Татуированная кожа - Данил Корецкий

Ладони, запястья, предплечья Софьи Васильевны неприятно пахли резиной, но он не обращал на это внимания, неистово целуя ангельские руки, плечи, шею... Она замерла, плотно зажмурив глаза, вздрагивая всем телом и тихонько ойкая. Эта дрожь и ойканье подсказывали, что он на правильном пути, и поощряли к дальнейшим действиям. Он покрыл поцелуями милое побледневшее лицо, нащупал губы, и они раскрылись навстречу его неумелому рту.

Потом они оказались в комнате на ковре, упавший конверт раскрылся, и вокруг переплетенных тел валялись денежные купюры. Ангел беспомощно раскинул гибкие руки, закрыв глаза тыльными сторонами ладоней. Вольф расстегнул халатик сверху донизу и принялся целовать контрастно белеющие на фоне загорелого тела мягкие груди с крупными розовыми сосками. Софья Васильевна забилась и громко застонала, но теперь он понимал, что это от удовольствия, и не прекратил своего занятия. Через некоторое время неловко, стесняясь и боясь оконфузиться, он принялся стаскивать черные шелковые трусики, не веря тому, что сейчас увидит самое тайное из тайных, что есть у женщины. А есть ли это у ангелов? Мысли путались, ничего не выходило, и она помогла ему одной рукой, приподняв тяжелые бедра.

Загар прервался еще одним треугольником белого тела, обильная густая растительность на лобке смутила Вольфа, ибо по его представлениям у ангелов такого быть не должно. Но он тут же переборол себя, даже не переборол, а понял, что его представления были неправильными. Как бы желая извиниться за свои сомнения, продемонстрировать Софье Васильевне безграничное восхищение ею, он сделал то, что, по его разумению, еще не делал ни один мужчина: поцеловал густо заросшие складки кожи между полноватыми бедрами, потом лизнул нежную розовую плоть между ними... Учительница стонала и кричала, плакала, задыхалась, умирала и оживала...

* * *

В мире грез и мечтаний время летит быстро. Из квартиры номер восемь Вольф вышел только через четыре часа. Он был накормлен, выкупан и совершенно опустошен. Ушибленную ступню успокаивающе стягивала крестообразная повязка. Софья Васильевна хотела надушить его чучкановским одеколоном, но, следуя одной из заповедей разведчика, он отказался: искусственные запахи могут демаскировать и привести к гибели.

Столкнувшись нос к носу с Чуваком при выходе из подъезда, Вольф порадовался такой предусмотрительности: аромат одеколона мог бы выдать его с головой. Но предусмотрительность оказалась мнимой. Старший сержант ехидно улыбнулся:

– Ну, салабон, что ты у учительши столько времени делал?

Втянув голову в плечи, Вольф огляделся. Вокруг дома было оживленно: хотя офицеры еще не вернулись со службы, их жены гуляли с детьми, судачили о своих делах, обсуждали дела мужей. На солдат никто не обращал внимания, как на пасущихся ишаков: они выполняли те же функции – бесплатной и безропотной рабочей силы. Два солдатика ведрами выносили на улицу строительный мусор, да и сам Чувак, судя по замызганному черному комбинезону, прибыл сюда не на званый обед

– Ничего, – как можно безразличней ответил Вольф не останавливаясь. – Зарплату полковнику принес.

– Зарплату... – Чувак двинулся за ним. – Я в одиннадцатой квартире проводку меняю, видел, как ты заходил еще до обеда. А сейчас сколько время? Ты ей полдня зарплату отдавал? Ну и наглец!

Если есть рай и ангелы, то должна быть и преисподняя с чертями. Один сейчас шел рядом с ним, пачкая грязными чертячьими лапами то, к чему не имел права притрагиваться и о чем не мог даже думать. За это ему предстояло дорого заплатить. Но вокруг было слишком много глаз.

За небольшой детской площадкой стояло недостроенное общежитие для семейных сверхсрочников – три этажа из пережженного кирпича. Пустые глазницы окон, у темнеющего проема единственного подъезда лежала на боку тачка с застывшим в камень цементом.

– А почему вы, товарищ старший сержант, сегодня не прыгали? – спросил Вольф, незаметно меняя направление своего движения.

– Потому что выполняю задание подполковника Селедцова! И вообще, ты мне зубы не заговаривай... До стройки оставалось рукой подать.

– Куда это ты? – спросил Чувак, продолжая гипнотизировать его испытующим взглядом.

– Отлить.

– А... Так че ты там делал? Признаешься честно, я никому не скажу...

– Работал, товарищ старший сержант, – смиренно ответил Вольф, как и подобает отвечать рядовому на вопросы командира. – ...Раковину прочистил, бачок унитазный починил. Так время и пробежало...

– Больше ты ей ничего не прочистил? – хихикнул Чувак. – Палки три, наверно, бросил? Говорят, она это дело любит...

