Жемчужный узел - Дарья Прокопьева

class="p1">– Она вроде бы успокоилась, – Лизавета еле слышала голос Ольги, доносящийся из сеней. – Но будет лучше, если ты сам с ней поговоришь. Да, еще раз. Потому что тебя она слушает. А еще потому, что ты сам наломал дров.

Разговор был односторонним: если Лад и отвечал что-то, то до Лизаветы не долетало и слова. Впрочем, и уже услышанного хватило, чтобы понять – ей опять собирались внушать, что все в порядке.

Хотя в порядке все перестало быть довольно давно.

– Лизавета, – и все же она обернулась, едва заслышав голос Лада у двери.

Они не виделись всего неделю, но Лизавета успела соскучиться.

Он выглядел так же, как и в первую их встречу: в простой светлой одежде, со взъерошенными волосами и пристальным взглядом – в прошлом, помнится, Лизавета приняла его за любопытный, хотя в действительности он был внимательным, изучающим.

– Лад, – в тон ему произнесла Лизавета. – Будешь убеждать меня, что наблюдать за смертью человека, сидя в его же лодке, совершенно нормально?

Ее спокойный голос стал неожиданностью для них обоих. В глубине души Лизавета хотела рвать и метать, но сил не осталось даже на то, чтобы накричать на водяного. Впрочем, похоже, равнодушие ее интонации сумело произвести на него должное впечатление.

– Нет, – он хотя бы стал честным. – Для тебя это и не должно быть в порядке вещей. Но для меня…

– Можешь не объяснять. Ольга сказала, что это ваша обязанность.

Лад хмыкнул. Лизавета взглядом проследила за тем, как он опустился на лавку, на которой недавно сидела Ольга. Лизавета поморщилась: сейчас тоже начнет читать нравоучения, словно маленькой.

– Пожалуй, я задолжал тебе извинения.

Ладно, такого она не ожидала.

– Ты уже просил прощения.

– Только за обман, но я ведь виноват и в другом, верно?

– И в чем же? – помогать ему Лизавета не собиралась. Ей было интересно, что он скажет сам.

– Я о тебе не подумал. Ни в тот день, когда пожимал руку твоему отцу, ни когда водил тебя вокруг пальца, ни когда согласился увести в Навь и бросил с Ингой, хотя она – не лучшая компания.

– Не говори так об Инге, – Лизавета сама не понимала, почему вдруг вступилась за мавку. Не потому ли, что та согласилась помочь ей с побегом? Или причина была в том, как человечно Инга вела себя этим утром?

– Забавно. Не думал, что вы подружитесь.

– Мы и не подружились. А ты говорил не об этом.

Он прищурился, посмотрел на нее как-то по-новому.

– Ты изменилась.

Лизавета скрестила руки на груди. Часть ее хотела огрызнуться, напомнить о том, что ей пришлось пережить. Но она лишь недоверчиво вскинула бровь, соглашаясь:

– Да, теперь со мной придется считаться. До сих пор ты этого не делал.

Лад склонил голову, словно признавая поражение.

– Об этом я и говорил. Мне казалось, что я защищаю тебя, когда скрываю правду или отталкиваю, но я ни разу не догадался спросить, чего же ты хочешь. За это я и прошу меня простить.

Повисло молчание. Лад ждал вердикта, Лизавета пыталась разобраться в себе. Невозможно было сделать это за один вечер, да еще и под таким пристальным, ожидающим взглядом. Но все же, если быть полностью честной с собой…

– Я уже это сделала. В конце концов, мы квиты: я тоже тебя обманула.

Лад усмехнулся:

– Я это заслужил, – похоже, сегодня он и впрямь решил говорить правду.

– Приятно, что ты это понимаешь.

Знакомая хитрая улыбка растянула его губы. Сердце у Лизаветы екнуло – она снова вспомнила, как лишь несколько дней назад радовалась его придумкам и была практически влюблена.

Сегодня же она могла думать об этом, больше не заливаясь краской.

– Так ты мне ответишь? – Лад наклонился ближе.

– Ты не задавал вопросов.

– Задавал. Чего ты хочешь, Лизавета?

Исполнить ее заветное желание он все равно не мог, ведь она мечтала вернуться домой. Лизавета отвела взгляд, посмотрела в окно, за которым постепенно темнело небо. Одинокие силуэты деревьев на фоне заходящего солнца выделялись, как сторожевые башни над городской стеной.

