300 Киловоль - Леонид Каганов

— Отшельник! — вскричал Роман потрясенно. — Научите меня, пожалуйста!!!

— Что?! — пророкотал Отшельник удивленно. — Чему научить?

— Управлять Силой Воли! Эта... как ее... концентрировать силу!

— Тебя?! — Отшельник распахнул каменный рот и оглушительно расхохотался. — Тебя?! Управлять Силой Воли? Да ты же полный неудачник!

— Но-но! — подал голос Википед. — Мальчика моего попрошу не оскорблять!

— Отшельник! Научите меня, ну пожалуйста!!! Вы же все можете! — продолжал Роман.

Отшельник подергался в пространстве, и Роман понял, что этот жест означает качание головой.

— Ты ничего не понял, — возразил Отшельник. — Я вовсе не все могу! Согласно учению о Силе Воли, я могу только то, что мне надо. — Отшельник зевнул. — Но мне ничего не надо, — объяснил он. — Совсем ничего. Ну, кроме тишины и покоя...

— Ну пожалуйста! — взмолился Роман.

— Даже не думай, — Отшельник категорично цыкнул зубом. — Даже не трать время. Тебе никогда не удастся уговорить меня, чтобы я стал твоим учителем и сделал из неудачника мастера.

— Почему же не удастся? — огорчился Роман.

— Да вот именно поэтому, — объяснил Отшельник. — Потому что ты — неудачник.

— Но мне очень надо! — возразил Роман. — Честное слово! Очень-очень надо!

— Даже не пытайся, ничего у тебя не выйдет.

— Нет, выйдет! Выйдет! — твердил Роман. — Ну пожалуйста! Ну прошу вас! Мне очень, очень это сейчас надо!

Глава пятнадцатая, в которой Рогдай устанавливает конституционный порядок

Пастух и его спутник приближались медленно, постоянно останавливаясь и кланяясь. Рогдай терпеливо ждал. Наконец они доползли почти до прутьев горелой обшивки и упали лицами в песок, простирая перед собой руки.

— Прости нас, ничтожных рабов твоих! — крикнул пастух.

— О, мудрейший и всесильный, — хорошо поставленным басом зарокотал его спутник в пыльном красном халате, — о, властелин всего сущего и повелитель мира, о, благодетель и всемилостивый царь, да славится вовеки твои...

— Прекратить путать следствие! — рявкнул Рогдай. — Короче!

— Не вели гневаться, мы сделали все, как ты сказал! — торопливо продолжил абориген в красном халате. — Господи, как же это было непросто! Одни не хотели идти, другие не хотели отпускать, третьи... Пришлось уговаривать! В общем, мы одолжили у соседей все золото, что было! И ночью прибежали сюда, к тебе!

Человек взмахнул красными рукавами халата, обводя долину вокруг холма. Долина сегодня совсем не выглядела пустыней, а напоминала то ли лагерь юных экологов на Байкале, то ли кемпинг молодых парторгов на Селигере, то ли слет любителей бардовской песни на Седьмой Водолея. Повсюду стояли палатки, дымились костры, а между ними бродили полуголые люди, бегали детишки и шатались маленькие худые козы.

— Мы принесли все золото тебе! — продолжал человек в красном халате, не поднимая лица из песка, отчего его слова звучали глухо и неразборчиво, а мыслепередатчик справлялся с трудом. — О, мудрейший и всесильный, о, властелин всего сущего и повелитель...

— Короче! — прервал Рогдай. — Где оно, золото?

— Короче, они почему-то за нами погнались, — пожаловался человек в красном халате.

— Сволочи! — с чувством подал голос пастух в козьей шкуре.

— А ну не ругайся при всесильном, брат! — шикнул на него человек в халате и слегка пихнул локтем.

Рогдай непонимающе перевел взгляд с одного на другого.

— Кто погнался? — Он кивнул на пустыню, где бегали дети и блеяли козы. — Вот эти?

— Нет, это наши! — хором объяснили пастух с братом.

— А кто же погнался?

— Они не наши!

— А где они?

— Они вот-вот будут здесь! — трагическим голосом сообщил брат.

— У них колесницы! — глухо пожаловался пастух. — И копья!

— Господи, они хотят отобрать у нас твое золото! — наябедничал брат. — Они не верят в твою силу и желают тебя убить!

— Меня? — удивился Рогдай. — Меня-то за что?

Пастух выкрикнул односложное гортанное слово и неопределенно взмахнул рукой. А его брат не издал ни звука, зато изо всех сил долбанул пастуха локтем в бок, чтоб не выражался.

— Фашиствующие молодчики, агрессоры тоталитарной тирании, воинствующие националисты, гонители этнической самоидентификации, прихвостни мирового глобализма, душители гражданских свобод, враги национального самоопределения, строители преступной вертикали власти, бичеватели региональных автономий, последовательные палачи демократических ценностей, убежденные ценители гражданских браков с козой, — сбивчиво перевел мыслепередатчик, еще немного подумал и неуверенно уточнил: — козлы.

