Инго и Инграбан - Густав Фрейтаг

– Теперь я благосклоннее к тебе, чем прежде, – весело ответил король. – Впрочем, у тебя есть еще надежда преодолеть гнев отца.

– Князь связан своими обетами, могуществен в лесах род Зинтрама, с которым в дружбе даже жена Ансвальда.

Король ударил по своей кружке, что он обыкновенно проделывал, когда что-нибудь приходилось ему по душе.

– Всего приятнее было бы для меня выдать девушку замуж за кого-нибудь из моих вассалов, ничуть не любо мне, что дворы и княжеская казна достанутся роду Зинтрама, коварство которого мне известно. Но противнее всего было бы мне, если б с согласия отца ты сделался его зятем. Как запах меда привлекает медведей к лесному дереву, так точно хвала певцов собрала бы на твои дворы все охочие до битв руки, – вандалов и других бродяг, и как начальник турингов ты волей-неволей стал бы скоро моим врагом. Подумай об этом, – добавил король, собственноручно наливая чашу своему гостю. – Пей, витязь, и постарайся не огорчаться. Пируя на поле битвы, волки восхваляют гостеприимство твоего меча, доставляющего им обильную трапезу, но не помышляй ты пирами соблазнить в лесах моих турингов.

– Так выслушай же, король, совет чужеземца и, со своей стороны, не помышляй выдать девушку за другого: доколе шевелятся мои руки, никто не сможет отнять ее у меня! – гневно воскликнул Инго. – Меч мой уже поверг на поляну Теодульфа, избежавшего смерти только случайно, и как воспрепятствовал я его браку, точно так помешаю браку любого витязя из народа твоего.

Король всем телом затрясся от хохота.

– Чем больше говоришь ты, тем с большим удовольствием я тебя слушаю, несмотря даже на твою запальчивость. Мыслишь ты, подобно странствующему витязю, но полагаю, что и на деле окажешься таковым. Уломай отца, уложи Теодульфа, длинноногого дурака, на кровавой поляне, возведи жену на свое брачное ложе – и от всего сердца я помогу тебе, лишь бы во всем была тебе удача.

Инго подозрительно взглянул на веселящегося короля – уж не помрачился ли от вина его рассудок – и наконец сказал:

– Непонятен мне смысл твоих речей: за одно и то же ты и порицаешь, и хвалишь меня. Можешь ли с удовольствием слышать то, что кажется тебе невыносимым, и каким образом поможешь ты мне в браке, которому намерен помешать, если даже со стороны отца не будет препятствий?

Король Бизино важно ответил:

– Садись за свою кружку. Тебе свойственно многое, что делает честь мужу, но не в состоянии ты усвоить труднейшее: искусство повелителя. Мысли твои прямо устремлены вперед, как собаки по следам оленя; но король не может быть простодушен ни в милости своей, ни в мщении. Обо многом должен он размышлять, никому не может довериться вполне и каждого должен употреблять для своей пользы. Поэтому Ирмгарду, девицу, я скорее отдал бы тебе, чем любому другому, но, пойми меня – девицу, а не ее наследие, и не княжескую усадьбу по смерти отца Ирмгарды.

Инго сидел подле короля и покорно внимал, склонив голову.

– С той поры, как стал я королем, – продолжал Бизино, – власть моя колеблется от упорства лесных обитателей и силы их князя, Ансвальда. И давно уже ищу я случая обуздать их; ты мог предводить их воинами, и поэтому ты мне самому был невыносим. Если бы выводок твоих вандалов захотел поселиться возле княжеского дома, то пришлось бы мне извести тебя, как врага, хотя я и расположен к тебе. Подумай об этом, витязь! Но как враг отца ты силой можешь завоевать девушку, как делают это побуждаемые страстью витязи. А значит, с княжеского двора исчезнет наследница, и нечего мне опасаться, что власть перейдет к другому роду. Понимаешь ли ты меня, бычья твоя голова?