– Я хочу, чтобы ты вернулся на озеро, – раз уж Лад был честен, то стоило ответить ему тем же. – Хочу чаще бывать в деревне, видеться с Добрыней и Любавой, а может, и с отцом, если он решится сюда приехать. А еще хочу, чтобы вы перестали считать меня наивной и глупой и не юлили, когда я задаю вопросы.

– Мы не… – Лад прикусил язык.

– Если не хотите отвечать, просто так и скажите.

– И ты не попытаешься узнать ответ иным способом?

Лизавета посмотрела прямо в белесые глаза Лада.

– Ничего не могу обещать. Зависит от того, как вы попросите.

– Что ж, это я могу принять. Что еще?

– Еще?

– Это весь список твоих желаний?

Она замялась. Было еще одно, немного неловкое – но когда озвучивать его, если не сейчас?

– Я хочу, чтобы ты меня простил. За то, как я напросилась в Навь. Не нужно было вынуждать тебя и… – Лизавета прикрыла глаза, покачала головой. – Просто я злилась и вела себя не лучшим образом. Сможешь ли ты об этом забыть?

Он усмехнулся.

– Я уже это сделал.

Глава 15

Конечно, один разговор не мог все решить – на это потребовалось время. Оно отсчитало десятки неловких бесед за завтраками, совместных вылазок в деревню, уютных вечеров в тишине зеленой гостиной и одно осознание: Лизавета сама не заметила, как перестала вновь и вновь возвращаться к мыслям об утопленнике.

Поначалу это давалось ей нелегко. Она помнила, как оцепенела при виде тонущего рыбака, как даже не попыталась его спасти – и оттого мучилась угрызениями совести. Ольга и Лад пытались объяснить ей, что даже если бы они вытащили мужчину из воды, несчастья случались бы с ним снова, пока смерть не догнала бы того, кто пытался от нее убежать. Лизавета не слушала. Пряталась в своей спальне, подолгу сидела у окна, обнимая колени, корила себя, а после выходила из комнаты и притворялась, что все в порядке. Постепенно притворство стало правдой.

Но нельзя было сказать, что все вернулось на круги своя. Иногда Лизавета замирала, глядя на озерное дно за пределами защитного купола. Отныне оно казалось ей зловещим и опасным, а сад умирающих без воды водорослей – жутким и стылым. Или Лизавета окончательно избавилась от иллюзий и стала видеть Навь такой, каковой та и являлась.

Конечно, она не могла написать об этом отцу. Скрепя сердце Лизавета врала в своих письмах – о том, что с ней все хорошо, что она по-прежнему живет на постоялом дворе у Добрыни, а дни ее заняты безмятежными прогулками и помощью Любаве. Скрывать совсем уж все не получалось, так что отец знал о существовании Инги и Ольги и об их общении в Лизаветой – хотя полагал, что это происходит редко. Лизавета пыталась описать мавок и Лада с лучшей стороны, объяснить, что они не более чем защитники природы, и никакой опасности в них нет, но ее доводов отец не слушал. Один раз даже усомнился, не опутал ли водяной Лизавету какими-то чарами, и не нужно ли выехать к ней на помощь. Лизавета поспешила успокоить отца и с тех пор его не переубеждала.

Утаивала она и знакомство с русалками. Отчасти потому, что отцу хватало и имеющихся духов, а с другой стороны, она не хотела думать о Сбыславе. Воспоминания о девочке рано или поздно приводили к мысли о том, как именно она могла умереть, и Лизавете не нравилось, что она при этом представляла. Инге, судя по всему, тоже: она больше не звала Лизавету прогуляться к реке, и ту это полностью устраивало. В конце концов, на озере и без того хватало мест, куда можно отправиться, не разбередив душу.

Одним из них стал дальний край озера, заросший кувшинками, о которых когда-то рассказывал Лад. Инга показала его Лизавете в один из первых сентябрьских дней, и с тех пор они вместе приплывали сюда уже несколько раз. Заплыть далеко, правда, не удавалось – лодка не могла зайти в заросли, – приходилось останавливаться у самой кромки «кувшинковой поляны» и любоваться цветами издалека. Впрочем, Лизавете и этого хватало.

О том, что случилось, она узнала именно здесь.

Стоял ясный осенний день – один из тех, когда радуешься и спавшей жаре, и голым ветвям, расчертившим небо паутиной, и желтым листьям, укрывшим разом землю и воду. Лизавета перегнулась через борт лодки, подхватила с поверхности озера пожухший листок и подняла