Ежевичная зима - Сара Джио

Я проверила адрес в своем ежедневнике и вскоре оказалась у входа в то здание, где жила Ева. В фойе на круглом столике стояла выцветшая от времени композиция из шелковых цветов, на их лепестках толстым слоем лежала пыль. Обои пошли пузырями и отклеились по краям, в воздухе витал запах вареных овощей. Я поднялась на лифте на одиннадцатый этаж, нашла дверь с номером 1105 и тихонько постучала.

Через несколько мгновений дверная ручка повернулась и появилась пожилая женщина. Ее седые волосы были собраны в пучок, открывая тонкое лицо и добрые карие глаза. Она улыбнулась.

– Вы, должно быть, Клэр.

– Да, – ответила я и протянула руку. Забавно: я знала, что ей за восемьдесят, и все же представляла ее маленькой девочкой в миткалевом джемпере и волосами, собранными в хвостик. – Большое спасибо, что согласились поговорить со мной.

– Входите, – пригласила Ева. Я села в голубое кресло у окна, отодвинув в сторону маленькую подушечку, вышитую крестиком, чтобы освободить место для сумки. В скромной, но очень чистой квартире пахло лимонами и детской присыпкой. Она немного напомнила мне маленькую квартирку моей бабушки в Сан-Диего. Я по ней очень скучала.

– Могу я предложить вам чашку чая, дорогая?

– Нет, спасибо, – отказалась я. – Все в порядке.

Ева села в кресло рядом со мной и скрестила руки на коленях.

– О чем же вы хотели спросить меня?

Я достала из сумки блокнот и ручку.

– Как я упоминала в телефонном разговоре, я пишу очерк о маленьком мальчике, который исчез во время снежной бури в мае 1933 года. Видимо, вы были с ним знакомы?

– Да. – Глаза Евы затуманились от воспоминаний. – Мы действительно были знакомы. – Она на мгновение закрыла глаза и снова открыла их. – Дэниел был сыном лучшей подруги моей матери Веры Рэй. Мы с ним были как брат и сестра.

– Значит, вы жили вместе?

– Недолго, пока мы были еще совсем маленькими. У наших матерей не было мужей. Мой отец умер еще до моего рождения, а у Дэниела отца не было. Сразу после того, как Вера получила работу в отеле «Олимпик», они переехали в собственную квартиру.

Я вспомнила вчерашнюю сцену и поморщилась.

– В отеле?

– Да, Вера работала там горничной.

– И ваша мать тоже?

– Нет, – сказала Ева, – мама работала на фабрике в промышленном районе.

Я перевернула страницу в блокноте.

– Так что вы помните об исчезновении Дэниела?

Женщина глубоко вздохнула и перевела взгляд на окно, за которым красными буквами сверкала вывеска рынка, через залив медленно плыл паром. Для малобюджетного дома престарелых вид был удивительный.

– Мои воспоминания несколько поблекли, – сказала она, потирая правую руку. – Но я помню тетю Веру. Помню, как она жила у нас сразу после исчезновения Дэниела. Вера всегда была очень улыбчивой, но потом она перестала улыбаться. Я помню, как смотрела на нее из коридора, когда она рыдала. Ее тело содрогалось от горя. Разумеется, тогда я этого не понимала. Но теперь прекрасно понимаю, – Ева указала на фото троих детей в рамке на стене. Судя по одежде, это был снимок 1960-х годов. – Мальчик, мой старший сын, двадцать лет назад погиб в автокатастрофе. Лобовое столкновение на скоростном шоссе. Пьяный водитель выехал на встречную полосу. Когда я была молодой матерью, я часто вспоминала Веру. Мысль о том, что я могу потерять ребенка, приводила меня в ужас. Но когда мне позвонили из полиции и сообщили о смерти Эдди, я почувствовала, что Вера как будто стала мне родной. В тот момент я поняла, что она переживала.

– Простите меня, – извинилась я.

Ева понимающе кивнула.

– Понадобилось много лет, чтобы я смогла с этим смириться. Но я до сих пор горюю о своем сыне.

– Вы считаете, что Дэниел был… – Я не смогла произнести это слово вслух.

– Убит?

Я кивнула.

Ева потерла руки.

– Не знаю, дорогая. За прошедшие годы я столько раз думала об этом. Мы с мамой предпочитали думать, что он просто убежал. И какая-нибудь добрая семья приняла его в свой дом. Но это маловероятно. Мама прекрасно это понимала. А Вера – нет. Она отказывалась верить в худшее. Вера не теряла надежды до самого конца.

– Конца?

Пожилая женщина нахмурилась.

