Хранители магии - Кэролайн Стивермер

— Ну, ведь он же американец. Надо делать на это скидку. — Он снова повернулся к Кромеру. — Вспомните: он был единственным человеком, который летал на британском самолете и смог закончить гонку вокруг Англии. Он ведь завоевал кубок Мишлена. Мы не станем списывать его со счета.

— Тобиас приехал с аэродрома в Фарнборо, чтобы за нами шпионить, — сообщил Кромер всем сидящим за столом, а потом ответил гостю: — Думаю, я выражу всеобщее мнение, если скажу, что для нас ваш визит — большая честь.

— Он не шпион, — парировал Полгрейв. — Он проводит разведку.

— Тонкое различие. — Похоже, Тобиаса это позабавило.

— А где же проводить разведку, как не там, где собрались первопроходцы? — закончил Кромер.

— Я больше не допущу, чтобы мою поездку планировал лорд Файви, — добродушно заявил Тобиас. — В следующий раз устрою скрытую атаку.

— С воздуха? — спросил Полгрейв.

— Конечно с воздуха, — ответил Тобиас. — В будущем это станет единственным эффективным способом ведения военных действий, вы в этом убедитесь.

— Жду не дождусь. — Вид у Полгрейва был угрюмый. — Было бы интересно посмотреть, что причинит больше разрушений: предметы, которые пилоты бросают за борт, или кусочки оборудования, отваливающиеся с самого аэроплана.

— Или, возможно, удар самого аэроплана, падающего на землю, — сказал Кромер. — Но серьезно: что вас сюда привело?

— О, шпионаж! — Тобиас округлил глаза. — Всем известно, что вы, гласкасловцы, имеете тайный доступ к бюджету министерства. Я здесь просто для того, чтобы получить какие-нибудь подсказки.

— Самое важное, — заявил Кромер, знаком прося еще вина, — это постоянно умасливать денежных людей. Гостеприимство, вот пароль. Гостеприимство, простая уверенность в себе и удивительная острота зрения, — добавил он, кивком указывая на Лэмберта.

— И острота ума, — добавил Полгрейв. — Это никогда не лишнее.

— И не забывайте о бесстрашии, — вставил Лэмберт.

Поскольку принесли еще вина, он приготовился извиниться и встать из-за стола. В мире нет ничего столь неинтересного, как наблюдать за опьянением других.

— И бесстрашие, — согласился Полгрейв. — Бесстрашие всегда полезно.

— И простая природная хитрость, — сказал Кромер. — И это практически все, по-моему. Как вы думаете, удастся вам все это запомнить?

— Надеюсь, — пожал плечами Тобиас. — Главная идея — это уверенность в себе вплоть до самообмана и еще гораздо и гораздо более сильная.

— Хорошо сформулировано, — одобрил Полгрейв. — Но, с другой стороны, если все, что я слышал о безрассудных авиаторах, правда, то это ваша специализация, не так ли?

Похоже, Тобиас не нашел в этом заявлении никаких изъянов — как и в гостеприимстве в течение остального вечера. После того как Лэмберт их покинул, вся троица еще долго сидела за столом, весьма довольная собственным остроумием.

Джейн отъехала от главных ворот, сосредоточившись на порученных ей делах: купить пузырек туши, долить бензина в бак «Минотавра» и вернуть автомобиль в его безопасное стойло в каретном сарае Брейлсфордов. К своему глубокому огорчению, вернувшись домой, Джейн узнала, что Эми пригласила на чай нескольких приятельниц, чтобы познакомить с преподавательницей из Гринло. Но поскольку импровизированная экскурсия в Нижний Пезертон отняла у Джейн слишком много времени, к моменту ее возвращения последние гостьи успели уйти.

Эми настолько разволновалась, что у нее начали выпадать из волос шпильки.

— Разве я сказала хоть слово, когда ты ушла на ленч к Роберту в столовую, не отправив мне весточку? Нет!

— Я прошу прощения. — Джейн была воплощением кротости. — Это было очень невежливо с моей стороны.

Эми кивнула настолько энергично, что очередная шпилька упала на пол у нее за спиной.

— Разве я сказала хоть слово, когда ты увезла Роберта на железнодорожный вокзал, до которого ехать самое большее пятнадцать минут, а потом просто исчезла с его машиной? Нет!

— Мне очень жаль. Непростительно было…

Эми потеряла еще одну шпильку.

— Ты хоть понимаешь, в какое неловкое положение поставила меня своей невнимательностью? Что я скажу приятельницам?

— Пожалуйста, извинись перед ними от моего лица. — Джейн не сомневалась, что подругам Эми было гораздо интереснее обсуждать ее проступок, нежели с ней разговаривать, однако она не стала высказывать эту мысль вслух. — И пожалуйста, скажи мне, что ты принимаешь мои извинения!

Эми смягчилась раньше, чем ее прическа испортилась полностью. Стараясь загладить свой проступок, Джейн помогла невестке пересчитать белье.

— Очень мило, что ты мне помогаешь, — сказала Эми. — Меня очень успокаивает, когда я проверяю комплекты простыней и складываю скатерти.

— Да, это действует очень успокаивающе.

Джейн добавила бы, что это действует как снотворное.

— А вот без конца собирать столовые салфетки, наоборот, терпения не хватает. Не могу понять, что с ними происходит. Можно подумать, они состоят из корпии: отдаешь их в стирку, и они там просто растворяются. — Эми отсчитала еще дюжину. — Я понимаю, глупо тревожиться из-за того, что Роберт до сих пор не прислал телеграмму. В конце концов, он приехал на место совсем недавно. И откуда мне знать: он мог отправить телеграмму уже несколько часов назад, а ее просто еще не доставили. Вот только я сегодня просыпала соль, а это всегда дурная примета.

Джейн складывала и разворачивала, считала, пересчитывала всевозможное белье и выражала сочувствие Эми, пока не пришло время ложиться спать. Занятие было достаточно приятным, и к тому времени, когда они его закончили, их волосы и одежда пропитались запахом лаванды, саше с которой они укладывали в белье. Аромат лаванды и чистого белья казался Джейн истинным запахом домашнего спокойствия. Она ощутила укол непривычной зависти к безмятежной атмосфере дома Эми и Роберта. Возможно, в совместной жизни было больше притягательного, чем она подозревала раньше.

А растет ли лаванда в Вайоминге? Джейн отмахнулась от этой мысли, беззвучно рассмеявшись. Это Эми могла бы интересоваться подобными вещами.

Ночью, когда все домочадцы Брейлсфордов уже давно спали, Джейн сидела за секретером в своей комнате и писала письма. Лишь только пробило полночь — и она отодвинула бумаги в сторону и установила в центр промокашки глубокую тарелку, которую прихватила внизу — из королевского вустерского фарфора, с цветами и бабочками за широкой полосой синего и узкой полоской золотого.

Произнося слова негромко, но внятно, Джейн откупорила полный пузырек туши и осторожно вылила его содержимое в тарелку, так что она наполнилась до синей полосы. В течение нескольких секунд блестящая поверхность отражала лицо Джейн и бронзовую люстру с газовой лампой на потолке. А потом отражение исчезло, и перед ней не осталось ничего, кроме матовой черноты. Самым уголком своего сознания Джейн ощущала стабильный дискомфорт от границ Гласкасла: они были неприятно близкими, хотя и находились на другой стороне города. Она решительно сосредоточилась на абсолютной темноте, отсекая влияние границ: любая помеха была недопустима.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});