Запретная дверь - Олег Синицын

Она недолго постояла возле витрины, разглядывая полученную вещь. Потом почесала коленку и двинулась вниз но улице. Не имея в голове четкого плана, Гуго включил передачу и медленно поехал за ней.

— Давай ближе, ближе, — подгонял Бычок.

— Я знаю, что делать. Ты лучше смотри, где людей нет.

Гуго нажал на газ и, глядя в затылок девчонки, шлепающей по тротуару, на болтающийся из стороны в сторону хвостик, в очередной раз подумал, как же он ненавидит эту малявку! Она заставила их гоняться за собой почти двое суток. Сорок изматывающих часов они катались в поисках ее по окраинам города! Из-за нее назревали крупные неприятности с Лусио. Но хуже всего было то, что девчонка унизила Гуго.

Он пообещал напарнику, что возьмет малявку, пока не погаснет сигарета, но сначала они пропороли заднее колесо, потом проститутка указала на другой район, в котором якобы видела шмакодявку в красных сандалиях. В итоге пикап мороженщика колесил по пригородам второй день, а авторитет Гуго безнадежно рухнул. Бычок, этот молокосос, не нюхавший пороха, не проливший крови, стал возражать, огрызаться, высказывать неподчинение. Гуго не винил в промахе свою самонадеянность, он вообще никогда не считал себя виноватым. Виновницей была малявка, сбежавшая от них на стоянке супермаркета. Как только она попадет к ним, ей достанется, он всыплет ей как следует, чтобы выместить накопившийся гнев. Лусио приказал, чтобы с головы девочки не упало ни единого волоса, но пару синяков всегда можно списать на то, что они уже были. Хотя Гуго чувствовал, что парой синяков не ограничится. Гнев буквально распирал его.

— Вот мерзавка, — процедил он сквозь зубы. — Два дня гонять нас по пригородам!

Девочка вдруг остановилась на углу дома и обернулась. Испуганные глаза уставились на пикап.

— Она нас заметила.

— Людей нет, — сообщил Бычок.

— Берем. — Гуго выплюнул на пол окурок. — Все, малявка, приплыла ты.

Голая нога в шлепанце надавила на педаль. Пикап мороженщика рванулся к углу дома, возле которого застыла растерянная девочка, обнимающая куклу.

2

Теперь она узнала автомобиль и удивленно разглядывала его.

«Нет, не смотри! — запротестовал Андрей. — Нельзя показывать, будто ты заметила!»

Чтобы докричаться до нее, требовался нечеловеческий голос. Два разума в одной голове разделяла пропасть. Лишь иногда до сознания девочки долетали отдельные слова, хотя даже не слова вовсе, а обрывки эмоций.

Девочка пялилась на шоколадно-белый пикап, не понимая, почему он оказался здесь. На затемненном стекле играли солнечные блики, Андрей различил в нем отражение ее щуплой фигурки — вытянутое и сгорбленное, вызывающее жалость.

«Иди как ни в чем не бывало», — настаивал Андрей. Но все случилось с точностью до наоборот.

Автомобиль вдруг тронулся. Стал быстро приближаться. По внутренностям девочки пробежала холодок испуга. Она вздрогнула. Выронила на асфальт куклу, но поспешно подобрала. И бросилась наутек.

Улица прыжками неслась на Андрея. В голове гулко стучала кровь. Откуда-то сзади возник рев сотен тираннозавров — шум мотора пикапа, преображенный подсознанием.

«Беги туда, где больше взрослых!» — призывал Андрей. Но девочка не послушалась.

Улица прыгнула куда-то в сторону. Каштаны и дорога остались позади. Перед девочкой возник проулок между домами. Взволнованно дыша и прижимая к себе куклу, она вошла в него. Крыши наверху освещало утреннее солнце, но тесное пространство между кирпичными стенами лежало в сумрачной тени. Девочка шла быстрым шагом, иногда срываясь на бег. Старалась не оглядываться. Думала, что если не смотреть назад, то, возможно, преследующий ее автомобиль исчезнет.

Слева на уровне коленей тянулись узкие подвальные окна — некоторые заколоченные деревянными щитами, некоторые закрытые решетками. Возле одного из них она увидела кошку. Трехцветная короткошерстная американка с пятном на носу, задрав хвост, прижалась к облупившимся кирпичам и ненавидящими глазами взирала на незнакомку, вторгшуюся в ее владения.

Путь закончился возле проволочной сетки, натянутой от стены до стены. Девочка обнаружила ее, наткнувшись плечом. Насколько разглядел Андрей, ячейки были мелкими, перебраться по ним, как по ступенькам, на другую сторону было невозможно. Проулок завершился тупиком.

Девочка в отчаянии обернулась.

Автомобиль не испарился, как она того желала, а повернул следом за ней в проулок, заняв все пространство между стенами. О том, чтобы прошмыгнуть мимо него обратно на улицу, нельзя было и мечтать.

Мышеловка захлопнулась при активном содействии самой мышки.