Они вошли в здание. Клац! Фраза оборвалась костяным лязгом – Вольф, развернувшись всем корпусом, врезал крюком слева Чуваку в челюсть. Оглушенный, тот отлетел в сторону, ударился о стену и распластался на загаженном полу. Из приоткрытых губ вытекла струйка крови. Привычным движением Вольф оттянул веко, пощупал пульс на шее... Ничего страшного, обычный нокаут. Лишь бы не захлебнулся кровью...

Подложив под голову старшего сержанта пару кирпичей, Вольф присел рядом на корточки и стал ждать. Едкий запах цемента, смолы и экскрементов разъедал ноздри, но Волк не обращал на это внимания. Он был холоден, зол и опасно сосредоточен. Как настоящий волк, терпеливо и зловеще ожидающий в засаде.

Минут через пять Чувак открыл мутные глаза, с трудом сел. Его качало из стороны в сторону.

– М-м-м... Гы... Хр-р-р...

Он выплюнул кровь и крошево зубов.

«Три, – привычно определил Вольф. – Корни придется выдирать».

– Да ты што... Да я... Мы шо «штариками» тебя...

Чувака вырвало. Наклониться в сторону он не сумел и обрыгал себе ноги.

– Ой, холова... На комантира?! Я щас к Шеменову... Под фибунал пойтешь...

Левой рукой Вольф вцепился в спутанные волосы и оттянул голову хомяка назад, а правой трижды сильно ударил в грудь и в живот. Чувак застонал.

– Слушай сюда, камерный петух! – по-блатному кривя губы, с интонацией Филька произнес Вольф. – Если откроешь пасть – тебе не жить! Вот эту маслину засажу тебе в башку!

Острая пуля автоматного патрона калибра 5,45 прижалась ко лбу, проколола кожу и уперлась в кость. Тонкая струйка крови зигзагом скатилась вниз и спряталась в левой брови. Редкие светлые волоски потемнели и набухли.

– Хочешь, прямо сейчас, кулаком засажу?

Рядовой Вольф исчез. Над старшим сержантом вершил расправу свирепый, беспощадный, готовый на все зверь, которому ничего не стоит кулаком загнать патрон сквозь лобную кость прямо в мозг. И в их отношениях враз перестали играть роль продолжительность службы, лычки на погонах и должности в штатном расписании, дисциплинарный устав, командование, особый отдел и трибуналы всех уровней – значение имело только одно: кто кого может задушить, разорвать на куски, убить, уничтожить, превратить в безжизненную груду мяса и костей... Чувак в этом противостоянии явно проигрывал.

– Не надо... Нет... Нет!

– Я тебя, сука, на куски порву, а каждый кусок разжую и съем без соли, ты меня понял?!

Еще один удар прогнул ребра под сердцем и сбил дыхание.

– Понял... Не надо... Я вше понял...

– Тогда извиняйся, падла парашная, за то, что про учительницу сказал!

Подрагивающая верхняя губа обнажила намертво стиснутые крепкие зубы с выступающими острыми клыками. Это напоминало хищный волчий оскал.

– Извиняюсь... Извиняюсь... Случайно вырвалось... Набухшая бровь прорвалась каплей, второй – струйка крови побежала по щеке к подбородку. Заместитель командира взвода старший сержант Чувак заплакал – сначала тонко и тихо, потом все громче и, наконец, зарыдал навзрыд.

– Ну ладно...

Волчий оскал исчез, зверь снова превратился в человека, но тот тоже не был расположен к сантиментам.

– Ладно, живи! Но пасть на замке! Скажешь: упал с лестницы. Через неделю башка пройдет, зато от прыжков освободят, значит, от инспекторской откантуешься. Только если откроешь рот – тебе хана!

Вольф выпрямился и вышел из здания. Плачущий Чувак остался в полумраке один.

* * *

Завернув на спортивную площадку, он подошел к изготовленным из труб брусьям, незаметно осмотрелся, засунул патроны в чернеющее отверстие, а его заткнул комком земли. Размявшись для вида, направился в роту. На полпути встретился возбужденный Лисенков.

– Слышь, Волк, где ты был столько времени? В бане такая махаловка была – Серж со Шмелем подрался!

– И кто кого? – не выказал удивления Вольф.

– Вначале думали – Сержу конец, а он как стал ногами молотить, чуть не забил Шмеля! Ноги у него как руки – до головы достать раз плюнуть! Я такого в жизни не видел...

У казармы кучковались хмурые и злые «старики». Шмель был среди них. Даже на расстоянии бросалась в глаза асимметрия обычно жизнерадостно-плутоватой физиономии. При виде Волка все настороженно замолчали.

Сержа Вольф отыскал в курилке. Он сидел мрачный, привалившись к грибку и выставив под слабеющие солнечные лучи босые ноги. Обычно под вечер здесь собиралось много бойцов, но сейчас вокруг никого не было, словно Серж страдал проказой. Все понимали, что «старики» не оставят инцидент без последствий, и предпочитали держаться подальше.