– Я добиваюсь девушки, а не господского дома на твоей земле, хотя и печалит меня, что выйдя замуж, моя жена лишится своих законных прав.

– Об этом позволь позаботиться мне, – холодно ответил король. – Если желаешь увезти жену на чужбину, то я вечный твой товарищ, но только не заставляй меня, короля, защищать от тебя права страны. Подумай, витязь Инго, каким образом завоевать жену путем отважного подвига, а я, со своей стороны, не оставлю тебя.

– Если ты даешь мне жену, король, то дай мне также двор или замок, в котором я мог бы защитить ее от врагов! – воскликнул Инго, хватая короля за руку.

Король наморщил лоб, но в конце концов в чертах его лица проступило искреннее благоволение, и он осторожно ответил:

– Наука правителя снова вынуждает меня отказать в твоей просьбе. Могу ли я скрывать тебя среди моего народа, наперекор требованиям страны? Если б можно было пособить тебе тайно, я бы охотно сделал это, из расположения к тебе и ради собственной пользы. Подумай, каким образом я мог бы помочь тебе советом и тайным делом, но сокровищницы я перед тобой не открою: запястья и римские монеты я запас для себя, что в случае нужды воины ратовали за меня.

– Великий повелитель народа оказывает свою благосклонность, либо раздавая сокровища, либо укрывая угнетенного своим королевским щитом. Каким образом хочет помочь король мне, если он отказывает и в том, и в другом?

Бизино прищурил глаза и вдруг лукаво подмигнул:

– Король прищурит глаза, как делаю я это теперь; будь доволен и этим, витязь!

При виде широкого лица повелителя, покосившегося на витязя своими глазами, Инго против воли улыбнулся, и королю пришлась по сердцу его улыбка.

– Вот и ладно! Отбрось гнетущие тебя заботы и весело отвечай на круговую. Веселее пьется мне с тобой, чем с любым другим, с той поры, как узнал я, что молодой медведь не имеет лучшего убежища, чем мои башни. Поэтому открою тебе одну тайну. Римлянин Тертуллий много чего нашептывал мне и высокую предлагал цену, лишь бы только я выдал тебя. Когда ты прибыл сюда, я действительно не слишком был к тебе расположен, но теперь, узнав, каков ты, я охотно приберег бы тебя для себя.

8. Последняя ночь

Вокруг башен королевского замка бушевала стародавняя борьба духов зимы с добрыми богами, покровителями жизни. Суровые властелины раскинули серый полог туч между светом неба и грешной землей, и смущали они витязя Инго мрачными мыслями и тревогами о счастье милых ему людей. Духи бурь проникали снежным веяньем в щели дома до самых постелей гостей; даже воин, у которого имелась медвежья шуба, и тот ощущал острые укусы стужи, жался днем к очагу хозяев и печально говорил: «Тяжела для странствующего витязя студеная пора, и лучший тогда у него товарищ – сосновое полено». Угрюмые враги жизни тяжелым покровом льда отделили зеркало вод от свободного воздуха, и гневно колотил водяной, что водится в глубоких омутах, о хрустальную громаду. Но никто не знал, что волновалось под ледяной завесой, таившей мысли королевы; одна только она безмолвно сидела среди спорящих мужей, одинаковая со всеми гостями в своей холодной приветливости, но королю казалось, что Гизела стала не столь высокомерной, как прежде. Когда северный ветер завывал погребальными песнями вокруг королевских башен, то Бизино порой ворчал на гостей, однако благосклонность к чужеземцу постоянно побеждала злобу, и всякий раз, когда луч солнца расцвечивал красноватым отблеском снежный покров, король говорил: «Хвалю я эту зиму, потому что добрые речи слышал я за столами и в покоях». К охотам, устраиваемым королем для гостей однажды добавился поход на какой-то саксонский околоток, куда вандалы отправились с королевскими вассалами. И когда возвратились победителями, отягченные добычей, то король во всеуслышанье стал восхвалять добрый меч Инго, – с той поры королевские ратники согласно сидели на скамьях с чужеземцами.