Жемчужный узел - Дарья Прокопьева

Ольга опустилась перед Лизаветой на корточки, взяла ее пальцы в свои прохладные руки.

– Лизавета, нам нужно тебе еще кое о чем рассказать.

До сих пор она практически никогда не звала Лизавету по имени, ограничиваясь «маленькой купчихой». Что-то подсказывало: добра от этих перемен ждать не стоило.

– У всего случившегося были причины. Но лишь одна из них смогла заставить вас с Ингой уйти с поверхности. Из-за нее мы оставили тебя здесь – и она же, я подозреваю, вынудила Ярослава явиться без предупреждения.

– И что это за причина? – Лизавета подозревала, что на самом деле не хочет знать ответ. С одной стороны, узнав правду она поняла бы, стоит ли ей опасаться морского княжича, или в его лице она сможет найти союзника. С другой стороны, судя по поведению мнущейся Ольги, в грядущих событиях не стоило искать ничего хорошего.

– Дело в Славе, – Инга не выдержала первой.

– А что с ней? – Лизавета посмотрела на нее поверх головы Ольги.

Однако Инга уже отвернулась, явно не собираясь продолжать и тем самым возложив тяжкую ношу на плечи Ольги.

Та мягко сжала Лизаветины пальцы.

– Она умерла.

На мгновение Лизавета застыла. Новость показалась невозможной, ненастоящей. Разум тут же начал подкидывать опровержения: Сбыслава не могла умереть, ведь она уже была мертва – иначе бы просто не стала русалкой! Но серьезный взгляд Ольги говорил об обратном.

– Но как?

Ольга будто ждала этого вопроса. Глубоко вдохнув, как перед прыжком с высоты в холодную воду, она ответила:

– Ее убили.

Лицо Лизаветы дернулось. Уголок губ нервно приподнялся в странном подобии улыбки, меж бровей пролегла глубокая складка, глаза прищурились. Но сама она не издала ни звука. Должна ли она испугаться? Скорбеть? Сочувствовать?

– Убили, – одеревеневший язык с трудом выговорил даже это слово.

– Да, – Ольга смотрела на нее с осторожностью, в ожидании. Она словно сама не понимала, что делать.

– Я не… – она поморщилась, понимая, что не может подобрать правильные слова. – Вас можно убить?

Ольга с Ингой переглянулись: не такого они ждали от Лизаветы. Ольга медленно поднялась, отпустила ее руки, отстранилась. Снова посмотрела на Ингу – не спрашивая, а будто гадая, насколько навредит своей подопечной, если расскажет Лизавете правду.

– Можно, – наконец-то кивнула Ольга. – Мы не умираем от старости, но это не значит, что мы бессмертны.

– И Сбыславу убили? Нарочно? Это точно известно?

И снова эти переглядывания. Лизавета шумно втянула воздух: ну почему нельзя просто сказать?

– Точно, – Инга словно услышала ее мысли, бросила резко, наотмашь. – Ей перерезали горло. Вряд ли она случайно на нож упала.

– Инга! – Ольга дернулась, но что она говорила дальше, Лизавета уже не слышала.

В ушах стоял гул, мыслей не осталось. Она никогда не видела мертвецов, но тут почему-то ярко представила маленькое хрупкое тельце – сплошь тонкие косточки, белая кожа и одна яркая полоса поперек длинной шеи.

Интересно, капли крови попали на платье?

– Лизавета? – Ольга заметила ее состояние. – Ты меня слышишь?

Голова Лизаветы медленно опустилась, не совсем по ее воле. Она что-то говорила, связно отвечала, двигалась, но не до конца отдавала себе отчет в собственных действиях. Как будто на несколько минут кто-то занял ее тело, пока сама Лизавета заставляла себя поверить в то, что произошло.

– А зачем приехал княжич? – эти слова она произнесла уже более осознанно.

– Ярослав отвечает за наши края. Он должен разобраться в том, что произошло, – откликнулась Ольга, а Инга привычно расшифровала:

– То есть, найти убийцу.

* * *

Убийство. Слово билось вместе с пульсом в висках на протяжении оставшегося вечера, всю ночь и даже на следующее утро. С трудом выстроенный на озере мир снова треснул.

Не зная, что сказать и чем помочь, Лизавета поспешила спрятаться в своей комнате – отчасти от княжича, но одновременно и от ужаса, накрывавшего всякий раз, когда она осознавала: это все взаправду. Бессмертную маленькую девочку жестоко убили, целенаправленно, осознанно. Как подобное вообще могло происходить в мире?

