Место под облаком - Сергей Матюшин

— Да вроде они живут под Москвой?

— Это да, а отдыхают тут. Ну еще в Завидове, там вообще все другое, даже лесные звери, трава и рыба.

— Ладно, а куда же обиталей богадельни будете девать?

— Я бывал там. Неинтересно, знаете ли. Так нельзя, чтобы вблизи отдыхающего правительства и министров. Какие-то кособокие горбатенькие тени среди вековых деревьев и крестов, ходят везде, в сумерках вообще ужасно, как привидения, ладно мало… хотя как сказать. Причем смотрят на тебя, нового человека, приезжего, как дети, туда же туристского маршрута нету, как дети, право слово, словно ждут чего, ну как дети ждут, что расскажешь, или подаришь конфетку, печенинку, так прямо руки и ноги целуют. Невозможно. Не советую. Друг мой там главный врач, радовался, что сумел три тонны жмыха в совхозе выпросить.

— Чему же радовался? Рыб прикармливать?

— Да нет, контингент будет зимой кормить баландой на жмыхах, ну там маслица подсолнечного добавит, сахарку, требухи мясной через мясорубку. Но этого ничего скоро не будет, портит же все, тьфу, богадельня, ее под Псков, что ли…

— А ежели коммерчески подходить, — сказал я, — к примеру, организовать для думаков и членов правительства, которые на ином берегу отдыхают, такой туристский недельный экстрим: тыщ за десять вечнозеленых пожить в условиях этой богадельни, в общих камерах, то есть кельях. Зимой, когда баланда из жмыха и коровьих потрохов. Экстрим же! Ведь есть такие туруслуги: неделю в одиночке, в Лефортове или в Потьме, а то и в Матросской тишине. Тишина, как-никак.

Учитель нахмурился. И на его невыразительном, конопатом лице появилась ядовитая гримаска, словно он только что понюхал рыбу пятого дня хранения на солнышке. «Отчего хмурь и пасмурность?» — мелькнуло в моей светлеющей, но начавшей побаливать голове. Я сказал:

— Такие светлые дали распахиваются для здоровья и жизни, из богадельни, да и эхма, гой еси, в дискотеку, растудыт твою в пятьсот сил ломовых!

Впрочем, этого я не произнес, ведь позорное дело произносить однозначные вещи, не суйся в чужой монастырь со своим уставом. Еще спросил:

— Пару угрей горячего копчения?

— Без проблем, — светло улыбнулся учитель. — Триста рублей, через полчаса на этом же месте.

Потом, у края озерной воды светлейшего Селигера я беседовал с бабулей; она белье полоскала в озере, а я стряхивал в него пепел с «Примы».

— Да, да, да-да, а как же, это вон там, на острове Столбном, — влажной ладошкой погладила пространство старушка, — это там, родимый. Она показывала в сторону далекого острова, но так, словно хотела немножко загородить его от моего праздного взгляда, беспечно блуждающего по горизонту, воде и островам. Зачем люди обустраивают острова, если на континенте много удобнее? На пальце у бабушки было полуистертое серебряное колечко с круглым камешком, похожим на ягоду «вороний глаз» (поверхность чуть полупрозрачная, а сам камень аспидный). «Большо-ой остров, красивый, просторный, с двух сторон ямы бездонные, затягивает туда, с другой стороны — валуны гиблые, не подплыть, всякую лодку разобьет, только с одной — камушки и песочек. И луговины, и леса, и ягода всякая в свой срок, там просвирки в часовенке раздавали, и картинки, на картинке наш Нил Столобенский, и по всему свету, почитай, таперича разнесли люди добрые и болезные, не видал рази у кого? Там и сады были у них со всякой фруктой и овощ разный, огороды с картовиной и свеклой, коровы самые лучшие, поросенки, куры, утки, гуси. Ой, всего вдосталь было, а уж грибов да ягод красных, да птиц и дичей по лесу и на болотинах не счесть. Там даже такие монахи были, сынок мой болезный, чтобы и механики, и капитаны на кораблях, да, а как же?»

— А что же делали корабли и капитаны? — подивился я.

— А как же, дак два парохода было у монастыря, потом еще несколько кораблей помене, чтобы рыбу ловить, снетков и судачков махоньких, дюже скусные, и перевозить богомольцев в Свапущу, оттель путь паломнический был, начинался к истоку Волги, Волгушки, рази не знаешь?

— Теперь знаю, — сказал я.

Мне захотелось в Свапущу, и чтобы капитан был при бороде и рясе, и на груди панагия, хотя можно и крест серебряный с изумрудами.

— И в Сибири, и везде в ином месте его знали, родимого нашего, радетеля и заступника, спасителя Нила Столобенского. Он ить поначалу был послушником Кырыпецкого монастыря, что под городом Псковом, у меня зять оттедова, с Пскова, видал как? Хоро-оший зять-то, уважительный, недавно две фуфайки нарядные прислал и наволочку. Ничего не скажу, больших наук достиг. Только че захотел въединица, сбег, говорят, оттель.

— От наук устал, что ли?

