Дело принципа - Эд Макбейн

– Окружной суд представит все факты, Эйб. И ты об этом знаешь.

– Да, факты, имеющие отношение к убийству. И конечно же от обеих сторон будут выступать психологи, защита будет пытаться представить все так, что эти бедные мальчики оказались там совершенно случайно и что они – продукт нашего жестокого времени, а ты станешь утверждать, что время тут ни при чем и что современный убийца ничем не отличается от убийцы колониальных времен. Ровно через три недели суд присяжных выслушает все это, взвешивая факты и обстоятельства данного преступления, а я буду руководить этим процессом, обращая внимание всех на правовые аспекты дела. И затем присяжные вынесут вердикт. Если они решат, что подростки невиновны, то я отпущу их. А если они решат, что ребята виновны в совершении убийства первой степени и не попросят о снисхождении, то я сделаю то, что должен сделать по долгу службы и в соответствии с данной мной присягой: назначу предусмотренное законом наказание. Отправлю тех троих мальчиков на электрический стул.

– Да, – понимающе кивнул Хэнк.

– Но справедливо ли это? – Сэмелсон в сомнении покачал головой. – Преступление и наказание. Благородная концепция. Каким образом соотносится с ней наша система наказания, основанная на комплексах современного человека, терзаемого постоянным чувством вины? Или, может быть, всякий раз вынося приговор так называемому преступнику, мы прежде всего удовлетворяем свое собственное подсознательное стремление к самонаказанию?

– Эйб, справедливо ли подводить базу современной психологии под законы, возникшие тысячи лет назад.

– Разве? Интересно, с чего это ты решил, что человек так уж сильно изменился за последнюю тысячу лет? Люди – самые порочные животные на свете. И мы живем, мучимые чувством коллективной вины, прикрывая свой позор высокопарной сентенцией о триумфе правосудия. Но вот что я тебе скажу, Хэнк: к делам, которыми мне приходится заниматься, это не имеет никакого отношения. Нет, конечно, работу свою я знаю и выполняю ее должным образом, но лично мне не кажется, что правосудие так уж часто торжествует. Огромное число убийц разгуливает на свободе. И речь не о тех людях, которые собственноручно спускают курок или берутся за нож. До тех пор, пока человечество не сможет точно определить, где начинается сам акт убийства, ни о каком правосудии не может идти и речи. Будут лишь люди, вооруженные риторикой и – подобно нашему другу Майку Бартону, играющему роль журналиста, – они станут лишь играть в правосудие. Но разве это не профанация чистой воды?

Сэмелсон посмотрел на звезды.

– Наверное, для того, чтобы судить других, нужно быть Богом, – серьезно проговорил он. – Мы же всего лишь люди.

* * *

С понедельника Хэнк засел за работу над материалами дела. До суда оставалось три недели, а слова судьи никак не шли у него из головы.

В работе Хэнк был аккуратен и педантичен, выстраивая свои доказательства с математической точностью. Он был твердо убежден в том, что адвокат никогда не должен ошибочно полагать, что присяжные «и так все знают». Наоборот, взяв за основу предположение, что присяжные не знают ничего ни о законе, ни о рассматривающемся деле, он должен представить имеющиеся в его распоряжении факты таким образом, чтобы на их основании прийти к неизбежному заключению. Один за другим он складывал вместе крохотные фрагменты большой мозаики. И к тому времени, как он будет готов произнести свою заключительную речь, разрозненные факты должны составить единую, ясную и бесспорную картину, на основании которой станет возможным сделать лишь один-единственный и неоспоримый вывод. Залог же успеха грандиозного представления – это та черновая, подготовительная работа, которой он занимался у себя в кабинете накануне процесса. Задача перед ним была не из простых – шокировать присяжных фактами ив то же время поселить в них уверенность, что все необходимые умозаключения сделаны ими самостоятельно. В каком-то смысле он предлагал им встать на его место. Мысленно покидая скамью присяжных и как бы перевоплощаясь в прокурора, они получали возможность анализировать факты с той точки зрения, с какой до этого их рассматривал он сам. Но чутье истинного актера подсказывало ему, что присяжные ждут от него большего, чем просто перевоплощения. Они каждый раз жаждут представления, зрелищного шоу, особенно если процесс связан с делом об убийстве. А следовательно, важно решить, какие свидетели будут выступать сначала, а какие – потом, да чтобы при этом данные ими показания образовали логическую последовательность, плавно и ненавязчиво подводящую к кульминационному моменту постижения непреложной истины. К тому же нельзя забывать и о том, что защита будет гнуть свою линию. Так что нужно быть заранее готовым к любому неожиданному ходу с их стороны. По существу, ему предстояло проработать две версии одного дела – свою, а также возможную версию защиты.

