Опасная профессия - Александр Волков

Мы начали в газете, еще до мартовского пленума ЦК, сразу четыре дискуссии, по четырем направлениям, которые как-то переплетались, сливались и в конечном итоге вылились в единую дискуссию об экономических механизмах хозяйствования. Обсуждали запретные темы развития оптовой торговли, писали о цене на землю, о способах материального стимулирования, о сочетании товарно-денежных отношений и планового регулирования с помощью «экономических рычагов» — одна статья шла за другой. И почти каждая из них оборачивалась для Зародова серьезными переживаниями. Раздавались сердитые звонки, высказывались замечания и предостережения, когда он встречался с партийными и хозяйственными руководителями на заседаниях Совета Министров РСФСР, партийных активах, на Бюро ЦК КПСС по РСФСР. Иногда эта критика звучала в резкой форме, и дух ее, конечно, был один — все сводилось к тому, что мы пропагандируем капиталистические методы хозяйствования или хотим «рыночного социализма». Но это уже не было единственной реакцией на такие публикации, повторяю, уже в это время шла подготовка к мартовскому пленуму, который стал событием в истории, по крайней мере, нашего сельского хозяйства, да и в экономическом развитии страны вообще. А может быть более всего — в развитии общественного сознания, мышления хозяйственников. Зародов чувствовал, что наряду с постоянной критикой, наряду с нажимом со стороны одних людей, он испытывает поддержку со стороны других. И, наконец, настал день, когда прозвучал доклад Брежнева о неотложных мерах развития сельского хозяйства. Это была, по-моему, высшая точка в развитии той реформы, верх смелости, даже сентябрьский пленум по промышленности, более основательно разработавший программу реформ, по сути, в теоретическом смысле не дотягивал до мартовского. Да, но только вот сейчас-то ясно, что в доклад Брежнева его создатели много чего напихали, сам он произнес его, далеко не испытывая симпатии к изложенным в нем идеям, и они, эти идеи, так и остались только на бумаге. Поговорили, пошумели о реформах, но вся система хозяйствования оставалась прежней. А уж после сентябрьского начался откат от реформ все дальше и дальше.

Но тогда-то мы были полны иллюзий. Накануне пленума, совсем незадолго, мы опубликовали двойной «чердак» — то есть весь верх внутренних полос был занят одной статьей — «Проблемы сельской экономики». В ней подводились итоги всех дискуссий и в концентрированном виде излагались предложения по совершенствованию «экономических методов хозяйствования». Зародов очень волновался по поводу этой публикации. Я же после завершения работы над статьей оказался в больнице из-за крайнего переутомления. Когда шла статья, я попросил спецкора отдела Светлану Ярмолюк дать почитать ее Лисичкину — для перестраховки. Он выразил свой восторг и особо обратил внимание на одну фразу: «дать «поработать» закону стоимости, смелее отдавая предпочтение торговле перед распределением». Сколько его лупили за один этот закон стоимости! Неужели Зародов осмелится это опубликовать?

Светлана имела неосторожность сказать Константину Ивановичу, что молодец, мол, он — не смутившись, подписал статью, как есть, даже со всем тем, что там есть смелого. «Чего же смелого? — спросил Зародов, — что ты имеешь в виду?» Она рассказала, что Лисичкину уж очень понравились некоторые положения статьи. Зародов вцепился в Светлану: какие именно? Он почувствовал вдруг, что его подстерегает что-то такое, чего он не понимает. Он, кстати, не раз говорил, дескать, мало что понимаю в экономике, и вы не подводите меня. А тут прямо сообщают, что в столь принципиальной статье, публикуемой накануне пленума, есть нечто, имеющее то ли скрытый, то ли чересчур крамольный смысл. Он буквально допекал Светлану, чтобы сказала, какие это фразы, а она, уже поняв, что их могут просто вычеркнуть, теперь молчала, как партизан. К счастью я в это время позвонил ей из больницы и, узнав обо всем, тут же связался с Зародовым, сумел уговорить его, что ничего там такого особенного нет, а известинцы могут выражать восторги по поводу того, что мы в «Советской России» уже сто раз публиковали.

Статья не вызвала неприятностей. Напротив, снова Константину Ивановичу позвонили Воронов и Полянский и попросили дать обстоятельную записку по результатам наших дискуссий с конкретными предложениями к пленуму ЦК. И мы такую записку дали.

Зародов потом рассказывал, как он сидел на пленуме, слушал речь Брежнева, выступления и думал: «За что же меня раньше били-то, за что мне столько синяков наставили? Оказывается, мы во всем были правы, во всем нашли верные подходы, сейчас они одобряются и высшим руководством, и участниками пленума, так за что же я столько тычков перетерпел?»

После пленума у нас состоялось партийное собрание. Зародов выступил очень взволнованно, немного торжественно, говорил, как здорово сельскохозяйственный отдел провел всю эту дискуссию, как здорово, что целых шестнадцать наших предложений (это по его подсчетам) было принято и непосредственно вошло в документы пленума. Он всячески превознес тогда наш отдел и даже предложил меня премировать. Я считал, что правильнее отметить весь отдел, а коль нет средств на премирование всех, то просто отметить благодарностью. Так и сделали, что имело даже некоторые последствия, о которых расскажу дальше.

Конечно, я понимаю теперь: не было такого, чтобы непосредственно наши предложения были включены в решения пленума или доклад, хотя возможно, что кто-то этими материалами так или иначе воспользовался. Главное в том, что идеи, которые мы пропагандировали, витали в воздухе, их высказывали многие. Мы были среди тех, кто правильно уловил ход событий. Но естественно и то, что мы торжествовали, естественно, что немного даже преувеличивали свою роль в происшедшем, хотя и не сознательно преувеличивали. Нам казалось, что действительно приняты наши предложения, и мы испытывали даже ощущение счастья. Правда состояла в том, что в период до и сразу после октябрьского пленума ЦК (1964 года, свалившего Хрущева) «Советская Россия» была одной из немногих газет, которые смело выступали по экономическим проблемам. Другие органы печати стали браться за острые и опасные темы уже ближе к самому пленуму, когда их редакторы уже знали, что там готовится.

А Зародов, приехав домой с того партийного собрания, почувствовал себя плохо. Вызвали неотложку, оказалось — страшнейший инфаркт. Он все вынес в процессе самой борьбы, вынес и критику, и подначки, и угрозы, не вынес момента расслабления после борьбы, расслабления человека, который понял, что он, в общем-то, выиграл. Так он объяснял это сам, хотя порою вроде бы в шутку, но в связи с серьезными поводами, говорил:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});