3

Пикап медленно надвигался на девочку. Накрытый тенью, он больше напоминал горбатое чудовище, чем фургончик мороженщика. Люди в кабине не спешили, теперь им некуда спешить. Мышка в ловушке, можно потянуть удовольствие перед расправой.

Девочка боялась смотреть на них и разглядывала собственные сандалии. Андрей и сам не хотел видеть людей, которые вылезут из кабины. От тех, кто охотится на маленькую девочку словно на звереныша, ничего хорошего ждать не приходится.

Автомобиль подкатился очень близко. Андрею показалось, что он сейчас наедет на малышку. Отморозки в кабине мстили ей за бегство и получали удовольствие, пугая ее.

Хромированный бампер остановился в считаных сантиметрах от коленок. Открывшиеся дверцы ударили о стены. На асфальт спрыгнули ноги в шлепанцах: пара черных ног и пара белых. Чудовище изрыгнуло детенышей отродья.

Андрей отчаянно искал выход из ситуации. Среди скудного числа вариантов у него в мыслях не было оставить девочку одну, чтобы снова, хотя бы на секунду, выйти на равнину. За эту секунду могло случиться непоправимое, он потом себе не простит. Но что же делать? Бежать ей некуда. С двух сторон кирпичные стены, за спиной стальная сетка, впереди два чужака с непонятными намерениями. Что делать?

Хлопнули закрывшиеся дверцы. Андрей не услышал звука, но ощутил психический удар. Прижав куклу к обтянутой тонким хлопком груди, девочка изучала узор своих сандалий. Поднять взгляд не смела, ей было страшно.

Краешком глаза Андрей заметил движение позади белых ног. Вдоль стены кралась трехцветная кошка, с ненавистью разглядывая незваных гостей, устроивших конференцию в ее владениях. Она кралась, кралась… и вдруг исчезла, словно по волшебству!

4

Элли Кортес, девочка, которой было почти десять, не смела оторвать взгляд от своих сандалий. Казалось, стоит ей посмотреть на людей, появившихся из машины, как случится нечто ужасное — гораздо более ужасное, чем то, что уже случилось. Дело в том, что больше всего на свете Элли боялась незнакомцев.

Ее пугали все: старшеклассники и косматые уличные музыканты, торговцы в магазинах и учителя, дворники и полицейские, дворовые хулиганы и пьянчуги, мусорщики и, само собой, бездомные, а кроме них — любые другие взрослые. Незнакомцы излучали опасность. Элли казалось, что они только и ждали момента, чтобы прикрикнуть, заругаться, ударить — и хорошо, если только это! Они могли устроить такое, о чем даже страшно подумать. Если бы Андрей, изучавший в медуниверситете психологию, познакомился с прошлым девочки, то он наверняка бы сказал, что ее проблема связана с полным отсутствием социальных контактов. Шесть из своих неполных десяти лет Элли провела в доме мачехи, полностью изолированная от людей и общения с ними.

Мама умерла, когда ей было чуть больше трех. В воспоминаниях сохранилась лишь ее душевность и ласковый голос, шепчущий неразборчивые слова. Больше ничего. После смерти мамы девочке достались в наследство три вещи: кукла, мятая фотография и очаровательные глаза креолки.

По прошествии некоторого времени отец женился на красотки по имени Мария-Луиза, работавшей официанткой в кафе на федеральной трассе. А еще через какое-то время он сказал, что пошел за сигаретами, и исчез навсегда. Мария-Луиза говорила, что папаша Элли — тот еще охотник за юбками — наверняка сбежал с очередной потаскушкой. Но Элли не верила в подобное объяснение. Она полагала, что с отцом случилась беда. Скорее всего, он попал в руки незнакомцев, потому что отец не мог просто так бросить свою дочь. Правда, ей было трудно рассуждать о том, что он мог, а что нет — в отличие от матери, отца Элли не помнила совершенно. Иногда ей даже казалось, что его никогда не было, a pугань Марии-Луизы в его адрес лишь повод, чтобы выместить на ком-то злость за жизненные неудачи.

Так Элли осталась жить с мачехой. Девочка привязалась к ней и уверяла себя, что любит ее, потому что та была единственным близким человеком. Однако Мария-Луиза считала по-другому. Она не уставала повторять, что падчерица испортила ей жизнь, называла девочку обузой, которую содержит исключительно из чувства прирожденного благородства (ну еще потому, что получала за нее денежную компенсацию от правительства). Кроме «обузы» в отношении Элли она также употребляла термины «тунеядка», «тупица», «бездельница», повторяла, что та не стоит бобов, которые лопает каждый день. Начиная с шести лет Мария-Луиза перевалила на девочку большую часть забот о домашнем хозяйстве, и Элли проводила дни напролет в стирке, глажке, уборке, не видя белого света, не зная детских Игр, не общаясь с ровесниками. Когда пришла пора идти в начальную школу, она думала, что наконец получит то, чего ей не хватало в жизни, что именно школа станет ее отдушиной. Вместо этого девочка превратилась в изгоя: зашуганная, самая маленькая и самая младшая из всех, она попросту не знала, о чем разговаривать с одноклассниками.