Все девочки взрослеют - Дженнифер Уайнер

Мать села по-турецки на кровати, ее груди практически лежали на коленях.

— Из синагоги пришли указания. Не разрешаются платья без лямок или с тонкими лямками.

— Но к нему прилагается накидка!

Я выбежала из комнаты и вернулась с серебристой вуалью на плечах. Мама продолжала хмуриться.

— Прелестно, Джой, но, по-моему, платье слишком взрослое для тринадцатилетней девочки.

«Слишком взрослое». Ха. Словно не она написала, что утратила девственность в пятнадцать лет на раскладном диване родителей. Или это тоже ложь?

— Но я расту. В этом весь смысл бат-мицвы! Я становлюсь женщиной и не могу надеть детское платье!

Хорошо бы тетя Элль защитила меня! Но она испарилась, как только мы вернулись домой. Помахала рукой и предупредила, что вернется поздно.

— Нет, — повторила мать.

Я посмотрела на нее. Она посмотрела на меня. Ее лицо было напряженным и непроницаемым.

— Чего ты так боишься? Что, по-твоему, случится, если я буду в нем? По-твоему…

Я чуть не добавила: «По-твоему, я с кем-нибудь перепихнусь на раскладном диване? По-твоему, я случайно залечу, как ты?»

— Мне жаль, — сказала мать. — Но это платье не годится для праздника, который мы с отцом намерены тебе устроить.

Я чуть не спросила, с которым из отцов. Но по ее лицу было ясно, что лучше промолчать. Знакомое выражение. С таким же она запрещает мне ходить на фильмы для взрослых. Она звонит чужим родителям, прежде чем отпустить меня на вечеринку. Она обычно говорит, что ей плевать, когда расходятся остальные — в будний вечер я должна быть дома в десять часов.

Я сняла платье и швырнула его на мамину постель. Оно растеклось жалкой розовой лужицей.

— Милая, мне очень жаль, но…

Я не проронила ни слова. «Лицемерка», — беззвучно произносила я, топая по коридору, увешанному семейными снимками. Вот я лежу в колыбельке, а вот начинаю ходить. Первый день в яслях, в детском саду, в седьмом классе. Я прошла мимо часов, которыми мама так гордится, мимо столов с вазами, полными красных и розовых роз. «Ли-це-мер-ка». Она была всего на пару лет старше, когда занялась сексом с парнем. Настоящим сексом с настоящим парнем. А теперь переживает, что я покажу плечи?

В спальне я рывком натянула джинсы и свитер, после чего достала из ящика с бельем карточку для ответа по поводу бар-мицвы Тайлера. Я спустилась по лестнице, прицепила Френчи к поводку и вышла в ясную ночь. Почтовый ящик висит в конце нашей улицы. Я опустила в него карточку и услышала, как она упала на дно.

13

В десять вечера Питер вернулся домой с ежемесячной викторины, в которую он и его коллеги-диетологи играют в пабе. («Бариатры»[55], — каждый раз поправляет Питер.) Не успел он войти, как я прижала палец к губам, схватила мужа за руку и отвела наверх. Мы на цыпочках прокрались мимо закрытой двери комнаты Джой, я распахнула дверь в нашу спальню и театральным жестом указала на серебристо-розовое платье, распростертое на постели.

— Видишь?! — воскликнула я.

Питер глянул на платье, на меня и снова на платье.

— Красивое, — наконец отозвался он. — Твое?

О боже. Разве мои бедра в него пролезут? Или хотя бы одно?

— «Бэджли Мишка» не шьет на таких, как я. Этот наряд, — трагически пояснила я, — наша дочь собирается надеть на бат-мицву.

Питер осторожно изучил платье, словно оно могло вскочить и задушить его.

— Прекрасно, — начал муж, но увидел мое лицо. — Или ужасно?

Я сделала глубокий вдох, как учили на йоге.

— Это не то, что надо. Совершенно и однозначно не то.

Питер пересек комнату, поднял платье за тоненькие лямки и разложил на скамейке в изножье кровати, затем лег на одеяло, положил одну руку под голову, а другой похлопал рядом с собой. Неохотно я устроилась рядом. Питер легко укусил меня за ухо.

— Вкусно пахнешь, — сообщил он.

— Не уходи от темы. — Я положила голову ему на грудь. — Нам надо поговорить. Надо серьезно… зрело… поговорить… ой, щекотно!

Я захихикала. Мои груди задрожали у него под боком, но он словно не замечал.

— Я подумала, может, мы все делаем неправильно? В смысле, хотим, чтобы праздник обрел смысл. Конечно, смысл — это главное. Но не слишком ли убого — пригласить лишь диск-жокея? Может, нанять танцоров? Или показать фильм о жизни Джой? Как по-твоему, еще не поздно найти режиссера и продюсера? Купить права на пару песен?

— По-моему, не стоит отступать от плана. — Одной рукой Питер расстегнул все четыре крючка на моем лифчике. С годами я не устаю восхищаться этим его умением, — Диск-жокей, вкусный обед, фотокиоск для сувениров. Отлично выйдет. — Муж обхватил мой подбородок пальцами и посмотрел на меня. — И все-таки, что происходит?

Я открыла рот, но поняла, что не могу произнести: «Милый, дело в том, что в этом платье наша дочь выглядит на все тридцать лет». Не могу добавить, что взрослую Джой ждут горести, как и всех нас. Не могу даже прошептать самое худшее: «Если Джой выросла, то что делать мне?» Конечно, моя карьера состоялась, пусть бестолковая и скрытая от мира. Но по-настоящему в последние десять лет меня интересовала лишь безопасность дочери. И это платье — все равно что розовый чек, который выдается при увольнении. «Твоя работа закончена, — словно кричит этот наряд. — Очень жаль, извини, не прищеми себе что-нибудь дверью». Я не могу рассказать Питеру о том, что уже представляю сделку с судьбой: я устраиваю Джой такую вечеринку, какую она хочет, какие были у ее друзей и родственников, и из благодарности она еще какое-то время остается моей маленькой девочкой.

Я достала из прикроватного столика приглашение на бар-мицву Тайлера. Накануне я вытащила его из мусорного ведра.

— Взгляни.

Питер взял приглашение.

— Большое.

— Большое, — подтвердила я. — Вот что Джой считает нормальным. Вот что принято в ее мире. Так, может быть, нам…

Питер поцеловал меня. Я закрыла глаза, когда он снял с меня блузку и лифчик, затем снова открыла.

— Украшения стола. Надо поменять украшения.

— Ш-ш-ш, — Питер снова поцеловал меня, укладывая на спину и прижимаясь всем телом. — Помолчи десять минут.

— Десять минут? — Я снова захихикала. — Хочешь проделать это дважды?

— Умолкни, — прошептал он.

Его горячие губы прижались к моей щеке, затем к шее. Я закрыла глаза и позволила себе расслабиться.

На самом деле мы возобновили разговор не раньше чем через сорок минут. Я изложила свои доводы. Мы лежали в темноте, укрывшись пуховым одеялом. За окном проезжали машины.

— Хочу уточнить, правильно ли тебя понял. — Тон Питера был весьма сухим и рассудительным.