До сих пор с преступлениями Лизавета сталкивалась лишь в сводках газет, которые отец оставлял на столе после завтрака. В них любое злодеяние было лишь сухими строчками на желтоватой бумаге – ужасы, совершенные безликими преступниками по отношению к невидимым людям. О таких легко было позабыть, ни капельки не расстроившись.

Но о Славе она забыть не могла.

Лизавета жалела, что так и не повидалась с девочкой во второй раз, что не справилась ради нее со своими нежными чувствами. А еще гадала, что происходит сейчас в голове у Инги, которая так же оставила Славу. Винила ли она себя? Или мавку чужая смерть не так уж и трогала?

Ответы на свои вопросы Лизавета могла получить лишь одним путем – выйдя из комнаты. Ей потребовалось время, чтобы собраться с духом, представить все возможные разговоры: с насмешливым княжичем, с резкой Ингой, с растерянно-заботливой Ольгой, с непривычно сдержанным Ладом – и убедиться, что это ничем не поможет. Какой бы деликатной, собранной и спокойной ни была Лизавета в своих фантазиях, в действительности вести себя так она вряд ли сумеет. Слишком уж разбереженным, израненным, хрупким казалось ей собственное сердце.

Всех обитателей Нави – и новых, и старых – Лизавета нашла в столовой. За завтраком к Ладу, Ольге и Инге присоединился не только княжич, но и русалки, выглядевшие особенно мрачными. Лизавета не удивилась бы, обнаружив на них траурные одежды, но под водой это, видимо, было не принято. Из всех собравшихся в темном остался лишь княжич Ярослав, однако расшитые серебром отвороты его кафтана свидетельствовали явно не о смирении и скорби.

– Доброе утро, – поприветствовала всех Лизавета и тут же остро ощутила неуместность собственных слов.

Ярослав посмотрел на нее с предсказуемой насмешливостью, но хотя бы ничего не сказал. Ольга кивнула, Инга даже не повернулась. Рогнеда вымученно улыбнулась в ответ, кажется, за всех русалок разом, притихших и посеревших от горя. Лизавета застыла в неловкости: хотелось сказать что-то еще, но так не смогла подобрать слов для произошедшего ужаса.

– Садись, – молчание нарушил Лад, похлопал ладонью по пустому месту рядом с собой.

Лизавета послушно опустилась на стул, пожалев лишь, что оказалась почти напротив Ярослава. Говорить, есть да и вообще шевелиться под его взглядом не хотелось – все чудилось, будто каждое ее движение вызывает у него то хитрый, то опасный прищур.

Поддержкой для Лизаветы стало плечо Лада, которое она едва задевала своим. Он не вздрагивал от случайных прикосновений, не хмурился, даже не глядел в ее сторону, и эта незыблемость отчего-то успокаивала. Да, то был не тот Лад, которого она полюбила в первые дни на озере, но и этого она знала – таким он предстал перед Лизаветой, когда раскрыл свою суть. И она не видела, чтобы события вчерашнего дня разительно его изменили. Лад был ее опорой.

– Мне необходимо побеседовать с каждым из вас, – впервые Ярослав заговорил, когда тарелки наполовину опустели, а Лизавета успела хоть отчасти расслабиться. При звуке голоса Ярослава она тут же выпрямилась и внутренне сжалась. – И я бы предпочел, чтобы беседы проходили наедине.

Лизавета судорожно вдохнула при одной только мысли о том, чтобы снова остаться одной с Ярославом. И от него это не укрылось – судя по тому, как дернулся уголок тонких губ. Лизавета почти не сомневалась, что с ней Ярослав захочет поговорить первой.

Словно назло ее мыслям, он повернулся к русалкам:

– Я думаю, лучше начать с вас, милые дамы.

Гордея отложила приборы, точно только этого и ждала.

– Вы не против подождать здесь? – Ярослав встал из-за стола, всем своим видом показывая, что на самом деле вовсе не задает вопрос. – А мы поговорим… да хотя бы в зеленой комнате.

Он вышел, не дожидаясь ответа, и Гордея последовала за ним. Лизавета не ожидала от бывшей воительницы такой покорности, но, когда та проходила мимо, лицо ее казалось равнодушным. Как у человека, потерявшего слишком многое.

Лизавета украдкой посмотрела на остальных. Инга сидела, забравшись с ногами на стул, и нервно покусывала губу. Ольга, которая в обычный день наверняка бы ее осадила, не говорила ни слова, глядя куда-то в пустоту.

В отличие от всех остальных за столом, Ингрид и Рогнеда негромко переговаривались. Слов было не разобрать, но Ингрид выглядела встревоженной. Рогнеда хмурилась с каждым мгновением все сильнее, как если бы Ингрид склоняла ее на свою сторону.

Наконец Лизавета повернула голову к Ладу,