Капли корсара - Герман Корнаков

Помню, как-то заболел ангиной, в пионерском лагере, и на целую неделю попал в изолятор. На улице прекрасная погода. Ребята резвятся, а вокруг меня белые стены, белый потолок, белые простыни и белые, в пол окна, занавески. Окошко медленно приоткрылось, белые занавески слегка раздвинулись, словно театральный занавес, и…. знакомая рука протягивает мне букетик с ярко-красными ягодами земляники. На белом больничном фоне это выглядело удивительно и сказочно. Она всегда любила удивлять, умела видеть и понимать красоту. Это детское воспоминание до сих пор для меня одно из самых удивительных и трогательных.

…Черная лаковая поверхность рояля завораживающе поблескивала в закатных лучах. Тюлевая занавеска вздулась парусом и забытый клавир, как живой зашелестел, растрепанный ворвавшимся в комнату майским ветерком. Я чувствовал скованность и трепетную радость, примостившись в уголочке дивана, и как бы украдкой, рассматривал висящий на стене Лидаочкин портрет. Наверное, минуту или больше прошло с момента, когда распахнутая ветром фрамуга звонко ударилась, впуская в комнату весну. Я молчал. Мысли неслись, толкались, путались. Она, моя богиня сидела рядом и битых полчаса вытаскивала из меня слова. Её русые волосы, какой-то не земной профиль… Я явственно ощущал, как мысли шевелятся в моей голове. Она старше меня на целых пять лет… Я решил вздрогнуть так, как будто испугался звона распахнутого окна и как-то по театральному передернул плечами и, вскинув голову, посмотрел на неё.

— Замедленная у тебя, однако, реакция, — смешком сказала она, как-то по- кошачьи зажмурив все понимающие, хитрые глаза.

Пауза затянулась….

Повзрослев, в какой-то период, мы с Лидой стали особенно близки. Причина тому, вероятно, обоюдное желание пообщаться. Поболтать о том, о сем.

— Ты рассуждаешь, как старик, — сказала она, показывая эскиз вычурного, но очень красивого платья.

— Современная мода должна раскрепостить женщину. Сделать ее свободной и подчеркнуть все её прелести.

Я засмущался. Чего-чего, а этих прелестей у нее было хоть отбавляй. Куда уж еще подчеркивать. Её натура всегда требовала всего возвышенного, не земного, не обычного.

Замуж Лена вышла за рано поседевшего высокого красавца с удивительным, по тем временам, именем Левон.

— Она всегда коллекционировала игрушечных львов, а теперь завела себе настоящего. Он у нас — "серебренный" — с гордостью в голосе, сообщила мне тётя Таня.

К тому времени я заметно подрос. Ревновал ли я её к "Серебрянному", не думаю, но на её свадьбе я впервые напился.

Теперь мы встречались крайне редко. У каждого была своя жизнь. Как и все родственники, обычно видятся на свадьбах и похоронах, так и я, спустя много лет увидел её на юбилее её сестры. Она по-прежнему была красивой, но вот глаза… Её глаза были очень грустные. Она несколько раз подходила ко мне и пыталась как-то неловко завязать разговор. К середине торжества она отчаянно напилась и попросила меня поговорить с ней один на один.

Мы уединились, в соседнем, пустующем, зале ресторана. Медленно закурили. Так, как будто в этом, состоял весь смысл нашей встречи. Выдыхая струйки табачного дыма и нарочито аккуратно стряхивая, маленьким пальчиком, сигаретный пепел, она спросила: — " Как тебе новая семья?"

К тому времени я действительно успел развестись и жениться, как говорят, по новой. Перипетии тех лет для меня были не очень приятными и я, честно говоря, не был расположен к такому разговору. Как-то нехотя я попытался что-то ответить, скорее из приличия, нежели желая поддержать интересующую её беседу.

— Вначале тяжеловато было, а вернее непривычно, — глубокомысленно проговорил я.

— Что тяжело? — эта тема ее явно интересовала, но она не находила в себе силы спросить напрямую.

Кто-то меня позвал и я, скомкав разговор, вернулся к общему застолью. Если бы я тогда знал…, что твориться в её душе. Я нашел бы и время и силы, растолковать ей все, что знал и понимал, но….

В следующий раз я увидел её нарядную и безразличную ко всему окружающему миру. Она лежала в гробу, молодая и красивая.

Скрытность и не умение делиться своими проблемами, и вот результат. Только на похоронах я узнал всю трагическую историю её последних лет.

Жизнь как-то не задалась. Рос сын. Тягу ко всему прекрасному заслонил злополучный быт и жизненная неустроенность. Работа тоже не ладилась. Окончив строительный институт, она мечтала заниматься архитектурой, а пришлось…. Пришлось работать дорожным мастером. По уши в грязи с вечно пьяными работягами. Тут уж точно не до красоты. Единственная отдушина это сад. И то не он сам, а озерцо с заводью, где вдоль берега, колышутся под ветром, желтые лилии.

Любовь вспыхнула, как сверхновая звезда. Она верила, что её поймут, поддержат, но…. У всегда хорошей, правильной девочки не может быть как у простых смертных. Что есть любовь по сравнению с досужим мнением? Но, увы. Общественная мораль тех лет, тупые коммунистические домостроевские идеалы встали на пути к её счастью. Родители, родные и близкие её не поняли. Не только не поняли, но и начали активно противодействовать. Разборы полетов дома, на работе и все с опорой на моральные принципы строителей коммунизма. Партия всегда знала, в каких штанах ходить и кому с кем жить. Парторг не мог допустить раскола в своих рядах и отступления от норм. Даже на похоронах её отец вел себя, как на партийном собрании, соблюдая установленный регламент.

Загнанная в угол, истерзанная не пониманием и отчаянием она свела свои счеты с несправедливостью. Как глубоко было это отчаяние, и какого мужества нужно было набраться, что бы сделать этот шаг, можно только догадываться.

Поздняя осень. Озерную гладь покрывает мелкая рябь. Холодно. Она разделась и бросила себя и свои страдания в ледяную воду любимого озера.

Лида ушла. Ушла в красоту, к качающимся на волнах лилиям…. Оставив прощальное письмо со словами — Я больше так не могу….

Её смерть это тоже мой горький урок. Я был слеп и глух к человеку, которого когда-то любил. Смог бы я или нет, что-то изменить, сказать очень трудно, но, то, что даже не потрудился понять…. Теперь это мой тяжелый моральный груз на всю оставшуюся жизнь.

Почему? Почему мы такие бессердечные и черствые. Почему нас пугает что-то новое? Почему мы боимся перемен? Почему возвышенные человеческие чувства нас смущают? Почему красоту, во всех её проявлениях, мы пытаемся заменить, на уродливые штампы?

И пока мы не сможем ответить на все эти вопросы, красота не спасет этот мир. Она не доступна для слепоглухонемых.

Игорь Алексеевич на похоронах Лиды вел себя, как на партийном собрании, соблюдая правила и регламент, но все же делал это скорее по привычке, потому как смерть дочери явно выбила его из наезженной колеи. Он был готов встретить собственную смерть, но уход из жизни Лиды был выше его понимания и никак не согласовывался с его жизненными устоями и представлениями….

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});