Утром того понедельника, за три недели до суда, на столе Хэнка царил невообразимый беспорядок. По всей его поверхности были разложены листки бумаги, каждый из которых он прижал сверху металлическим пресс-папье. Рядом теснились разлинованные листы больших блокнотов, испещренных торопливыми заметками. В одном углу высилась кила папок с расшифровкой показаний из стенограмм допросов. Папка с отчетом психолога покоилась рядом с телефоном, а маленький блокнотик пестрел напоминаниями о том, что еще только предстояло сделать:

«Позвонить в полицейскую лабораторию! Где, черт возьми, отчет об экспертизе ножей?!

Встретиться с Джонни Дипаче!

Предводитель Громовержцев – Большой Дом.

26 августа – день рождения Дженни…»

Однако среди этого хаоса существовал некий порядок, известный лишь одному Хэнку. Его беспокоило, что полицейская лаборатория до сих пор не представила отчета экспертизы орудий убийства. По его расчетам, представление этой улики должно было стать одним из кульминационных моментов в ходе плавно развивающегося сюжета. Он собирался начать со свидетелей, которые рассказали бы о событиях, предшествовавших убийству, тем самым как бы шаг за шагом восстанавливая перед присяжными картину того вечера. Мысленно он уже даже слышал свои слова: «Мальчики взяли с собой ножи, вот эти самые ножи. И это отнюдь не перочинные ножики. Не безобидные безделушки для игры в „ножички“. Это самое настоящее оружие». А затем он нажмет кнопку на рукоятке одного из ножей, освобождая откидное лезвие. Эффектный прием, ничего не скажешь! Демонстрация вещественных доказательств, а уж тем более ножей, которые неизменно приковывают к себе всеобщее внимание, эффективна всегда. В ноже – в любом ноже – изначально заложено нечто зловещее. А откидное лезвие придает ему элемент неожиданности – представить только, длинное, зловещее лезвие внезапно выскакивает из рукоятки. И еще он также знал наверняка, что большинство людей предпочтут скорее оказаться перед дулом пистолета, чем увидеть занесенное над собой стальное лезвие. В представлении рядового гражданина стрельба была чем-то нереальным, что случается только в кино. Однако любому из обывателей время от времени доводилось нечаянно порезаться, и каждый видел, как течет из раны кровь, так что каждый может без труда представить, что такая, казалось бы, безобидная кухонная принадлежность, как нож, или лезвие опасной бритвы может сделать с человеческой плотью.

Хэнк использует эти ножи наилучшим образом, играя на обычном человеческом страхе перед острыми предметами, подкрепив его непосредственными показаниями самих убийц, которых он намеревался пригласить в качестве свидетелей самыми последними. Разумеется, он знал, что подростков нельзя было заставить свидетельствовать против самих себя и что, в случае их отказа, судья Сэмелсон немедленно объявит присяжным, что данный факт ни в коей мере не должен быть воспринят как признание вины. Однако он все же был убежден, что уж Апосто выступить в качестве свидетеля будет дозволено наверняка, хотя бы ради того, чтобы продемонстрировать низкий уровень его умственного развития. Если же выступит лишь один из троих обвиняемых, то, принимая во внимание подсознательно-негативное отношение присяжных к самому факту отказа от дачи показаний, становится совершенно очевидно, что это лишь восстановит их против Рейрдона и Дипаче. Да и вряд ли адвокаты защиты, упорно отстаивающие версию о якобы имевшей место вынужденной самообороне, станут отговаривать своих подзащитных от дачи показаний. Так что он положительно не сомневался, что ему удастся заполучить всех троих в качестве свидетелей, и уж тогда-то он вытянет из них достоверную историю о событиях того вечера. Но первым делом он должен будет продемонстрировать ножи.

Так где же, черт возьми, этот отчет экспертизы орудий убийства?

Чувствуя крайнее раздражение, он набрал номер телефона лаборатории, находящейся в здании полицейского управления на Сентр-стрит, где его соединили с неким Алексом Харди.