— А? Да не, это не зять, это Нил Столобенский уединиться сбег, с тамошнего монастыря к нам сюда, на остров. Пустыньку себе сделал, поселился в землянке для покоя и поста, больно его там донимали, сильно, богомольцы-то неразумные, прямо хотели на щепки его деревянку-то растащить, насилу отстояли мы тогда. Ну вот и сбег. А слава его велика была по всей земле. И рыбаков всегда спасал на море Селигере, ежели в беду попадали иные, а нерадивых много, слышь, было, потому как еды хотелось, рыб ловили когда не положено. Или как узнавал преподобный Нил наш Столобенский, где кто в бедствии, особливо ночью? А вот и узнавал, чуял сердцем своим родным, и сразу на челноке туда, прямо в волну. Сильный был, один на тяжкой долбленке управлялся в любую волну. Чудотворец. А какой крепкий был, все сам строил, и камни какие один ворочал, таким как ты и артелью не стронуть. А плоть изнурял! Великомученик наш, не спал влежку, а так, два колышка были у него вбиты в пещерке в стенку; он подмышками об них обопрется, родимый, и отдохнет немножко, и работать опять, врачевать да рыбу ловить на ямах. А какие прочные лодки делал! По сих пор некоторые плавают, рази не видал? Он и ноги мог лечить всем людям хорошим, а которые плохие, супостаты если, не мог, потому что, слышь, говорят, большое зло ему было не под силу. Деду моему лечил, и вылечил, а иные так и не смогли. Тут все рыбаки были и цыгане ходили много, у них тоже ноги болят всегда. Или вот ежели на коже такие красные болячки большие были, так заговаривал и лечил травами, водой своей из родника. А как помер благодетель наш, потом пришли пальшевики всякие, так тот родник сразу и закрылся, не захотел их, супостатов, лечить. Видал как?

— А куда же все это делось теперь? — подумал я вслух.

— А туда и делось, родимый, куда все деется постепенно само собою. Чему не положено быть, то и пропадает, только память останется. Теперь мало кто чего помнит из прошлого нашего. Вот монахи картинки рисовали, и Нила нашего преподобного из липовых да вишневых чурочек вырезали, всякий мог купить и домой принести, и деткам поиграть, приучались. Бога-атый был монастырь, с кораблями. У них и озерцо было внутри самого острова, всегда с рыбой, которую вылавливали снаружи в Селигере, а потом в это озерцо пускали, вроде пруда, пускали дальше жить, чтобы всегда свежая была к столу, хоть зимой, хоть когда. Всех паломников, пусть хоть кто, монахи кормили три дня и бесплатно, а потом за труды, повинность такая для послушания была, а как же.

А ты чей будешь, откуда такой, или турист? А то у меня в клетушке место есть ночевать, и дияло хорошее, стеганое, и тумбочка, и чайник, и кружка, сто рублев хватит тебе за день?

«Богоявленский собор монастыря Нилова пустынь грандиозен!» — сказал студент, к которому я подчалил час назад за столик в ресторане. — Мы сейчас реставрацией занимаемся. Денег нам побольше бы и материалов, материалы нужны классные, чтобы век все продержалось, фрески особенно. Тут организации все дохлые, шефа надо, спонсоров. Думаете, если городок маленький, так и богатых нет? Спонсора надо, чтобы старину любил, и верующий. Где только взять такого, все замороченные, закрученные, говорят: деньги в деле, свободных нет. Отмахиваются… Не понимаю. Это же живая история наша. Руки есть! Я бы тогда всех наших завел так, что за сезон отделали бы! Сто процентов! А что? Смотрите. Дали бетон в том году. Сделали мы два крыльца у часовен. На этот год приезжаю, крыльцов нету, ни одного крыльца. Где, спрашивается? Все оползло и дождями размыло. Что это за бетон такой?»

— Ну-у, так не бывает, бетон же, — засомневался я.

— Бетон размыло во-одой! Каково? Э-ээ, мне бы живые деньги, чтобы сам распоряжаться, самому, понимаете? Что эти бумажки решают, договоры да подряды? Мы все, да, мы бы сами все тут… Как первозданное! У меня ребята — художники как на подбор! Познакомьтесь, например, это превосходная художница Катя, специалист по архитектуре восемнадцатого, техникой левкаса владеет в совершенстве, ее работы в Европе есть, даже в частных коллекциях, а тут… Нет пророка в своем отечестве, мы же минимум просим. Хотите, она вам сейчас в деталях расскажет какие кладки в начале века делали, какой раствор брали для каждого этажа и из чего эти растворы делали? И какие присадки, добавки существовали? Ведь каменные блоки фундамента разделить невозможно, вот какой раствор был, а теперь цемент дождями размывает. Строители были верующие, совестливые люди, а нынешние? Вы знаете, как было вначале? Ну вот только вообразите, что тут было до нас. Так… Проект, значит, собора, составленный Карлом Ивановичем Росси и Иосифом Ивановичем Шарлеманом, — отчества были выделены мимикой, жестом и интонацией, и Катя прикивнула на каждого «Ивановича», — позднего классицизма предназначался вначале для…