Рогдай не привык долго размышлять. Он полез за отворот пиджака и вытащил небольшой компактный бластер, в котором, несмотря на тщательно стертую маркировку, знатоки без особого труда, зато с некоторым содроганием опознали бы печально известный «Углич». Тот самый бластер «Углич», который недолгое время выпускался на Пикалевском заводе для спецподразделений особого назначения, но уже лет сто категорически запрещен мировым Советом безопасности из-за своего вопиющего пренебрежения к вопросам экологии на глубоком конструктивном уровне. «Углич» Рогдая отличался от классической модели разве что массивным глушителем. Но Рогдай, поплевав на ладонь, отвернул глушитель и спрятал его в карман пиджака. Теперь даже одного заряда хватило бы, чтобы в секунду испарить небольшое море.

— И где эти козлы? — спросил Рогдай, оглядываясь.

* * *

Рогдай с неудовольствием посмотрел на пастуха с братом, которые снова упали лицом в песок, вытянув вперед руки.

— Честь старшему по званию отдают совсем не так, — заметил он. — Впрочем, ладно. Вашу проблему мы решили? — Рогдай покачал в воздухе стволом бластера, который еще слегка дымился, хотя уже прошли сутки.

Братья закивали.

— Теперь будем решать мою, — продолжил Рогдай. — Мне нужен, наконец, металл для ремонта. Покажите мне, наконец, сколько золота вам удалось собрать.

Пастух молча указал рукой назад — туда, где под холмом гудел лагерь дикарей.

— Это была моя идея! — тихо похвастался его брат, не поднимая, впрочем, головы. — Правда, здорово?

Рогдай приставил к глазам бинокль камуфляжной расцветки, который всегда носил с собой, и остолбенел: посередине лагеря поблескивала здоровенная золотая скотина — то ли овца, то ли коза, то ли бычок. Выполнена была скульптура с невероятным изяществом. Фигура явно была отлита из чистого золота и весила никак не меньше тонны. Но это было не все. С копыт до рогов фигуру покрывали драгоценные камни и витиеватые надписи. Рогдай никак не ожидал, что среди этих пастухов окажутся такие искусные ювелиры. Но, видно, дикари постарались на славу и выложились по-максимуму. Эта скульптура несомненно являлась величайшим произведением искусства за всю историю здешнего мира. Это было видно даже по плотному караулу, который выстроили пастухи вокруг фигуры, пуская к ней на поклонение соплеменников строго по одному и лишь после тщательного досмотра халатов и обуви — видно, боялись терактов.

А положение Рогдая теперь было незавидным. Ведь одалживать у туземцев отсталых планет металлы и пищу считалось нежелательным, но допустимым действием. Вместе с тем все мыслимые нормы морали, указы Мирового совета, декреты Комиссии по контактам, а также честь офицера строго-настрого запрещали изымать у разумных существ какие-либо предметы их искусства и религиозного культа!

— Что ж вы сделали-то? — крякнул Рогдай с невыразимой досадой и плюнул в песок. — Ну кто же вас просил-то, а? Вот ведь болваны! Я же сказал: принести мне металл. А вы что сделали?

Он тут же пожалел о сказанном. Пастух и брат горестно взвыли, подпрыгнули как ужаленные, повернулись и с воплем бросились вниз с холма — так, что засверкали пятки. На бегу пастух выхватил меч из-под козьей шкуры, а его брат — из под халата. Выбежав на равнину и ворвавшись в гущу народа, они принялись рубить мечами направо и налево. Соплеменники в ужасе разбегались. Подбежав к статуе, пастух принялся бить ее мечом. Видно, статуя все-таки была внутри полая — они гнулась и ломалась, во все стороны летели золотые стружки и осколки драгоценных камней.

Рогдаю пришлось вынуть свой «Углич» и дать еще один предупредительный залп в воздух, чтобы прекратить беззаконие.

* * *

Когда рассеялся пар, и воздух снова появился над пустыней, все дикари валялись лицом вниз с распростертыми руками. Стояла полная тишина.

— Оба брата ко мне! — рявкнул Рогдай.

Пастух с братом, побросав мечи, проворно взбежали на холм и распростерлись на песке.

— Приказываю, — начал Рогдай. — Записывайте или запоминайте. Первое: слушать только меня! Второе: никого другого не слушать, никаких самоволок! Ясно? Третье: если кто обо мне будет спрашивать, мол, не было ли здесь такого... то языком не молоть, примет не описывать, имен не называть! Потому что мне за вас такое будет, если узнают... Четвертое: у вас что, дел нет своих? Хватит здесь отираться около моего холма! Идите уже работайте! Идет рабочая неделя! В выходной отдыхать будете! Вот я же работаю! — Рогдай поднял вверх руки, измазанные двигательным маслом и потряс нано-гаечным ключом. — Теперь по культуре: старших надо уважать. Ясно? Запрещается: врать, убивать, воровать, блудить, сожительствовать с козами. Ясно? Или кому-то неясно, и надо повторить?