордский ученый мир, свел знакомство с кем-то в Восточном институте и рекомендовал ему Эда? Эд вскакивает с кровати, умывается. А что, если Генри не имеет никакого отношения к письму из Ирана? А просто-напросто письмо чем-то походит на брата. Вычурное, старомодное. Генри такое любит. Он выбрал Старый Свет, Эд — Новый. Генри нравится представлять их жизнь так при том, что сам он — практик, бизнесмен, а ученый — Эд. Он спускается вниз завтракать Вообще-то он не так уж часто думает о брате. Во всяком случае, старается не думать. Эстетические воспарения Генри его утомляют. Письмо так и лежит на кухонном столе, где его оставила Сара. Сложив письмо, Эд кладет его на пачку счетов в холле. Заглядывает в портфель, убеждается что конспект лекции лежит там же, куда он его и положил.
В тот день после работы за ним заезжает Сара, требует, чтобы они пошли в книжную лавку при кампусе — купить подарок Кейти Пассачофф. Сара напоминает:
— Ты же сказал: завтра исключено, а в пятницу ты выступаешь на радио.
— Неужто нам и впрямь нужно покупать подарок вдвоем?
— Я вечно покупаю подарки в одиночку, а потом ты критикуешь мой выбор, мне это надоело.
— Я только и сказал, что для бат мицвы больше подходит еврейская книга.
В последние годы они не раз ходили на бат мицвы. Среди их друзей многие уже заводят детей по второму заходу, так что теперь Эду с Сарой приходится снова и снова отмечать эти вехи. Они направляются в отдел иудаики, там обнаруживаются несколько изданий «Агады», «Большой сборник еврейского юмора» и дорогущая книга из тех, что держат на журнальном столике, — «Великие евреи в музыке».
— Вообще-то я хотела бы купить роман, — говорит Сара.
— В таком случае покопайся в отделе художественной литературы. Подбери два-три варианта.
Эд отходит, вынимает с полок одну книгу за другой. Он никогда не задерживается в магазинах, вошел — минута-другая — и вышел, это предмет его гордости. Пять минут — и он уже держит три книги.
— Выбери одну из этих, — говорит он. — Смотри, вот «Прощай, Коламбус»[113].
Сара качает головой.
— А что, это же классическая книга для юношества.
— Нет, нет. «Коламбус» не подойдет.
— О чем ты говоришь?
— Эд, для тебя это книга для юношества. Но она не юноша и сейчас — не пятидесятые.
— Ну извини! — говорит Эд. — Будь по-твоему, вот тебе рассказы Исаака Башевиса Зингера.
— Ну нет!
— Что-о?
— Дать девочке двенадцати лет в руки Зингера — да ты что!
— Отличная книга в твердом переплете, — артачится Эд.
— Он с вывертами, — не отступается Сара.
— Он — великий писатель.
— Он зациклен на дефлорации. Нет, такой подарок нам не подходит.
— Отлично. Тогда вот тебе «Приключения Оги Марча»[114]. Великий роман, надеюсь, ты не будешь возражать.
— Для девочки двенадцати лет он слишком сложен.
— Ну не знаю, у тебя всё или слишком сложно или с вывертом. А что ты подобрала? Оригинально, нечего сказать! «Дневник Анны Франк». А это что такое? Помнится, мы договорились купить еврейскую книгу. «Маленькие женщины»[115]. Сара! Ты вечно обвиняешь меня, что я живу в прошлом. А «Маленькие женщины» — это даже не 1950-е, а 1850-е.
— Я думала, эта книга ей по возрасту, вот почему я на ней остановилась, — говорит Сара.
— А я думал, мы подыскиваем великий еврейский роман. Я выбирал книги классиков еврейской литературы. Но ты отвергаешь всё подряд. И вдобавок предлагаешь «Маленьких женщин». — Он смотрит, как она стоит перед ним, прижимая к себе большую сумку. И тут понимает: ведь этих самых «Маленьких женщин» она, должно быть, читала в свои двенадцать, и умиляется. — Что ж, предпримем еще одну попытку.
Они возвращаются к полкам.
