Капли корсара - Герман Корнаков

Дядя Митя.

Лечить сложных больных, там, где особенно вероятность выживания минимальна, дело совсем не благодарное. Здесь не отделаешься мягким голосом и приветливой улыбкой. От тебя ждут чуда. А если ты бессилен помочь? Тогда все свои беды свалят тебе на голову. А если помог? Тогда твою голову не спешат осыпать розами, а просто считают, что так и должно быть. Ты же врач. Ты же учился. Откровенно говоря, врачу не стоит ждать благодарностей за свою работу, но иногда очень хочется услышать простые слова благодарности.

Вечером мне позвонил двоюродный брат и рассказал о том, что его отец сильно заболел. Дядя Митя уже несколько дней не вставал. Возраст, неуемная страсть к алкоголю, сахарный диабет, последствия фронтовых ранений все это и раньше негативно отражалось на его здоровье. С первого взгляда бросилось в глаза, что выглядел он крайне плохо. Дыхание поверхностное, сознание отсутствует, специфический запах изо рта, пульс ритмичный, артериальное давление 80 и 60. Предварительный диагноз понятен — диабетическая кома. Под руками не было ни чего. Поэтому вызвал бригаду скорой помощи и одновременно отправил брата в аптеку за лекарствами. Бездействие самое противное, что бывает у врача. Знаешь что нужно, а сделать ничего не можешь. Приходится ждать. Время тянется медленно. Чтобы чем-то занять себя, повторно осматриваю пациента. Обратил внимание, что на трехдневной щетине, особенно на верхней губе, волоски как будто присыпаны очень маленьким, похожими на сахарные крупинки, кристалликами. У подобных пациентов раньше я этого не замечал. Мысль о том, как же раньше лечили, не имея под руками лабораторий, оборудования и прочего, меня просто озадачила. Я попробовал на минуту поставить себя на место врача живущего лет сто — сто пятьдесят назад. Вот он пациент. Бери и лечи. Конечно, запах изо рта, на который обычно и не всегда обращаем внимание, может послужить критерием, но… Какого-то ярко выраженного ацетонового, фруктового или иного запаха я не чувствовал. Скорее он напоминал запах кислой гнили. Пробовать на вкус мочу и прочее я не рискнул, чересчур уж это. Когда о таких методах читаешь это одно, но когда вдруг ясно представляешь сидя у постели больного это совершенно другое. Скажу честно, участь врача прошлых лет, меня не очень впечатлила. Мысли начали крутиться вокруг возможностей диагностики состояний по пульсу и тому подобному, когда в дверь позвонили. Скорая. В квартире появились две громкоголосые дамы, в бело-серых, мятых халатах. Видя их, я вдруг ярко представил, мужеподобные парковые статуи женщин с веслом.

— Что у Вас — спросила врач, грузно усаживаясь у постели пациента. Медсестра, водрузив, видавший виды чемодан на письменный стол, замерла в ожидании. Быстро описываю сложившуюся ситуацию. На лице врача крайне недовольное выражение, зря потревоженного, замученного жизнью человека.

— Ну и чего хотите, умирает, а что я могу? Озадаченно смотрю в немигающие, бесцветные глаза "женщины с веслом".

— Я тоже врач — говорю, пытаясь скрыть нарастающее негодование. Вы считаете если человек…

Я ничего не считаю, хотите лечить — лечите. Лекарства оставим — ответила дама каким-то обыденным, без интонации голосом.

Через пять минут их уже не было. Митинговать с ними не стал. Организовал венозный доступ, начал вводить физиологию. Минут через десять запыхавшийся брат принес практически все необходимое. Теперь дело за мной. Подколол инсулин, гормоны, дыхательные аналептики, сода… Дело пошло. Минут через сорок Виктор Федорович начал постепенно выходить из коматозного состояния. Через 12 часов мы уже с ним плохо ли хорошо, но разговаривали. Состояние постепенно улучшалось. Он начал привставать и попросил воды. Ничего удивительного он мне не поведал. Несколько дней пил горькую, что ел, какие таблетки пил и пил ли вообще — это для него загадка. Естественно, что в течение нескольких дней состояние ухудшалось и вот он итог. Замечу, что случившуюся с ним ситуацию дядя Митя практически не прочувствовал. Да и о чем можно, собственно говоря, рассуждать, имея ярко выраженную энцефалопатию. От дальнейшего лечения в стационаре естественно отказался, ну а брат попросил на время его отсутствия, он уезжал в командировку в Москву, присмотреть за отцом и полечить. Чем я собственно и занимался в последующую неделю. Приходил, колол, капал, давал препараты. Все бы так, наверное, и закончилось, если бы не… Состояние вполне стабилизировалось, и я, лишь заглядывал к нему, на часок другой. Но к несчастью страсть дяди Мити к алкоголю переборола разумное начало. Очередное возлияние, инсульт, очередная кома. В этот раз состояние было не просто крайним, а критическим. Удалось весьма немного. На кровати лежал "овощ" и то потому, что я все время пытался, как мог поддержать функции. Естественно, о случившимся сообщил брату позвонив в Москву:

— Твой совсем плохой, могу максимум попробовать подержать его до твоего приезда.

На чем собственно и порешили. Дни шли. Я держал, дядя Митя ждал, а брат все еще был в Москве. При очередном телефонном разговоре я сказал:

— Хочешь увидеть живого приезжай. Живет, пока ввожу препараты.

Крайне недоверчивый голос брата на другом конце телефонной линии:

— Ну, уж, прямо, только из-за лекарств.

— Пойми меня правильно, жизнь в нем еле теплится.

— Ну и сколько он проживет?

— Думаю, если ничего не делать, часа два-три не больше.

— Ну и отключай….

Мог ли слышать наш разговор человек находящийся в коме? Не знаю. Но только четко после того, как я повесил трубку, дядя Митя, как будто приняв какое-то решение начал практически на глазах уходить. Было ощущение, что препараты просто прекратили на него действовать. Сделав еще несколько безуспешных попыток восстановить, ставшее патологическим, дыхание, я отключил систему. Буквально еще несколько минут назад я воспринимал его как еще живого человека и… Знакомый холодок прошел по позвоночнику, появилось ощущение присутствия чего-то и… Через два часа сердечная деятельность прекратилась. Он умер.

Суета, связанная с организацией похорон, похороны, поминки это то, чем я занимался в последующие три дня.

Еще дня через три мне позвонил брат. То, что я услышал меня, мягко говоря, поразило. Описать те чувства, которые я испытал в тот момент, крайне сложно. Зато фразу, брошенную им по телефону, я запомнил на всю жизнь:

— От отца остались лекарства. Приезжай, забери, может еще понадобятся отправить, кого-нибудь на тот свет….

Лечить своих сложно и морально трудно. Но еще сложнее переварить такого рода оплеуху. Но что делать? Профессия нас обязывает лечить и терпеть.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});