– Разумеется, мама избавила меня от деталей, ведь я была всего лишь маленькой девочкой, слишком маленькой, чтобы понять. Но в конце концов я услышала всю историю целиком.

– Что же произошло?

– Тело Веры нашли в озере Вашингтон, – продолжила Ева.

Я ахнула.

Ева с сожалением покачала головой.

– К тому времени, когда ее нашли, тело было настолько обезображено, что патологоанатом не смог вынести решение о том, что случилось с бедняжкой.

– Боже мой! – Я прикрыла рот рукой.

– Полиция сочла это самоубийством, – продолжала Ева, – но ни один человек из тех, кто ее знал, в это не поверил. Она бы никогда по собственной воле не покинула эту землю, не узнав, что ее сын в безопасности.

Ева замолчала, разглядывая мое обручальное кольцо.

– Когда вы станете матерью, дорогая, вы поймете.

Но я понимаю. Я шумно сглотнула и уставилась на свой блокнот, пытаясь сдержать эмоции.

– Вы полагаете, что ее кто-то убил?

– У меня есть кое-какие подозрения, – ответила она. – Но доподлинно ничего не известно. В те дни правосудие было не на должном уровне. Если бы в озере нашли тело девушки из богатой семьи, тогда бы начали расследование. Но ради Веры Рэй, дочери рыбака? Печально, но факт: никому до этого не было дела. По той же причине полиция даже не пошевелилась, когда пропал Дэниел. Зачем тратить усилия полиции на бедняка? В те времена все так думали.

– Как печально. – Я покачала головой. – Значит, не было даже расследования?

– Они допрашивали человека, который, как казалось полиции, мог быть связан с совершенным преступлением, – сказала Ева. – Кажется, каменщика. Его арестовали после того, как на него кто-то донес. Но подозреваемый умер в тюрьме. Сердечный приступ. После этого дело забуксовало. Моя мать очень расстроилась: она всегда верила, что ее подруга добьется справедливости.

Я вспомнила о своем визите в полицейский архив, который мне почти ничего не дал.

– Вы не знаете, может быть, остались какие-то протоколы?

– Я сама об этом думала и попыталась найти их в 1950-х годах, но мне сказали, что все документы за тот год сгорели при пожаре.

Раздался свисток закипевшего чайника.

– Вы уверены, что не хотите чашечку чая?

– Честно говоря, я бы не отказалась.

Ева вернулась в комнату с двумя чашками. Одну она протянула мне, и я поднесла ее поближе, чтобы пар согрел мое лицо. Я сделала глоток и поставила чашку на кофейный столик.

– Вам что-нибудь известно об отце Дэниела?

Ева вздохнула.

– Только то, что он был очень богат. Вера этим гордилась. Но они не были парой.

– Они так и не поженились?

– Нет. Но Вера всегда носила браслет, который он ей подарил. Поэтому я думала, что Вера все еще любит Чарльза.

Я вспомнила о своем браслете, спрятанном под рукавом, который мне подарил Этан. Сниму ли я его? Сниму ли я обручальное кольцо?

– Для мамы наступили черные дни, – продолжала Ева. – Она потеряла свою лучшую подругу при невероятно трагических обстоятельствах. Это сильно повлияло на нее.

– Ужасно, – вздохнула я, достала из сумки конверт и передала его Еве. – Вот то, что я нашла.

Она раскрыла конверт, заглянула внутрь, вынула содержимое, положила себе на колени, потом поднесла снимок поближе к свету.

– Это действительно Вера, она была такая красивая.

Я кивнула.

– А мужчина? Это отец Дэниела?

– Да, – подтвердила Ева, – по крайней мере, я так думаю. Разумеется, я никогда с ним не встречалась. Но, взгляните, – она указала на фото, – у Дэниела был точно такой же подбородок.

Я достала снимок мальчика из газеты «Сиэтл Пост-Интеллидженсер» и поднесла к фотографии его родителей.

– Вы правы, – заметила я. – Сходство очевидно.

У Дэниела было личико сердечком, как у его матери, а на подбородке ямочка, такая же, как у мужчины рядом с ней.

– Да, – вздохнула Ева, – Дэниел был бы красавцем, как и его отец.

– Вы знаете фамилию Чарльза? – спросила я, переворачивая снимок и перечитывая надпись «Вера и Чарльз».

Ева покачала головой.

– Мама о нем не говорила. Я никогда не знала его фамилии.

– Благодарю вас, – я закрыла блокнот. – Я отняла у вас много времени.

– Подождите, – остановила меня Ева, поднося ближе к глазам рисунок, который она нарисовала в детстве, и вглядываясь в него. – Есть кое-что еще.

– Что?

Она повернула рисунок так, чтобы я тоже могла его видеть, и указала на женщину, нарисованную позади детей.