— Вот что нам[116] нужно — Хаим Граде, — радуется она. — Чудесный писатель — «Мамины субботы».
— Ну нет, — говорит Эд.
— Слишком тяжелая?
— Не то слово, тяжелее книги я не знаю. Я даже не смог дочитать ее. Нет, ты скажи, ну почему мы непременно должны подарить ей книгу о Холокосте?
— Я что, хоть слово сказала о Холокосте?
— Все книги, которые ты выбираешь, о Холокосте. Они тебя притягивают, как магнит.
Сара поднимает на него глаза.
— Вот уж нет! Я подыскиваю еврейскую книгу, только и всего.
Они еще с полчаса просматривают полки, спорят. И в конце концов покупают «Дневник Анны Франк» и «Вы, конечно же, шутите, мистер Фейнман»[117].
Но вот они добрались домой, сбросили сумки на кухонный стол, и Эд говорит:
— Я ни минуты не сомневаюсь, что пригласить меня в Иран этих людей подбил не кто иной, как Генри.
— Да кого он может знать в Иране? — вопрошает Сара.
— Ты лучше скажи, кого он не знает! Он профессиональный…
— Raconteur[118]?
— Йента. Наверняка встретил кого-то в антикварном магазине или в Ашмоловском музее, в библиотеке Радклиффа[119], а то и в каком-нибудь обществе. Каких только обществ он ни член. Разговорился с каким-то иранцем и предложил ему меня в качестве докладчика. Нарассказал ему всякой всячины, ну они и занесли меня в свои списки.
— В Иране?
— Почему бы и нет, меня же там читают. — Эд мотается по кухне.
Сара отмахивается от него, варит себе кофе.
— Спорим, он как-то исхитрился выманить у них приглашение.
— Так почему бы тебе не позвонить и не спросить его?
— И не подумаю.
— Почему нет? — спрашивает Сара.
— Да потому что, когда бы я ни позвонил, он впадает в панику: думает, что-то случилось с мамой.
— Что ж, зная тебя, должна сказать, предположение вполне резонное.
— Мог бы и сам раз в кои-то веки позвонить.
Засыпая, Эд мысленно возвращается к этому разговору, и ему снится брат. Он в Оксфордской квартире Генри — темная обивка, разбросанные там и сям книги.
— Генри, — говорит Эд, — ты рассказал про меня персам, и вот они прислали приглашение.
— Дорогой Эд, — говорит Генри. — Это же просто замечательно! — он в своей домашней ало-зеленой куртке типа архалука, в стеганых шлепанцах в тон, на голове феска, с нее свисает золотая кисточка.
— Они тебе шлют письма? Ну ты подумай, совсем, как в «Lettres Persanes»[120] Монтескье. Я тебе не показывал, какое у меня издание «Писем»? Изыск, сплошной изыск. Посмотри на эту гравюру: персы явились ко французскому двору, они пялятся на парижские наряды, на высоченные пудреные прически. Вот одна из таких дам перед дорожным ящичком-секретером, в руке у нее гусиное перо — она пишет письмо в Персию. Подлинный переплет восемнадцатого века. Знаешь, во сколько эта книга мне обошлась? Даже не спрашивай.
— Идет, и не спрошу.
Генри явно разочарован.
— Когда ты едешь?
— Я не поеду в Персию, — оповещает его Эд.
— Но тебя там ждут.
— Ты что, не понимаешь — это опасно. — Эд переходит в наступление. — Там теократия, государством правят исламские абсолютисты.
- День, когда мы упились тортом - Уильям Тревор - Современная проза
- Вернон Господи Литтл. Комедия XXI века в присутствии смерти - Ди Би Си Пьер - Современная проза
- Паразитарий - Юрий Азаров - Современная проза
- Танцующая в Аушвице - Паул Гласер - Современная проза
- Перед cвоей cмертью мама полюбила меня - Жанна Свет - Современная проза
- Кошка, шляпа и кусок веревки (сборник) - Джоанн Харрис - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Таинственная история Билли Миллигана - Дэниел Киз - Современная проза
- Купе № 6 - Роза Ликсом - Современная проза
- Небо падших - Юрий Поляков - Современная проза